Писал ли Вам, что Виктор Ворошильский написал обо мне гигантскую статью со всей биографией? Пишут же люди…
В номере пятом "Авроры" три моих стишка, но, к сожалению, здесь на хуторе у меня журнала - нет. Холодина здесь беспросветная. И к лучшему: трудитесь, товарищ труп. Никаких женщин нет. Хожу в день километров по 15, как всегда летом. Грибочков еще тоже нет. Жду не дождусь, так женщин не ждал, когда же они появятся. Ненавижу охоту, рыбоубийство, знаюсь только с детьми леса. Собственно, и все. Буду перерабатывать свою одну повесть, как говорят в издательстве, - это работа "творческая".
Будьте здоровы! Обнимаю Вас и Василия Абгаровича!
Ваш Вечный жид - В. Соснора
Теперь мой адрес на два месяца:
Эстонская ССР Валгаский р-н г. ОТЕЛЯ до востребования.
69
21. 6. 73
Дорогая Лиля Юрьевна!
Посылаю вам продукцию моего последнего месяца. С ЭТОЙ женщиной все кончено, да и со всеми моими "невестами". Так что скрывать нечего, покажите, пожалуйста, стишки Тамаре Владимировне (она все-таки была тогда в Дубултах), да и кому хотите. Ведь это - стишки, а не письмена.
Передающий все это - мой давний друг, каждое лето мы ездим вместе на лето вот уже лет 8. Простите за "выражения" в поэме, но здесь - так нужно, этого требуют так называемые художественные особенности в данном случае, и против них я - бессилен.
В Москве ли Кулаков? Если да, то есть ли возможность познакомить его с Шагалом? Авось, поможет хоть словом.
Сижу на хуторе. Начал новую книгу стишков типа "Пастораль, или Эстонская элегия". Посмотрим. В общем-то, вся моя злость - совсем и не злость, - так, рычу, как котенок. Что же мне делать? Слава богу, жив, здоров, пишу много, женщин - нет, - и прекрасно! Жизнь движется. Тяжело, как мул, с большими ушами, но - все-таки.
Будьте здоровы!
Обнимаю Вас, Василия Абгаровича!
Ваш - В. Соснора
П. С. Простите, барахлит машинка.
Да, совсем забыл. Лиля Юрьевна! Раз А. Вознесенский так клялся в любви, то сейчас появилась небольшая возможность ее реализовать. Я отдал в "Юность" гигантскую подборку стихов - может быть, он сможет там сказать свое слово, - ведь это из его журналов.
70
9.7. 73
Дорогой мой, самый лучший поэт, Виктор Александрович!
Читаю и перечитываю без конца Ваши такие грустные стихи и такие чудесные.
Не отвечала долго, оттого что болят суставы и болит душа. Не знаю, что хуже.
Вознесенский был в "Юности", где ему сказали, что у них нет Ваших стихов, что они хотели бы напечатать Вас, если б Вы им что-нибудь прислали (?!).
Шагала видели один раз у него в гостинице. Он был здесь гостем Мин<и- стерства> культуры и ни с кем ни о чем не разговаривал.
Завтра едем к Кулакову - смотреть его картины.
Надеюсь Плучек заключит с ним договор на оформление спектакля "Баня".
Живем в Переделкине, пьем "мумио".
На днях напишу длинное письмище.
Мы оба обнимаем Вас.
Лили
71
6. 9. 73
Виктор Александрович, дорогой, любимый!
Где Вы? Что с Вами? Отчего молчите?
Беспокоюсь. Каждый день думаю о Вас. И Кулаков уехал - некого спросить о Вас.
Напишите хоть два слова.
В<асилий> А<бгарович> обнимает. И я - очень крепко.
Лили
72
15.11. 73
Дорогая Лиля Юрьевна!
Не писал, потому что было все плохо, а об этом писать тоже как-то плохо.
В Отепя думал, что уже исчерпан, но написал еще большой цикл к книге (моей, конечно же, не для типографий). Вставил в книгу два эссе, или рассказа новых: одно о любви лягушки и человека, второе "Памяти Пастернака", которое, в общем-то, - памяти Эльзы Юрьевны, - о Париже, о похоронах.
Попросил Кулакова оформить для возможного где-нибудь (где?) издания, это мне больше важно, чтобы книга была КНИГОЙ - целиком.
Думал, что и на Отепя тема исчерпана, но здесь сейчас, в Комарово, набросал еще большой третий цикл книги. Так что будет большая. Кроме того, у Кулакова возникла мысль вставить в иллюстрации фотографии, или фотомонтажи, где должны быть Вы, Эльза, - так что если не возражаете - дайте ему, пожалуйста, фотографии. Там должно быть фото Пастернака, Пушкина, Лермонтова, Эдгара По и т. д. Потому что - немало моих интерпретаций, или прелюдий, - не знаю, как все это назвать.
Я посылаю Вам мою интерпретацию Маяковского - Вам и считал бы бестактным не только публиковать, но и пускать ее в самиздат без Вашего ведома и разрешения. Если оно Вам понравится - посвящая Вам, постскриптум, конечно же, ибо постскриптум, конечно, - 43 года после подлинника этой темы.
После Отепя я поехал в Латвию на Дни поэзии. Очень полюбили меня - пиры, еле выкарабкался. Переводят мое то, что здесь - нет, но что толку на латвийском!
После Латвии поехал на Кубань, а потом в Геленджик. Там все было прекрасно, очень милые хозяева, стихи любят и понимают, маялись со мной, как с младенцем.
И вот теперь - в Отепя. В Гагре, попутно, сделал последнюю попытку "встречи" с Натальей. Слава, слава, что и оказалось - последней. И на сей случай - это не слова. Она хочет, чтобы за нее шла кровопролитная война, как, простите, наверное, хочет всякая женщина, да и всякий человек. Но она-то, к сожалению, не Елена Троянская, а я не Александр Македонский (к счастью). Я теперь, как и весь советский народ, сторонник мирного урегулирования и идеологических и нравственных конфликтов!
Марина вроде потише (даже не звонил, но осведомлялся), и, кажется, дело к концу близится.
В Комарово же взял камеру потому, что жить - негде, снимать комнату не на что, а до обмена - далеко-далече.
Даже как-то лучше, честное слово, когда такая полная безнадежность. Не в смысле отчаянности, а в смысле - нет надежды ни на женщин, ни на публикации, ни на друзей здесь - нет. Впрочем, мы от друзей почему-то всегда требуем бог весть что и страшно обижаемся, когда они не исполняют какую-нибудь самую малую нашу прихотливость. А - сам?
А сам - тоже самородочек еще тот. В конце концов, человеческие права и обязанности - одни: и у гения (не о себе, не Вознесенский) и у ткача, что ли. А мы присваиваем себе сверхъестественные права на властвование и - никаких обязанностей. Несправедливо.
Пишу, пишу, пишу. Обнаружил незаконченный роман и после стихов буду делать из него небольшую, но концентрированную повесть. Романы-то у меня все равно не получаются - ни в жизни, ни на бумаге.