Очень прошу вас посмотреть № 8 журнала "Литературное обозрение". Статья обо мне хамовитая, но - точная по сути. Все шагают в ногу, один я, ко всеобщему изумленью, не попадаю в "обоймы". Даже комплимент.
Как бы попросить Слуцкого, что ли, чтобы мне добыли переводы. Должны же они все-таки понять, что при "неизбывной" их любви ко мне, мне нужно иметь какой-то кусок хлеба. Живу только в долг, а - чем отдавать? Может быть, насчет переводов Рита Яковлевна Райт может помочь? Или - еще кто? Посоветуйте просто. Ведь у них есть и переводы прозы с подстрочника (так делают с народами СССР), а с польского я могу переводить с подлинника, так же и с украинского.
Если бы было какое-то договорное дело - я бы приехал в Москву, а так - как приехать, неизвестность, да и без денег.
В общем, сейчас "печаль моя светла". В Комарово - туман и - только трудиться.
Вот и "отчеты" почти за полугодье, не хорошие, не плохие, как и следовало ожидать.
БУДЬТЕ ЗДОРОВЫ! Обнимаю Вас! Василия Абгаровича!
ВАШ - В. Соснора
П.С. Мой адрес пока: Ленинград, Комарово, Дом творчества писателей, но основной все равно - матери.
* * *
Я вышел в ночь (лунатик без балкона!).
Я вышел - только о тебе (прости!).
Мне незачем тебя будить и беспокоить.
Спит мир. Спишь ты. Спят голуби и псы.Лишь чей-то телевизор тенора
высвечивает. Золото снежится.
Я не спешу. Молений-телеграмм
не ждать. Спи, милая. Да спится.Который час? Легла ли, не легла.
Одна ли, с кем-то, - у меня - такое!
Уже устал. Ты, ладно, - не лгала.
И незачем тебя будить и беспокоить.Ты посмотри (тебе не посмотреть!)
какая в мире муть и, скажем, слякоть.
И кислый дождь идет с косой, как смерть.
Не плачу. Так. Как в камере. Как с кляпом.Ночь обуяла небо. Чудный час!
Не наш. Расстались мы, теперь - растаем.
Я вышел - о тебе. Но что до нас
векам, истории и мирозданью?В такие вот часы ни слова не сказать.
А скажешь - и зарукоплещут ложи.
А сердце просит капельку свинца.
Но ведь нельзя. А то есть - невозможно.Не подадут и этот миллиграмм.
Где серебро моей последней пули?
О, Господи, наверно, ты легла,
а я опять - паяц тебя и публик.Мои секунды сердца (вы о чем?).
Что вам мои элегии и стансы?
Бродяги бред пред вечностью отчет?! -
опавшим лепестком под каблуками танца!Нет сил у слов. Нудит один набат
не Бога - жарят жизнь тельцы без крови!
Я вышел вон. Прости. Я виноват.
И незачем тебя будить и беспокоить
было…
П. С. Все-таки адресат всей моей книги не недостоин вообще моих стихов, а - невоспитан и недальновиден. Жестокость может быть разного рода, но поэт - не "Бог неприкаянный", по Пастернаку, а - та же кровь, сердце и мясо, что и у ткача, опять-таки. Можно не любить, игнорировать, отказывать, но не вилять, как дворняжка, перебегая от одного кусочка колбасной кожуры к другой куриной косточке. Сие именуется по-французски - содержанка. Клянусь, при всей своей мнительности, мистикообразности, даже истерии, после всей этой истории - хохочу над самим собой самым здоровым и добросовестным хохотом, - как Санчо Панса или Гаргантюа: влюблен был чуть ли не в Сергея Смирнова! Остается петь песенку о яблоньках и яблочках, которые все падают и падают и все недалеко.
Но мы будем добры и продолжаем путешествия Вечного жида и Дон Жуана. А всерьез: если я допустил в самом стихотворенье что-либо недопустимое по отношению к подлиннику - уничтожу, как уничтожил в прошлый раз ответ на "Огонек".
