Поезд тронулся, и Валент вздохнул с облегчением. Помахал Лиде и сел. Только теперь он обнаружил, что в купе не один. Напротив сидела пожилая супружеская чета, а рядом офицер в звании майора. Валент вытащил газету, попробовал читать, но не смог. Откинувшись назад, прикрыл глаза и стал думать о Лиде. Неужели действительно он никогда ее не увидит?.. Никогда не коснется, никогда не будет ласкать, не будет с нею близок? Томительная печаль исторгла слезы из-под прикрытых век и вынудила его судорожно сжать челюсти. Нет! Так нельзя! Он вскочил, быстро вышел из купе в коридор и там приказал себе: "Не думай о ней, забудь! Ты ее уже никогда не увидишь, ты ведь хорошо это знаешь, так думай, что ее вообще не было! Забудь! Забудь!" Он поборол в себе прилив печали и, немного успокоившись, вошел в купе. Украдкой оглядел попутчиков. Майор, верно, возвращался из отпуска или отправлялся в отпуск. Пожилая чета, как выяснилось из их разговора, ехала проведать дочь, вышедшую замуж в Колин. "Что они обо мне думают? Знают ли, что я навсегда покинул Лиду? Знают ли, что грущу по ней? Знают ли, что я новоиспеченный юрист, доктор права?" И ему стало досадно, что, по всей вероятности, они ничего о нем не знают. Досадно, что это не написано у него на лбу, для вящей ясности: "Ага, вот сидит или вот идет образованный человек, доктор права, который поможет вам одолеть любую несправедливость! При надобности обратитесь к нему! Используйте его ум, смелость и благоразумие. Ах, если бы я еще умел играть на рояле, - вздохнул Валент. - Вот это была бы комбинация: пианист-виртуоз и юрист. Я мог бы не робея войти в лучшие салоны и везде быть в центре внимания! Ах, ах!" Он снова почувствовал почву под ногами. Если еще минуту назад все казалось ему зыбким и туманным, а без Лиды и вовсе ненужным, то сейчас вещи вокруг обрели смысл, по крайней мере тот наисущественнейший, которым они всегда были к нему повернуты. Ему сразу стало веселее, и хорошее настроение не покидало его весь остаток пути, все долгие часы, пока после множества пересадок он не вышел из пассажирского поезда в Кралёвой Леготе и не остановился, наконец, спокойно и уверенно на пороге родительского дома. Сначала повисли на нем Самовы дети. Он завалил их конфетами, и они тут же отцепились от него. Потом он обнял мать, отца, брата и невестку. Раздал немудреные подарки, выставил на стол литровку палинки. Разлил. Выпили за окончание университета, за его благополучное возвращение и за здоровье всех присутствующих.
- Где же ты собираешься работать, брагец? - спросил его Само.
- Еще не знаю! Но дома не останусь!
- Таких грамотеев, как ты, небось всюду с руками оторвут, - сказал Само. - Это вот рабочих - пруд пруди.
- Уж работа найдется! - крутилась вокруг Валента мать.
- Гадерпан о тебе несколько раз справлялся, - пробурчал отец.
- И эта его форсунья намедни меня остановила, - отозвалась невестка Мария. - Не знаю ли, мол, когда объявишься.
- Ну и Ганка, само собой! - простонала мать. - Та от нетерпения просто разум теряет.
Валент ерзал на стуле, растерянно кашлял в ладонь; поглядел на пустые рюмки, налил. Опять чокнулись. Бодро и в охотку выпили.
- В Праге как? - спросил отец.
- Жизнь бьет ключом, отец! Чуть ли не через край!
- Уж не революция ли грядет?
- Это, пожалуй, нет, слава богу, но жизнь там бурлит.
- А если и будет? - вступил Само. - Не первая, чай! И в самую точку.
- Революция? - переспросил Валент и взглянул на брата - тот кивнул. - Не больно ли ты высоко забираешь?
- Если ей быть - ни мне, ни тебе ее не остановить.
- Не будет! - сказал решительно Валент и снова налил. - Тьфу ты, совсем забыл, - спохватился он и слегка ударил себя по лбу. - Ведь у меня еще кое-что есть!
Подошел к чемоданчику, порылся в нем и вытащил большую карту.
- Австралия! - Он протянул карту отцу. - Совсем новая!
- Валент, сынок мой, ну угодил! - воскликнул отец, нетерпеливо схватил карту и с сияющей физиономией уткнулся в нее. - Пойду просмотрю, - и он удалился в свою комнатушку.
Тут раздался легкий стук, и двери медленно отворились. На пороге стоял батрак Гадерпана. Поклонившись, учтиво поздоровался.
- Пан Гадерпан приказали мне позвать паныча на ужин, - выпалил батрак на одном дыхании.
Все посмотрели на Валента.
- Скажи, приду, - ответил Валент после минутного колебания.
Батрак откланялся и исчез так же неожиданно, как и появился.
- Зачем же я варю кисель? - беспомощно всплеснула руками мать.
- Да я с удовольствием его отведаю! - засмеялся Валент. - Хоть сейчас!
Женщины принялись расставлять на столе тарелки.
Валент ел со смаком и расхваливал хлебово до небес. Но как только поел, нетерпеливо поглядел на часы и навострил лыжи. Не прошло и десяти минут после его ухода, как прибежала разгоряченная Ганка. Уж собиралась возликовать, закричать от радости, но, оглядевшись, оторопело застыла.
