Салават Вахитов - Хорошие люди стр 19.

Шрифт
Фон

Распрощавшись, я снова брел беззаботно по улице и, улыбаясь, представлял, какое будет удивленное лицо у парня, когда он узнает о выигрыше, как он будет радостно рассказывать об этом своей девушке, сидя в уютном ресторанчике, попивая вечернее вино, и как девушка будет улыбаться ему в ответ.

Спиной, если не сказать задницей, я почувствовал, что меня догоняют. Ох, как не люблю, когда меня кто-то догоняет! Надо было свернуть, скрыться, раствориться в улице, но…

- Стой, стой! Ты выиграл! Смотри!

Господи! Этот урод был еще и честным! Бывают же такие зануды! Вместо того чтобы бежать к своей девушке, он еще пристает к незнакомым прохожим.

Я развернулся и с расстановкой сказал:

- Парень, не говори глупостей, выиграл ты. Так что давай, еще раз удачи! Привет твоей девушке!

Он не унимался:

- Нет, так нельзя! Я даже не знаю, как тебя… вас зовут. А меня Сережей!

С Сережей знакомиться совсем не хотелось. Брала досада. Ведь шел, никого не трогал, упивался своим благородством и чувствовал себя счастливым.

- Я в школе работаю, у нас сегодня встреча с учениками, и она придет, я вас познакомлю, а потом (глаза у него блестели)… - Что потом, я не дослушал.

- Спасибо, скажи где и во сколько, я приду!

Я еще надеялся от него отвертеться.

- Это вам спасибо, вы же мой спаситель! Только для получения приза нужны два свидетеля. Не хотите мне помочь? А потом еще по пивку… за мой счет!

Он хитро заулыбался. Я оценил самоиронию и купился.

- Ладно, пошли!

Такого дебилизма я никогда не видел: деньги (весьма неплохую сумму) выдавали тут же. Но при этом нужны были два свидетеля с паспортными данными. Уговорили еще одного - деревенского лоха в мятом сером пиджаке - и покончили с формальностями. Рыжая киоскерша удивленно пялилась на меня, но молчала. Потом нас сфотографировали. "Вот этого не надо было, - подумалось еще мне, - не дай бог, попадет в прессу".

Долго пили пиво. Я еще тот алкоголик, а этот сразу размяк. Про школу пришлось забыть (не идти же к детям до безобразия пьяными), и встреча с девушкой становилась все более нереальной. День был испорчен, так мне тогда казалось. Но кто мог предположить, что ждет меня дальше? Уже темнело, когда я, расспросив адрес, повел его домой.

Дверь открыли такие же пьяные люди и с шумом и гамом затащили нас в довольно просторную квартиру. Народу было много. Начались поздравления. Этот идиот еще и не все сказал: у него был день рождения! Я стоял с дурацкой улыбкой на лице, а тот лепетал про спасителя своей девушке, показывая на меня, а она испуганно пыталась ему отвечать.

Мир рухнул. В глазах у меня потемнело. Я круто развернулся, выскочил в подъезд и бросился на улицу. Сердце колотило, словно барабан у какого-нибудь аборигена, и щемящая боль пронзала со спины насквозь. Я ее сразу узнал, еще до того как переступил порог комнаты. Это была моя жена.

Никто за мной не вышел. Вобрав в себя побольше прохладного вечернего воздуха, я зашел в ближайшую забегаловку и хлопнул стакан водки. Наступило полное отупение. Такого удара я не ожидал. Конечно, мы были в разводе, но нежность к ней и надежда на возвращение еще не успели покинуть меня, а теплые чувства только крепли от долгой разлуки. От водки никогда не становится легче. С горечью я снова и снова представлял любимый образ и родной взгляд ромашковых глаз. Родной и теперь уже чужой одновременно. Эх, любит - не любит, плюнет - поцелует… Как же все противно!

