Когда она вернулась к Данну, то принесла с собой кувшин, в котором заварила смесь из принесенных с фермы трав. Лета опустилась перед ним на колени и поднесла кувшин к губам больного. Данн сделал глоток и поморщился, но продолжил пить, потому что она настаивала.
Лета заставила Данна немножко поесть, после чего начала говорить. Она рассказывала о том, что пришлось пережить им всем вместе - ей, и Мааре, и Даулису, и Шабису, и Данну. То были удивительнейшие приключения.
- Ты помнишь? - спрашивала она. - Ты помнишь это, Данн?
Наконец он сумел приоткрыть глаза и уже не закрывал их, а иной раз даже кивал с улыбкой, отвечая.
- Ты помнишь тот постоялый двор, Данн? Там, где с крыши текла вода? И мы все болели, кроме тебя, и ты выхаживал нас вместе с той женщиной из речного народа. Без тебя мы бы погибли. Ты помнишь?
И потом, когда Данна стало снова клонить в сон, Лета поведала ему очередную историю, которая звучала ничуть не диковиннее предыдущих, однако он открыл глаза и сказал:
- Нет, Лета, этого не было.
Она продолжила рассказ о реальных событиях и, когда Данн вроде бы перестал следить за ее повествованием, опять добавила несколько невероятных подробностей (по крайней мере, такими они показались Гриоту). Данн тогда улыбнулся и сказал:
- Вот ведь выдумщица, Лета! Ты же знаешь, этого тоже не было.
Он стал более оживлен.
- Сейчас я обмою тебя целебным раствором, Данн.
Когда он сделал протестующий жест, Лета напомнила ему:
- Когда мы лежали больные на постоялом дворе у той женщины, из речного народа, ты мыл меня. Помнишь?
- Да, помню. Ты подсказала мне, какие травы использовать.
- А теперь я тебя вымою.
Лета велела принести теплой воды, влила в нее какую-то резко пахнущую жидкость и стала снимать с Данна робу и штаны. Он сел и сам разделся. На его тело, такое костлявое и жалкое, было больно смотреть. Гриот отвернулся. Неужели это генерал Данн, тот самый могущественный генерал Данн, который еще совсем недавно был красивым и сильным, а теперь стал худым и больным? Лета усадила его прямо в широкий плоский таз, полный травяной смеси, и терла губкой и окатывала водой, и снова терла и окатывала, приговаривая все время:
- Помнишь, как мы видели небоход, разбитый небоход, давным-давно, и ему поклонялись толпы людей?
- Да, конечно. Это было давно. Давным-давно. Лета, правда, "давно" - это ужасное слово?
Лета все поливала его и терла; снежный пес подполз и из любопытства лизнул воды, после чего немедленно чихнул. Она засмеялась и погладила Раффа, сказав:
- У тебя появился замечательный друг, Данн.
- Да, да, замечательный друг.
Лета заметила, что Гриот при этих словах Данна отвернулся. Данн в свою очередь заметил озабоченное лицо Леты и все понял.
- Гриот, а без тебя тут вообще ничего бы не было. Это все лишь благодаря тебе.
Гриот расслышал в этих словах скрытый смысл и горько улыбнулся. Может, Данн предпочел бы, чтобы в его отсутствие вообще ничего не делалось? А что, вполне возможно.
Лета сказала:
- Мне кажется, что иногда нужно потерять истинного друга, чтобы понять, кем он для тебя был. Когда Маара умерла… - Она пристально взглянула на Данна, но твердо договорила: - Только когда она умерла, я до конца осознала, кем она была для меня, для всех нас.
Данн сидел в тазу неподвижный и немой, а Лета продолжала говорить о Мааре, о том, какой смелой она была, а потом неожиданно спросила:
- Данн, что бы сказала Маара, если бы увидела тебя сейчас? Ты не думал об этом?
Данн зажмурился, вздохнул и после долгого молчания наконец ответил:
- Но, видишь ли, Лета, Маары все равно здесь нет, и поэтому она ничего не скажет.
И он заплакал.
Гриот махнул солдатам, чтобы те вышли. Все, что они слышали до сих пор, только укрепит их восприятие генерала Данна как чудотворца - и дополнит этот образ Данном-лекарем, Данном-другом, а истории, рассказанные Летой, будут ходить по лагерю, передаваясь из уст в уста.
Но плачущий Данн - нет, этого им лучше не видеть.
Снежный пес сочувственно зарычал и ткнулся мордой в лицо хозяина.
Данн потрепал его по загривку и сказал Лете:
- Я не хочу жить, Лета. Зачем? - Поскольку она не сразу ответила (видимо, размышляя над этими его словами), Данн повторил: - Не молчи, Лета. Я хочу, чтобы ты мне сказала: зачем?
- Прежде всего ради малышки.
- Ну, девочка никогда не будет моей. Кайра этого не позволит.
- Согласна, но я говорю о ребенке Маары.
Данн вылез из таза, завернулся в кусок чистой ткани и лег в свою обычную позу - согнувшись как древко лука.
- У Тамар есть отец, - проговорил он.