- Не приехал? - спросила она разочарованно.
Минуту ей никто не отвечал, потом Само сжалился:
- Ужинает у Гадерпана, да вряд ли долго задержится.
Ганка Коларова лишь рассмеялась и тут же исчезла… Само не успел и рюмочки ей поднести. Он смешался, растерянно обвел всех взглядом и, наконец, выпил сам.
Гермина дожидалась Валента в саду перед домом. Заметив, как нерешительно он приближается, побежала навстречу и чуть не бросилась ему на грудь. Сдержалась, однако, и, улыбаясь, остановилась в нескольких шагах. Валент глядел на нее изумленно, долго и молча. То была зрелая женщина. Пожалуй, даже перезрелая. Только сейчас он торопливо с ней поздоровался. Когда же она смело взяла его за руку и потянула к дому, он беспокойно и сконфуженно огляделся. Такие интимности на людях были ему неприятны. Уж лучше было подчиниться и быстро войти в дом. Оживившаяся Гермина повела его в свою комнату, забитую свежими масляными холстами. На большом мольберте стоял неоконченный пейзаж. И всюду валялись кисти и краски. Валент вновь изумился.
- Видишь, пишу! - сказала Гермина. - И говорят, у меня талант!
- Да! - кивнул он утвердительно и присмотрелся к холстам. - В самом деле, неплохо.
Гермина счастливо рассмеялась.
- Помнишь, - отвлекла она Валента, - здесь ты меня учил объясняться в любви по-немецки, а вон там мы первый раз поцеловались, - указала она куда-то в угол.
- Правда? - удивился он снова.
- Правда! - кивнула она и преданно посмотрела на Валента. - Впрочем, мы вот встретились, а даже не поцеловались!
Валент поглядел на женщину, но не двинулся с места. Гермина сама подошла к нему вплотную, встала на цыпочки, обняла за шею и жарко поцеловала в губы. Он зашатался, когда она так напористо налегла на него, и, чтоб не упасть, ухватился за нее. Возможно, она приняла это за объятие, так как сразу же пылко прильнула к нему и, положив голову на грудь, ни с того ни с сего разрыдалась. Он в оторопи стоял над рыдающей Герминой, не в состоянии ни коснуться ее снова, ни приласкать. Он был холоден, нем, недвижим. Гермина вскоре взяла себя в руки, отошла от него и, отвернувшись, утерла слезы тонким платком.
Они перешли в гостиную и сели друг против друга в глубокие кресла. Герминино лицо снова сияло. Она взволнованно говорила:
- Хочешь, я напишу твой портрет? Ты будешь на коне, в костюме для верховой езды… Да, да, да! Я словно уже все вижу, ты будешь сидеть на коне и будешь глядеть на меня. Ах, ах, это восхитительно! - Гермина вскочила с кресла, уставилась перед собой, словно уже видела то, о чем говорила. И водила руками, словно гладила это свое видение. - Ха-ха-ха, - возбужденно смеялась она. - Вот именно, вот именно: ты будешь сидеть на коне, я буду тебя писать, а ты будешь меня за это любить, - выкрикивала она и опять и опять как-то по-детски хохотала.
Двери резко распахнулись, и в гостиную вошли Юлиус Гадерпан и его жена Валика.
- Я рад, что вы так подружились, - лицо Гадерпана засияло, когда он протянул повеселевшему Валенту руку. - Так как оно, пан доктор, на родной земле, а? - добросердечно пошутил он.
- Ничего! - сказал Валент; повернувшись к пани Валике, он спокойно поклонился ей и прошептал: - Целую ручки! - и тут же мягко взял протянутую руку в слегка коснулся ее губами. Пани Валика зарделась и - только он отпустил руку - мгновенно спрятала ее за спину.
Прислуга принесла чай. Они расселись вокруг стола и за натянутым и безмерно скучным разговором, прихлебывая сладкую жидкость, украдкой переглядывались, ерзали и притворстврвали. Наконец, хозяину это надоело.
- Пойдем-ка в мой кабинет, Валент, - сказал Гадерпан и встал из-за стола. - Потолкуем серьезно, как мужчина с мужчиной!..
Только за ними затворились двери, как мать с дочерью обменялись довольными взглядами и обе тихо, с надеждой засмеялись в ладони.
- Ишь какого лоску набрался! - похвалила Валента пани Валика с удивлением. - Еще будем краснеть перед ним!
- Я его писать буду, - проронила увлеченно Гермина.
Мать и дочь снова обменялись многозначительными взглядами, обнялись и, пересев на диван, о чем-то потихоньку заговорили.
Гадерпан в своем кабинете открыл сначала бар.
- Коньяку? - обратился он к Валенту.
- Охотно!
Гадерпан поколебался: в какие бокалы налить
коньяку. Наконец выбрал самые большие, двухсотграмхмовые, и наполнил их верхом. Валент с удивлением наблюдал за ним. Гадерпан, заметив это, непринужденно засмеялся.
- По крайней мере не придется то и дело доливать, - сказал он, словно читая Валентовы мысли, и протянул ему коньяк. Чокнулись, отхлебнули.
- Сигарету? - Гадерпан приоткрыл крышку шкатулки слоновой кости.