Таковы мои дела, и они - лучше, чем следовало ожидать в данной нам временем ситуации.
Будьте здоровы! Обнимаю Вас и Василия Абгаровича!
Ваш - В. Соснора
Но адрес все равно материн.
74
7.12. 73
Дорогой Виктор Александрович, не сердитесь, что не ответила на письмо. Пробовала звонить Вам в Комарово. Но там или не отвечают, или занято. Напишите по какому телефону и в какое время звонить в Ленинград. Пожалуйста!
Мне трудно писать физически - устала!!!..
Эти дни не могу поймать Слуцкого. Жена его в больнице, после серьезной операции. Думаю, что он целые дни там. Буду звонить еще и еще.
Подстрочники с грузинского обещал мне для Вас Симонов. Но пока ничего не дал.
Напоминаю ему и еще напомню.
Ваш вариант стихотворения Маяковского - прелестный. Делайте с ним все, что хотите. Вернее - что удастся.
Неужели Слуцкий не послал Вам подстрочник? Он взял у меня адрес Вашей мамы. Может быть, дозвонюсь ему сегодня вечером. Письмо это опущу завтра.
Соскучилась по Вас! Давно мы не виделись. Что же все-таки с Вами будет?!
Мы оба обнимаем Вас.
Лили
Только что говорила с Ритой Райт. Она на днях приехала из Риги. Латышские редакторы сказали ей, что они не то заключили, не то собираются заключить с Вами договор на переводы с латышского. Свяжитесь с ними! А Рита 23-го едет на десять дней в Ленинград. Она просит Вас позвонить ей
24-го по тел. 72-79-25.
8.12
Только что дозвонилась Слуцкому. Четыре дня тому назад Вам послали 200 строк словацкого подстрочника и книгу. Срок - две недели. Адрес правильный. У Симонова пока ничего не вышло.
Обнимаю, люблю
Л.
75
13.2. 74
Дорогой мой Виктор Александрович,
Вася маленький передаст Вам 100 рублей. Пригодятся?
У нас слякоть. Сегодня едем в Переделкино. Литфонд надумал делать нам террасу. Любопытно посмотреть. Не понимаю, отчего вдруг такая любезность? Видит бог, не заслужили.
Все остальное плохо, кроме, конечно, Ваших стихов и рассказов. Читаем и перечитываем. Не ответила Вам на Ваше желание посвятить мне парафразу Маяковского. Рада этому, конечно.
Остальное расскажет Вам Вася-fils.
Сердечный привет Вашей Анне. У нее очень приятный голос.
Обнимаю.
Лиля
76
21.2. 74
Дорогая Лиля Юрьевна!
Спасибо - большое - Вам за деньги. Они, естественно, пришлись очень кстати. Авось разбогатею…
Только, пожалуйста, не думайте сейчас о моем неустроенном бытие. Дела, как и жизнь вся, потихоньку налаживаются. После беседы в высоких инстанциях кое-что пошло. Заключил договор на повесть. Вся прелесть этого договора в том, что нужно делать из пяти - два листа (журнальный вариант). Ума не приложу, как это сделать, но договор заключил, и кое-какие копейки будут. Кой-что из стишков восстановил. Посмотрим.
В остальном - в Ленинграде какой-то земляной асфальт, погода - как самовыраженье тоски, с обменом вроде бы налаживается, но - тьфу, тьфу, тьфу - помолчим. Не работаю уже несколько месяцев. Миозит: плечо, лопатка, правая рука. Растираюсь. Но не работаю, конечно же, не поэтому: не ах какая болезнь! Просто - выдохся, все это существованье последних времен - сплошная невралгия, не до работы. Я говорю о работе своей. А так - две недели назад сдал одиннадцать рецензий на прозу и сейчас делаю шестнадцать рецензий на стихи. Это - цифры астрономические, но рецензии внутренние, так, рублей сто пятьдесят за все получу. Да переводов тоже натворил. "Так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова".
Простите, я хочу пару слов сказать насчет магнитофонной записи, поскольку разговор там идет и обо мне. "Под Маяковским" я ходил долго. Все раннее юношество. Где нам было тогда разобрать что к чему. Хлебникова или Блока узнал позднее. Пастернака понял еще позже. Мандельштама никогда и сейчас (при всех реверансах) не приемлю. Идея Василия Абгаровича насчет того, что поэт состоит из поэта и читателя, абсолютно не соответствует не только нашему, но и никакому времени. Поэт состоит только из поэта. Читатель, да простит меня Вас<илий> Абг<арович>, - в этот состав не входит, ибо поэт только творит, а читатель только читает то, что уже сотворено. Так, поедая телятину, читатель все же не сумеет вообразить себя тельцом. Он предполагает - и только. Это грустно, но это так. Не потому ли ведут на веревке поэтов под нож, чтобы потом съесть? В данном случае я не имею в виду Читателя с большой буквы, ибо таковой Читатель по таланту равен Поэту, а их - Читателей, как и Поэтов, - единицы.
