– Да. – Его взгляд был обращен куда-то вдаль. – Каждый год Жан Жак проводит несколько месяцев подряд в частной клинике в Швейцарии.
– Какой ужас! – Я подавленно разглядывала кофейную гущу на дне чашки.
– Вы готовы? – Шеф очнулся первым и взглянул на часы.
– О да! – Я встала из-за стола.
– Тогда поехали! Нас ждут! Честно говоря, я волнуюсь.
Серебристые ели и кедры защищали особняк магната Леско от чужих глаз. Саут-Вест-Мэрин-драйв, самый фешенебельный район Ванкувера, словно парит над городом.
В ясные дни отсюда можно разглядеть границу с американским штатом Вашингтон. Этот район считается символом успеха и процветания. Другим символом являются плоты на реке Фрэйзер. Вот и сегодня пыхтящие буксиры с усилием тянули их к лесопилкам.
Машина подвезла нас по гравийной дорожке прямо к роскошной двери из красного дерева. Мы позвонили в старомодный звонок и стали ждать. Спустя три минуты дверь распахнулась, на пороге стоял величественный старик.
"Вы к кому? – Его цепкие черные глаза моментально – считали" информацию.
– Мы к господину Леско, нам назначено, – отчеканила я, ежась под острым взглядом дворецкого.
– Входите, я доложу, – веско сказал старик, оглядев нас подозрительным взглядом частного детектива, и мне почему-то захотелось развернуться и убежать из этого дома, в котором все вопило о благосостоянии хозяина.
– Вон, видишь, – шеф толкнул меня локтем в бок, – на стене висит грамота?
– Ну и что?
– Леско мне в прошлый раз рассказывал, что она подписана королевой Англии!
Я оглядела просторную гостиную, куда нас привел дворецкий. Чего еще можно было ожидать от дома, в котором висит грамота с подписью королевы?
Магнат неслышно вошел в гостиную, несколько секунд с удовольствием созерцал наши лица, а затем громко кашлянул. Шеф заулыбался, господин Леско протянул ему руку и заговорил неожиданно глухим, как из подземелья, голосом.
Обед был накрыт в огромной, сводчатой, как станция московского метро, столовой. Стол был уставлен изысканной фарфоровой посудой, вазочками с фиалками; стекло и серебро слепили глаза. За столом прислуживал официант с выправкой офицера. Блюда были настолько французскими, что невозможно было понять, что ты ешь – мясо или рыбу.
Шеф сразу же приступил к делу: деревообрабатывающие станки не давали ему покоя. Я стала переводить и растерялась: наш хозяин шепелявил, отчего многие слова звучали совсем по-другому, и мне приходилось переспрашивать. Шеф быстро жевал, жестикулировал и постоянно перебивал господина Леско. Тот улыбался, шевелил мохнатыми бровями, отпивал вино из пузатого венецианского бокала и слушал шефа. Видимо, в русском предпринимателе он узнавал себя, ведь бизнес – самая горячая и самая постоянная страсть.
Уже стемнело, когда мы покинули особняк господина Леско. Довольный сделкой, канадский магнат смеялся гулким смехом, похожим на лай собаки Баскервилей. Шеф улыбался и без конца пожимал руку магнату. Лесная промышленность России спасена, да и банковский счет шефа будет пополнен. Все довольны.
В машине по пути в гостиницу шеф продолжал улыбаться. Его идея обрела вполне реальную оболочку и больше не изматывала его мозг. Он рассеянно глядел по сторонам, невнимательно слушал мои замечания, а потом заметил:
– Вы вполне можете успеть домой, если улетите ближайшим рейсом.
– Вы меня отпускаете? – Я не верила своим ушам.
– Конечно. Вы хорошо поработали, можете теперь отдыхать.
Вихрем я ворвалась в отель, подбежала к стойке регистрации и попросила выписать счет. Рейс в Москву ровно через час. Я спешно собрала вещи, упаковала чемодан и покинула уже такой обжитой, уютный номер. Выкатывая чемодан на улицу, к стоянке такси, я увидела знакомого портье.
И меня осенило: Серега Синицын!
Русская фамилия сорвалась у меня с губ, прежде чем я успела опомниться. Но я знала, что ошибки не будет.
Портье вздрогнул, дернулся всем телом, тележка, груженная багажом, накренилась, и чемоданы медленно, словно раздумывая, стали съезжать на безупречно чистый асфальт. Уши носильщика заалели. Водружая "ле багаж" назад на тележку, он старательно делал вид, что не понял меня.
– Такси, мадам? – нетерпеливо осведомился таксист, выходя из машины и принимая у меня из рук чемодан. – В аэропорт?
– Да-да, конечно. – Я криво улыбнулась и, не глядя на растерянного портье, уселась в машину.
Надо же, встретиться в другом полушарии с Серегой! Одноклассником, с которым просидела за одной партой почти восемь лет! Серега был влюблен в меня с первого класса, носил за мной портфель, а однажды на день рождения подарил сшитое им самим сердечко и зашил в него письмо – объяснение в любви. Это было первое объяснение в любви в моей жизни.