Лета некоторое время нерешительно помолчала и потом сказала:
- Шабис хочет вернуться в Агре. Его там ждут. Взять с собой Тамар он не сможет, слишком долгое и опасное путешествие. Ты ведь помнишь этот путь, Данн? Помнишь, как он опасен?
Данн лежал на кровати не шелохнувшись. Однако глаза его были открыты.
- А Даулис хочет дойти вместе с Шабисом до Билмы. - И тут Лета потеряла самообладание и разрыдалась: - Да, он уйдет, он уйдет, Данн!
Она сидела возле таза с остывшей, но все еще благоухающей травами водой и всхлипывала.
Данн медленно привстал с постели и притянул Лету к себе.
- Не надо, Лета, не плачь. Не плачь, Лета.
Но она буквально выла в его объятиях, и снежный пес тоже подвывал.
Гриот думал: "Жаль, что солдаты ушли. В лагере это произвело бы впечатление: чуткий Данн утешает женщину-альбку".
Но, оказывается, солдаты не ушли, как чуть позднее заметил Гриот, они подглядывали и подслушивали, причем вчетвером: двое заканчивающих смену охранников и двое, пришедших, чтобы заступить на пост. Они стояли сразу за дверью, выходящей на учебный плац. Гриот притворился, будто не видит их.
Данн качал и баюкал Лету.
- Всю свою жизнь я страдала от одиночества и обрела счастье только с Даулисом, - всхлипывала она.
- Да, я знаю. Бедная Лета.
- Но я не могу вернуться с ним. Меня поймают и отправят обратно к… мамаше Далиде. Даулис знает это, но все равно хочет уйти, Данн.
И она безутешно рыдала, а Данн качал ее в своих объятиях, а снежный пес сидел вплотную к ним, положив голову на плечо Леты.
- Можно, я приду сюда, Данн? Я приведу с собой девочку, и здесь она будет в безопасности. Ей нельзя находиться рядом с Кайрой.
- Я знаю.
- Кайра тебя просто ненавидит.
- А разве Кайра не возражает против того, что Шабис уйдет?
- Ты прав. Она хочет, чтобы он остался. Кайра хочет, чтобы Шабис принадлежал только ей. Пока ей этого не удалось, и теперь она начинает ненавидеть и его тоже. Она явно что-то задумала. Кайра собирает людей - беженцев - и создает армию.
- И что, интересно, она будет делать со своей армией?
- Кайра не делится с нами планами, Данн. Она ненавидит всех нас.
- Но каково будет маленькому ребенку здесь, в этом безжизненном месте?
Данн откинулся на спину и накрылся куском сырой ткани, которой раньше вытирался. Гриот забрал у него тряпку и дал взамен сухую.
- Спасибо, Гриот. Не думай, будто я не ценю всего, что ты делаешь. Очень даже ценю.
Гриот подумал: "Ценю! Слово-то какое!" Лета наблюдала за ним и сочувственно улыбнулась Гриоту. Она сказала:
- Мне надо отдохнуть. Я вернусь позже. Мне нужно столько всего рассказать тебе, Данн.
Данн закрыл глаза. Он, по-видимому, уснул.
Вечером Лета вернулась, села возле Данна и снова стала перебирать воспоминания: "Ты помнишь, Данн?"
Если он долгое время не шевелился, она или повышала голос, или вдруг начинала говорить едва слышно. Рассказы Леты поражали воображение. Охранники, чья смена заканчивалась, оставались послушать, а те, кто приходил им на смену, старались появиться как можно раньше. Иногда у стены собирались не меньше шести солдат, и все завороженно слушали.
Можно было подумать, что Данн не слышит Лету, но несколько раз, когда рассказчица выдумывала что-нибудь, он неизменно заявлял:
- Нет, Лета, такого с нами не было.
Хотя и то, что было, и то, чего не было, казалось одинаково невероятно.
Когда она говорила фразу вроде: "В ту ночь, когда вы с Маарой убили Кулика, на горе, в тумане", слушатели, и Гриот в их числе, ожидали, что Данн остановит Лету словами: "Нет, Лета, это неправда", но он лишь сказал:
- Да, но на самом деле его убил яд из змейки в браслете Маары. И то неизвестно наверняка, умер тогда Кулик или нет. Ты еще не знаешь, что, когда я был на Нижнем море, туда приходили какие-то мужчины, искали меня, и у одного из них, между прочим, был шрам на лице.
- Да, этого я не знала. Но в ту ночь мне было так страшно. Вы с Маарой всегда были храбрецами. Но теперь нет нужды бояться Кулика или кого-либо еще, потому что за твою голову больше не назначена цена, Данн. Так сказал Шабис.
- Но если Кулик жив, он может не знать этого.
- Как он может быть жив? Хватило бы малой толики того яда. Знаешь, как я боялась браслета Маары. Хотя я вечно всего боюсь. Вот теперь боюсь Кайру. Она ненавидит меня из-за моей белой кожи. В этом все дело. Странно, правда, Данн?
Слушателям у стены стало неловко. В лагере о солдатах-альбах говорили, их обсуждали. Многие относились к ним неплохо, но на них всегда обращали внимание.