А в общем, пока не обменяюсь, в Москву не попасть. Жалко. Не потому, что какие-то дела, а потому, что хотелось бы повидаться с Вами, поговорить. Здесь - вообще - не с кем. Из окна моего слева - сумасшедший дом, справа - кирпичная стена высотой метров 10, а на ней колючая проволока, а что за ней - кто ведает. Не "фантазирую" - Кулаков видел.
Рядом гавань, из нее корабли выходят: "счастливого плаванья!". А за стенкой моей комнаты - уголовник Юра, только что вышедший из тюрьмы, водит герлс с Московского вокзала (самая дешевая, штампованная марка герлс).
Но ничего. Читаю о Пришвине, об Ал<ексее> Ник<олаевиче> Толстом и о Багрицком - сразу трио воспоминаний. Глупость - все. Но и животная жвачка Пришвина сейчас - "сложная философия". "Стоял дуб, на дубе стояла ветка, на ветке стоял тетерев, он пел о любви". Всё. Догадайся о вселенских обобщеньях. Идиотизм.
Получил приглашение из Парижа и из Вандербилда (США, юг). Хо-хо!
С Вас<илием> Вас<ильевичем> - никакого разговора не было - он был занят гостями, я только взял письмо в номере и ушел. Еще раз спасибо за заботы. Но думаю, что в этом отношении (денег) у меня в самое ближайшее время скромно, но уладится.
Анна очень растрогана была Вашим письмом и особенно Вашими приветствиями ей. Она вас боготворила и до встречи со мной. Кланяется - Вам.
Обнимаем Вас, Василия Абгаровича!
Будьте здоровы!
Ваш - В. Соснора
77
13.5. 74
Дорогая Лиля Юрьевна!
Вот - все никак не выбраться в Москву.
Анна заболела воспаленьем легких еще в марте, потом отравилась какой- то дрянью и сейчас на месяц в Бехтеревке (так положено после этих игр). В общем, у нее все нормально, никаких последствий, и - да простит мне Бог кощунства - все сие от безделья.
Пять месяцев просидеть в одной комнате, почти никуда не выходя, лицом к лицу, для нее, может быть, - обыкновенное бытие, для меня - каторга, почище каторги государственной. О работе говорить было нечего - все инстинкты звериные проявляются во всей своей прелести. Последнее время уже не говорили - рычали.
После 28 апреля - дня рожденья! - заболел я (следовало ожидать!). Так что с двадцать девятого сижу на дивной диете, пожираю невиграмон, но - пишу много. Когда один, комната моя очень недурна - светлая, солнце, тихо. Попробовал стихи писать, написал несколько, поэму начал, но стихи - перепев прошлого года, поэма - самоподражанье "Мой милый!". Бросил. Пишу цикл рассказов. Они давно крутятся в моей дурной голове. По плану - семь. Не знаю, что вытанцуется, но, кажется, получается. С переводами пока - худо. Беден Ленинград наш.
В Москву теперь планирую приехать числа 20. Но… наши литфондовские сердобольцы-врачеватели устроили мне полную проверку. А в поликлинике нашей ничего нет. Вот и мотаюсь плюс ко всему с направлениями по всем поликлиникам - электрокардиограммы, и анализы всевозможные, и рентгены, и… Так что это дело нужно привести к успешному финалу и… или залечь в больницу, или бодрым и юным смотаться куда-нибудь к дьяволу подальше. А куда? - этим летом не знаю. Гадаю. При моей обломовщине - что нагадаю? Кто потащит за шиворот?
Прислали из "Юности" письмо, что во втором квартале дают мою подборку. Второй квартал - это апрель, май, июнь. Что-то не вижу подборки я. Идет ли - не знаю.
Михаил Алексеевич ничего не сообщает. Да, наверное, особенно и нечего. Вот как живу. Выступления все еще не разрешают.
А Вы - как? Сакраментальное - главное, будьте здоровы! Обнимаю Вас! Василия Абгаровича!