В Малибу Б. П. поставил машину на почти пустой площадке перед рестораном и спустился на берег. Он стал на колени и пощупал воду - холоднее, чем думал, как майская в озере Верхнем. Волна окатила его туфли, восхитительное чувство, - ноги, не привыкшие к бетону, до сих пор горели после перехода из Кукамонги. Мимо прошла большая яхта, поручнями почти задевая воду. Б. П. помахал ей, и двое в желтых дождевиках помахали в ответ, что очень расположило его к человечеству. Он час просидел на берегу, совершенно позабыв о новой работе и наблюдая за морскими птицами, похожими на редких певчих ржанок, только покрупнее - наверняка родственники. В сознании его воцарилась мирная пустота, если не считать мысли о том, что вот он вернет себе медвежью шкуру и до того, как отправится в Мичиган на место преступления и, возможно, наказания, а лучше к северному берегу Онтарио, родственнику Верхнего полуострова, проведет пару ночей здесь, на берегу, завернувшись в медвежью шкуру, и еще пару ночей на горах, которые увидел в парке Уилла Роджерса. Конечно, там много табличек "Устраивать стоянки воспрещается", но в мире вообще развелось много табличек "воспрещается то да се", и, чтобы не задохнуться, стараешься не обращать на них внимания. На Верхнем полуострове они обычно продырявлены пулями - либо от возмущения, либо как удобные стрелковые мишени. В разгар сезона мошкары - в конце мая и в июне, когда комары и черные мухи, случается, надоедают, - Б. П. в ветреные ночи любил поспать на двадцатипятикилометровой пустынной береговой полосе озера Верхнего - каждый раз в другом месте, хотя порядок действий почти не менялся. Сначала он покупал буханку домашней выпечки у старой дамы, для которой заготавливал дрова, вылавливал несколько рыб, покупал шестерку пива, разводил костер из плавника, жарил рыбу со свиным салом в старой чугунной сковородке, ел ее с хлебом, солью и табаско - бутылку его, обмотанную изолентой, чтобы не звякала о карманный нож, он всегда носил в армейской куртке. Приканчивал пиво в сумерках: здесь, на севере, в период около летнего солнцестояния они наступали поздно, часов в одиннадцать; отскребал сковороду песком, потом раздевался и отскребал себя в холодных волнах. Может забрести дама (хотя такого не случалось), а нехорошо, если ты грязный.
Когда он вернулся к машине и отпер ее, Боб Дулат еще спал и обильно потел, потому что машина уже раскалилась на утреннем солнце. Б. П. тронулся, но кондиционер издавал жуткие звуки и не работал, пришлось открыть все окна. Бобу снился плохой сон, он подвывал, махал руками, хватался за лицо. Сперва Б. П. растерялся и просто хотел бежать, но вместо этого решил включить погромче приемник. К счастью, он был настроен на мексиканскую станцию, и женский голос, полный страсти, лирические рыдания, сменявшиеся прекрасными высокими нотами, гармонировали с бессловесным, молчаливым простором океана, хотя Б. П. не думал на таком языке.
- Я никогда не был таким человеком, каким был раньше, - сказал Боб, открыв глаза. Он вытер лицо платком и поглядел на воду. - Когда умру, я исчезну в море. В горячем море.
- На лодке? - спросил Б. П., с легкой грустью вспоминая толчею волн на беспокойном озере Верхнем.
- Я не вправе уточнять. Выпьем пива. Эта блядская машина просто парилка. В гараже в Энсенаде какая-то сволочь украла какие-то детали кондиционера.
- Открываются только в одиннадцать, - сказал Б. П., успевший проверить дверь кафе после грез о пиве на берегу.
Он прошел за Бобом к служебному входу, где Боб забарабанил в дверь и дал малому в грязном белом поварском костюме двадцать долларов за два "текате". Б. П. с удовольствием выпил первое в жизни заграничное пиво, глядя на океан.
- Женская амброзия. Душок водорослей. Привкус сосков. И отчасти шины, - сказал Боб, пригубив вино.
- Ах ты Боб, толстый черт! - взвизгнула официантка, постукав его по котелку шариковой ручкой.
Первое пиво дало хороший разгон. Когда Боб заказал пять полных обедов с бутылками красного и белого вина, Б. П. решил, что он ждет гостей. Сам Б. П. держался мексиканского пива - отношения с вином у него оборвались в молодости, когда они с Дэвидом Четыре Ноги украли ящик "могендовида" и - не пропадать же зря - выпили целиком, отчего им стало плохо. Очень долгий обед потребовал семикратного пива - Б. П. всегда считал это идеальным числом. Боб тоже любил число семь и заметил, что заказал пять обедов, а не четыре, потому что нечетное число лучше четного. В нищенской молодости он поклялся, по его словам, никогда не есть плохого обеда, который портит настроение на весь день. Заказывая пять, ты сильно увеличиваешь шансы на то, что подадут что-нибудь приличное. Б. П. поднял вопрос о дороговизне этого обычая, и Боб ответил, что агент выторговал для него тысячу долларов в день - гроши по сравнению с тем, что получают некоторые актеры и актрисы.