Помню, как наши родители водили нас Девятого мая на Красную площадь, и мы выстаивали длинную очередь к могиле Неизвестного солдата, сжимая в руках букеты тюльпанов… Что же с ним произошло? Мы так и не успели поговорить, а жаль…
Рейс на Москву задерживался, и я отправилась в бар пить кофе. Одну стену бара занимало огромное окно, выходящее на летное поле, с которого взлетали большие белые аэробусы. Ну и денек сегодня! Во-первых, неожиданная встреча с Сережей. А во-вторых… Встреча с собственным шефом, который открылся сегодня совсем с другой стороны. Не такой человек Жан Жак, чтобы раскрывать свою душу первому встречному. Да и вообще, во Франции все скелеты спрятаны в семейных шкафах. Значит, мне еще только предстоит узнать моего начальника, несмотря на то что мы так долго работаем вместе.
Как там, в Москве? Деды уже, наверное, выпили по стопочке за праздник, помянули товарищей, поздравили тех, кто еще жив. На экране телевизора мелькают черно-белые кадры военных картин. Сегодня обязательно покажут тот фильм – молодые одухотворенные лица, маленькие смешные "ястребки", и в который раз в бой пойдут одни "старики". Говорят, что военные летчики приняли эту картину настолько безоговорочно, что их рассказы о фронтовых буднях собственной эскадрильи все больше и больше напоминают подробности фильма. Высоко в небо взлетит Маэстро из "поющей эскадрильи", и там, в небесах, до следующего Дня Победы замрет его фраза: "Будем жить!"
Выдающаяся часть
Пусть кто угодно уговаривает вас, что нос – не самое главное в жизни девушки, но, если вы живете с гордым профилем, далеким от идеала, рано или поздно в голову приходят мысли о пластической операции…
Марина была, что называется, не красавица. Изюминки имелись: светло– зеленые глаза, русые, слегка вьющиеся волосы и – нос. Заметно выдающийся вперед, да еще с горбинкой и чуть вздернутый на конце. Почему-то окружающих он не смущал, в том числе и поклонников, но Марине с детства хотелось однажды, как по волшебству, проснуться с аккуратным маленьким носиком… Тем более что работала она помощником редактора в журнале "Celeb re ties", что в переводе означает "Звезды". Со страниц журнала каждую неделю на нее смотрели голливудские и российские красавицы, надменные и жутко стильные. Марина мечтала о носике Николь Кидман или Кейт Хадсон, вздыхала над фотографиями Киры Найтли и Энн Хэтэуэй…
– Ну что, племяшка, все комплексуешь? – смеялся любимый дядька Павел, объехавший переводчиком полмира. – На юге Франции каждая вторая с таким же носиком. И сколько шарма-а!
– Вспомни Барбру Стрейзанд и принцессу Диану! И никто из них не комплексовал! – убеждала Марину подружка Катя.
Но почему-то Маринку это совсем не утешало. "Не похожа я ни на королеву эпатажа, ни на английскую принцессу", – разглядывая себя в зеркало, бормотала она.
Больше всего волнений нос доставлял в двух случаях: при устройстве на работу и сборах на первое свидание. Это были единственные ситуации, когда девушке отказывало чувство юмора. Каждый раз, соглашаясь на свидание, она недоверчиво размышляла: это он в темноте не разглядел, что у нее ТАКОЙ нос, или просто ей в очередной раз повезло с поклонником – любителем римских профилей?
Зато в компании, которую они сколотили еще в институте, Марина была любимой звездой, главным организатором всякого веселья и шалостей. С тремя однокашниками и двумя подружками она чувствовала себя "своим парнем", и это было очень здорово: знать, что есть люди, которым совершенно точно наплевать, какой формы у нее нос.
Коля появился в жизни Марины совершенно неромантическим образом. Не случилось любви ни с первого взгляда, ни даже со второго. В тот вечер она вырвалась наконец с трудных вялотекущих переговоров и неслась домой на крыльях свободы. Ей необходимо было успеть на именинную вечеринку у подруги. Впереди маячили выходные, в программе вечера значились танцы, сладкие пироги, веселая болтовня и несколько перспективных парней для флирта.
Но на небесах все распланировали иначе: каблучок ее туфельки прочно застрял в глубокой выбоине тротуара. Минуты две она сражалась за свою "шпильку", вспоминая неласковым словом дорожных рабочих, производителей плитки и моду на обувь с высоким каблуком. Потом ремешки оборвались, каблук вместе с подошвой остались торчать в щели, а верх туфельки выскочил вместе с ногой.
Это только в рекламе легкомысленная девица, сломав каблук, весело отдирает его у второй туфли, обувается и идет по жизни дальше в импровизированных "балетках". В реальности неожиданная поломка обуви – вовсе не повод для веселья. Марина тут же потеряла равновесие, стоя на одной ноге, плюхнула сумку на тротуар, плюхнулась сверху сама, уткнулась носом в колени и замерла в финальной позе "умирающего лебедя".
Долго она, впрочем, не просидела.