ВАШ - В. Соснора
73
29.11. 73
Дорогая Лиля Юрьевна!
Звонила Луэлла Александровна и сказала, что Слуцкий выслал на адрес матери переводы. СПАСИБО - ВАМ! Потому что нищ, как не бывало. В Комарово уже мозги стали покрываться легким ледяным налетом - и холодно, и нет горячей воды (ездил на Финляндский вокзал в баню! ДОМ ТВОРЧЕСТВА!), кормили, как кур с помойки. Ну ничего. И там кое-что наработал.
Установил странную и хорошую, в общем-то, вещь: без Марины я спокоен и тружусь в три раза больше и лучше. Все-таки "жизнь на вулкане", байронизм и дьяволиада - не для меня. Я - пес не буйный, но кабинетный. И хорошо к рукам прибирающийся, если эти руки не бьют.
Сейчас снял комнатку у друга (у бабушки друга, она (комната) проходная, но бесплатная, а бабушка ходит бодро к своему кавалеру играть в преферанс и пылко обсуждает со мной своего внука и свое будущее). Не знаю, как дальше, но пока работать можно, что и делаю. И временами одному быть - ничем не заменимое блаженство. Как бы это не кончилось монастырской кельей (если, конечно, там будет жареная телятина, телефон и какая-нибудь грешница) - простите за фривольность.
Марина тактику переменила буквально на днях, когда я уже (наконец- то!) подал в суд все документы и вот-вот должна быть повестка. Она, как мне передают, ни в какую не хочет ни разводиться, ни меняться. Ну что ж. Будем мужественны и понадеемся на справедливость и снисходительность к мужчинам со стороны лучшего в мире советского суда. Она никак не поймет, что я не "колеблюсь", не "раздумываю", что для меня это независимо, официально или нет, - уже не существует, как это ни безрадостно и ни больно "за бесцельно прожитые годы".
Вот я и закончил, в общем-то, книгу страшного года - года Дракона (о не зарекайся, еще месяц!). Книгой доволен. Боль-ша-я. Хо-ро-шая. Без Марины! Лето бы и одному - в лес, и не писать бы все лето… Да не выйдет.
"Пришла беда - отворяй ворота". "Нева" зарезала повесть, выплатив за нее почти сто процентов. Грозят судом. Хотят, чтобы возвратил деньги. Весело, честное слово: суд - так суд. Посмотрим, как они будут доказывать "историческую правду" - повесть о Державине. Главный редактор говорит серьезно: "Вы исказили историческую и героическую картину того времени! Ведь тогда Суворов взял Альпы и Апеннины!" Я ему говорю, что тогда Суворов еще простеньким солдатиком в коротких штанишках бегал. А <он> восклицает: "Это ложь! Это дегероизация!"
Боже, Боже, если я завтра скажу им, что подметка - это подметка, меня будут уверять, что подметка - это балык из лососины. О чем говорить! На что сетовать! Правда, веселюсь!
И как не веселиться, если я выступал на вечере Филармонии с переводами псалмов, а оказалось, что вечер - юбилейный и - несовместимость псалмов и юбилея. Действительно, несовместимость. Но откуда я знал, что годовщина? Кто меня предупредил? Но это - ничего. Больше всего всех возмутило, что я выступал в свитере и сапогах! Это сейчас преступление, равноценное уголовщине. Но… у меня развалились все башмаки и уже три года нет ни одного костюма. Клянусь Вам - это правда.
Но жизнь - анекдот какой-то. Каждый гастролер придает себе какое-то мировое значение, не понимая своим мерзлым мозгом, что человечки-то глянут, ухмыльнуться и пойдут кушать кашу. И вот дрожат от гнева обком, все инстанции, секретариат, - снять с него сапоги и надеть сапоги фабрики "Скороход" и костюм "Индпошив". Купите, любимые мои, я - клянусь, надену, ибо каждый вечер стоит пятнадцать рублей и ради этого стоит пощеголять в замечательной обуви и костюме. О ГОРЕ!