- Вечером заглянем на студию. Сегодня ночные съемки. У этой актрисули тридцатиметровый трейлер с джакузи. Мажет устрицы икрой, хотя их надо есть отдельно. Гамбургер надо смолоть при ней из лучшей вырезки, иначе есть не будет. Тунца ей подавай свежевыловленного. Трусики меняет десять раз в день - все за счет студии. Я слышал, что лучший парикмахер в Беверли-Хиллз берет с нее пять сотен за бритье пипки - потому что голубой и эта работа ему не по вкусу. На меня не ссылайся - может, это и не так.
Сведения были не того рода, чтобы Б. П. стал их распространять, хотя Фрэнку они могут понравиться. Мысли его как-то застряли на том, что этот ненормальный получает тысячу в день на прожитие и, прежде чем заказать еду, сверяется со своим "пищевым дневником", - он объяснил Бурому Псу, что избегает есть одинаковые блюда в течение года, добавив, что с Нового года начинает с чистой страницы.
- А как же яйца? - спросил Б. П.
- Есть тысяча способов приготовить яйца, - ответил Боб и выдал сумасшедшую серию яичных рецептов, многие на французском, который Б. П. знал, потому что встречал канадских французов в Су-Сент-Мари. Ему нравилось, как они говорят, потому же, почему нравилось слушать старую традиционную речь оджибуэев (анишинабе), например когда Делмор говорил по телефону с другом. Делмор объяснил ему, что весь этот язык состоит из условных звуков. А теперь он слушал, как этот стебанутый писатель говорит о том, что не может два раза за год съесть одно и то же. Он лениво подумал, что сказала бы об этом его возлюбленная - антрополог Шелли. Она регулярно посещала своего мозгового доктора для настройки, и когда Б. П. окинул взглядом массив еды перед ними, в нем тоже было что-то безумное, хотя аппетита это не отбило. Они ели дандженесских крабов, моллюсков, устриц и рыбу трех сортов, включая ушастого окуня и желтоперого тунца.
- Можешь представить мне рекомендацию? - спросил Боб, отложив на долю секунды вилку и сделав чудовищный глоток из стакана с вином.
- Нет. Я здесь по секретному делу. Не взял никаких бумаг. - Б. П. был доволен своей выдумкой. Кто будет таскать при себе все бумаги? Хотя из бумаг он имел только упомянутые водительские права да двадцатидевятилетней давности карточку воинского учета.
- Вынужден предположить, что ты в бегах и хочешь затеряться в большом городе, - сказал Боб. - Не забывай, что я пишу детективные романы и пользуюсь уважением в кругах профессиональных криминалистов.
- Расскажи это тем, кому не насрать, - ответил Б. П., изучая изысканный панцирь дандженесского краба. Он думал, что это создание носит свой дом с собой примерно так, как старый Клод носил мешок для мусора и его учил носить. - Подумываю поехать в Орегон валить лес, а может, в Шапло, в Онтарио. Если хочешь меня колоть, сам води свою машину и с кулаком любовь крути в тюряге.
- Успокойся. Мне только сесть за компьютер, и мигом получил бы на тебя материал.
- Если б знал мое имя.
Б. П. вынул из кармана ключи от машины Боба и двинул их по столу мимо большой чашки с tongole, сильно приправленных чесноком. Две женщины за столиком неподалеку обедали в темных очках, что показалось ему неудобным.
- Охолони, - сказал Боб. Он толкнул ключи обратно и, намотав на вилку спагетти, украсил их сверху моллюском из чашки. - Мое происхождение тоже неизвестно, даже мне самому.
- И мое, - сказал Б. П., зачерпывая ложкой из чашки масло с чесноком.
Мало кто из туристов понимал, что еда с большим количеством чеснока полезна как репеллент, хотя сейчас он вдруг затосковал по родным комариным местам, по озерам и болотам, по бесконечным холодным дождям, снежным карманам в болотах, не тающим до конца мая, по шельфовому льду, погребенному под песком и камнями на берегу Верхнего озера и часто доживающему до июня. Покопал - и ставь туда пиво, будет стоять холодненькое.
- Я часто притворяюсь неизвестным принцем-сиротой, но, по правде, моя мать была неразборчива в связях. Тяжело примириться с тем, что твоя мама не блюла свое тело. - Боб на секунду опечалился, потом слопал несколько устриц.
- Я слышал, моя тоже, но решил, что у нее были причины. Дедушка говорил, что у нас сильные тела и мы всегда можем заработать на харч и койку, а женщинам иногда приходится распустить подпруги, чтобы прожить. Растил-то меня он и, может, щадил мои чувства - мало ли что мне придется услышать. Ну, всякие там местные сплетни.
Сейчас устрицы занимали Б. П. больше, чем прошлое.