- Будет вам, - сказал кюре. - Вы мне льстите. - Приосанившись, он любезно улыбнулся Жакмору: - Проходите, месье, садитесь…
Жакмор сел на стул.
Ризничий захлебывался от восторга:
- Ах!.. Ах!.. Когда вы произнесли фразу: "Храм - это вам не лейка", я едва не лишился чувств. Буквально! О, господин кюре, какой талант, какой талант! Или это: "Он не любит ваш клевер!" Какой шедевр!
- И ведь все, что я говорил, - чистая правда, - кивнул кюре. - Но не будем задерживать посетителя.
- Я пришел договориться насчет крещения, - напомнил Жакмор.
- Как же, помню, разумеется, помню, - отозвался словоохотливый кюре. - Что ж… сделаем все не откладывая. Приезжайте к четырем. Без двадцати я начну звонить. Так и условимся.
- Благодарю вас, господин кюре, - сказал Жакмор, поднимаясь. - И примите еще раз мое восхищение. Вы были… грандиозны!
- О! - воскликнул ризничий. - Вот подходящее слово: именно "грандиозны"! Вы грандиозны, святой отец!
Растроганный кюре с жаром потряс руку Жакмора.
- Жаль, что вы так скоро уходите. Я охотно пригласил бы вас отобедать… Но боюсь отнять у вас время…
- Я действительно тороплюсь, - сказал Жакмор. - В другой раз - с радостью. Спасибо. И браво!
Он вышел широким шагом. В храме было пусто и тихо. А на улице дождь почти перестал. Снова показалось солнце. Теплый пар поднимался с земли.
18
"Этого мне надолго хватит, - думал Жакмор. - Сходил в церковь два раза за один день - теперь можно еще лет десять не ходить. Или хоть девять с половиной".
Он сидел внизу в холле и ждал. На втором этаже, прямо у него над головой, расхаживали Анжель, Клемантина и нянька - сквозь толстый пол и потолок их шаги были еле слышны. А иногда все эти преграды пронзал младенческий визг и острой булавкой вонзался в барабанные перепонки Жакмора. Кричал Ноэль или Жоэль. Ситроен - никогда.
Наконец все спустились. Пизабелла надела для церемонии крещения розовое атласное платье с пышными лиловыми бантами, а к нему черные туфли и черную шляпку. Она боялась лишний раз повернуться, прикасалась ко всему кончиками пальцев и уже разбила три вазы.
Анжель был одет как обычно. А Клемантина - в черных брюках и со вкусом подобранном жакете. Трех поросят упаковали в вышитые нейлоновые конверты.
Анжель пошел выводить машину.
Клемантина держала Ноэля и Жоэля, а Ситроена доверила няньке. Губки его дрожали, он поглядывал на мать, но не плакал. Ситроен не плакал никогда. Клемантина в ответ смотрела на него с насмешкой и преувеличенно-ласково прижимала к себе Ноэля и Жоэля.
Машина подъехала к крыльцу, и все двинулись к ней. Первым шел Жакмор, нагруженный пакетами с леденцами, мелкими монетами и шкварками, чтобы раздавать по выходе из церкви ребятам, щенятам, жеребятам и прочей живности.
Небо все так же сияло синевой, цветущий парк переливался пурпуром и золотом.
Машина тронулась. Анжель старался вести плавно, чтобы не тревожить тройняшек.
Атласное платье няньки громко хрустело при каждом движении. Очень красивое платье. Но Жакмору больше нравилось другое, пикейное - оно лучше облегало фигуру. В этом же Пизабелла выглядела настоящей деревенской клушей.
19
2 сентября (позже)
Погруженный в раздумье Жакмор сумерничал у себя в комнате. Встать и зажечь свет было лень. Измотавшись за день и за всю неделю, он пытался восстановить душевный покой. В суете и спешке последних дней его ни разу не потянуло к психоанализу, и вот теперь, едва он уединился и расслабился, как ощутил в себе прежнюю гнетущую пустоту и апатию, которую лишь временно заслоняло обилие событий. Ни воли, ни желаний, он просто сидел и ждал, пока в дверь постучит служанка.
В комнате с лакированными стенами приятно пахло сосной, было тепло, но не душно, дыхание моря охлаждало знойный воздух. Редкие птичьи возгласы пробивались сквозь мелкий наждак цикадового стрекота.
Наконец за дверью поскреблись. Жакмор встал и открыл. Крестьяночка переступила порог и застыла как вкопанная - робость сковала ее по рукам и ногам. Жакмор включил свет, плотно закрыл дверь и ободряюще улыбнулся:
- Мы что же, боимся? - Получилось так вульгарно, что он на миг устыдился, но потом решил, что особу столь примитивную это ничуть не покоробит. - Садись сюда, на кровать.
- Ой, неудобно…
- Ну-ну, не надо меня стесняться. Устройся поудобнее, расслабься.
- Мне раздеться? - спросила девушка.
- Делай, как тебе удобнее, - сказал Жакмор. - Хочешь - раздевайся, не хочешь - не надо. Главное, чтоб ты чувствовала себя свободно, вот и все.
- А вы тоже разденетесь? - спросила она посмелее.
- Послушай, чем, по-твоему, мы собираемся заниматься: психоанализом или совокуплением? - не выдержал Жакмор.
Девушка пристыженно потупилась. В ее дремучем невежестве было что-то притягательное.
- Я не понимаю ваших ученых слов, - сказала она, - но готова сделать, что вы скажете.
- Да я же говорю тебе, чтоб ты делала, что хочешь, - объяснил Жакмор.
- А я привыкла, чтоб мне говорили точно, что я должна делать… Не мне же распоряжаться…
- Ладно, ложись как есть, - сдался Жакмор.
Он снова сел за письменный стол. Девушка постояла, поглядела на него исподлобья и, решившись, проворно сбросила платье. Обычное, ситцевое в цветочек, в которое переоделась по возвращении из церкви.
Глазам Жакмора предстало плотно сбитое, грузноватое тело, круглые налитые груди, еще не обезображенный тяжким трудом живот. Она подошла к кровати и легла. У Жакмора промелькнула мысль, что постель сохранит ее запах, который не даст ему спокойно заснуть.
Движения девушки были угловатыми - стыдливость еще давала о себе знать.
- Сколько тебе лет? - спросил Жакмор.
- Двадцать.
- Где ты родилась?
- Здесь, в деревне.
- И как прошло детство? Какое твое самое первое воспоминание? - Он старался говорить как можно непринужденнее, чтобы вызвать ее на откровенность. - Ты помнишь своих бабушку с дедушкой?
Она не отвечала и вдруг спросила сама:
- Так вы за этим меня звали - чтобы расспрашивать?
- За этим тоже, - уклончиво ответил Жакмор.
- Нет уж, нечего соваться, куда не просят. - Она села, спустила ноги с постели и прибавила: - Вы прекрасно знаете, зачем я пришла. Собираетесь вы заниматься этим делом или нет? Пусть я не умею разговоры разговаривать, но не такая дура, чтобы водить меня за нос.
- Ну и норов у тебя! - вспылил Жакмор. - Проваливай, раз так. Придешь завтра.
Девушка встала и потопала обратно. Однако, увидев сбоку ее грудь, психиатр передумал:
- Ладно, ложись, что ли… Я иду.
Она порывисто задышала и живо влезла на кровать. Когда Жакмор подошел, она перевернулась и подставила круп. Он овладел ею в той же позе, что и утром за кустами.
20
Анжель лежал рядом с Клемантиной. Сосунки спали крепким сном в своей трехместной кроватке, изредка беспокойно всхлипывая. А Клемантина не спала. Он чувствовал это. Уже целый час они молча лежали в темноте.
Наконец Анжель отодвинулся на прохладное, не нагретое телом место и задел ногой Клемантину. Она встрепенулась, села и зажгла свет. Анжель, полусонный, приподнялся на локте, посмотрел на нее и спросил:
- Что ты? Тебе нехорошо?
Она затрясла головой.
- Я больше так не могу?
- Как?
- Не могу тебя выносить. Не могу спать с тобой рядом. И не засну, пока знаю, что ты можешь ко мне прикоснуться. Даже нечаянно. Хоть волоски на твоей ноге почувствую - и все. На меня так и накатывает. Кажется, заору. - Голос ее дрожал, срывался, она действительно еле удерживала крик. - Не мучай меня, пожалей. Спи отдельно.
- Ты меня больше не любишь? - потерянно спросил Анжель.
Она посмотрела ему в глаза.
- Я не могу дотронуться до тебя. Вернее, сама - еще бы ничего. Но не могу и подумать, чтобы ты ко мне прикоснулся. Меня трясет!
- Ты сошла с ума? - высказал предположение Анжель.
- Нет. Но ты мне физически неприятен. Я люблю тебя как человека… хочу, чтобы тебе было хорошо… Но только не так… Не такой ценой… Я этого просто не выдержу.
- Но я ничего такого не собирался делать, - сказал Анжель. - Просто повернулся и задел тебя. Что за истерика?
- Это не истерика. Теперь это моя нормальная реакция. Уйди к себе! Пожалуйста, Анжель! Прошу тебя!
- Нет, ты явно не в себе, - пробормотал Анжель.
Он попытался погладить жену по плечу. Клемантина вздрогнула, но стерпела. Тогда он прикоснулся губами к ее виску и встал.
- Хорошо, дорогая, я ухожу. Успокойся…
- Постой… - остановила его Клемантина. - Я… ну, как бы это сказать… в общем, я тебя больше не хочу и, наверно, никогда не захочу… Найди себе другую женщину… Я не буду ревновать.
- Значит, ты меня больше не любишь… - горестно сказал Анжель.
- Так - нет…
Анжель вышел из спальни. А Клемантина все сидела и разглядывала на подушке ямку от его головы. Он всегда спал на самом краешке.
Кто-то из малышей завозился во сне. Клемантина прислушалась. Малыш утих. Она погасила свет. Теперь ее постель принадлежит ей одной, никогда больше ни один мужчина к ней не прикоснется.
21
Жакмор тоже выключил свет. Еле слышно скрипнула кровать в комнате прислуги - получив свое, девушка ушла и улеглась спать. Жакмор же долго лежал навзничь без сна. Бешено колотилось сердце, беспорядочно теснились в голове впечатления последних дней. Но постепенно напряжение ослабло, занавес утомленных век опустился на истерзанные самыми несуразными зрелищами глазные яблоки, и он задремал.