Совсем стемнело, и ночное одиночество вновь погнало меня к окнам злополучной квартиры. Хмель и отчаяние сделали свое дело: хотелось, чтобы этим мерзавцам было так же плохо, как и мне. Я поднял обломок кирпича и швырнул им в окно. Кирпич не достиг цели, но глухой стук о стену привлек внимание людей. Я поднял второй обломок и снова бросил. Гости стали выбегать из подъезда. Подбежал и Сережа с криками: "Ты чего делаешь?" "Ты разбил мое сердце, - совершенно спокойно и, как мне показалось, по-деловому ответил я. - Можно, и я у тебя чего-нибудь разобью?" Третий бросок оказался удачным - стекла посыпались на асфальт совсем как пятаки у Достоевского - звеня и подпрыгивая. Народ закричал, раздалось обычное в таких случаях: "Милиция!" Быстрыми шагами я удалялся к соседней улочке, где было не так светло. Сережа хватал меня за локти и жарко кричал: "Стой! Погоди! Я на тебя не сержусь, давай разберемся!" Я знал, что от таких типов ничего хорошего ожидать не приходится. Наверняка уже вызвали милицию и теперь до ее приезда пытаются меня задержать. Поэтому разбираться я не стал, вырвался из чужих рук и почему-то опять оказался у телецентра.

Несмотря на поздний вечер, местами шла еще торговля, я уселся на лавке и стал обдумывать произошедшее. На душе было гадко. В этот момент подъехала милицейская машина, из нее вышли менты и стали опрашивать прохожих, демонстрируя какое-то фото. Я понял, что ищут меня, потому что рядом с ними шел тот самый деревенский лох-свидетель в мятом пиджаке. Они прошли совсем рядом со мной и не узнали меня. А "лох" подмигнул как-то по-доброму и тоже прошел мимо. Тогда я подошел к одному из ментов, который казался старше возрастом, и тихо сказал: "Это я". Тот посмотрел на меня и улыбнулся: "А ты знаешь, что ты счастливчик? Ты выиграл очень крупную сумму. Вот эта курносая сказала! - и показал на киоскершу, болтавшую по телефону. - Ну, пошли!" "Только наручников не надо, - попросил я, - я никуда не сбегу". Он пожал плечами и, не оборачиваясь, пошел к "уазику". Я поплелся следом.

В отделении лейтенант много курил и совершенно молча слушал мою историю. Я проникся к нему уважением. Если человек умеет слушать, значит, он еще не потерян для общества, даже если он мент. "Ведь я же любил ее, - задыхаясь от волнения и заново переживая произошедшее, повторял я, - и она это знала!" В ответ он молча сунул мне заявление потерпевшего. В нем говорилось, что я в нетрезвом состоянии долго приставал к законопослушному и добропорядочному гражданину Санкину Сергею Владимировичу, угрозами вымогал у него деньги, а когда ничего не получилось, стал бить стекла в его доме. К заявлению была приписана куча свидетелей. И еще раз мне так же неожиданно влепили ниже пояса: ее подпись стояла среди прочих. "Люди! Разве это возможно?! Ну нельзя же продавать так откровенно! - мысли мои совсем смешались. - Ну разбил я это чертово окно, но ведь за это не сажают!"

- Посадят, - успокоил меня лейтенант голосом федерального судьи. - У него солидные покровители.

"Что же теперь делать? - неслось у меня в голове. - Ведь никому нет дела до моих чувств, а скажут, мол, давно уже говорили ему, что пьянка до добра не доведет. Вот, допрыгался!"

- Как же быть? - тихо спросил я. - Ведь вы же знаете, что все, кроме окна, здесь неправда.

- Если честно, ты… (лейтенант от души выматерился). Был бы трезвым, говорили бы с тобой по-хорошему. А сейчас полагается сдать тебя в вытрезвитель и только потом передать следователю. Просят же за таких говнюков!

Я ничего не понимал. Кто это, интересно, может за меня просить? Таких людей в ближайших шестистах километрах у меня не было.

- Говорят, ты - счастливчик, но что-то не везет тебе пока. Пытаюсь дозвониться до начальства, но бессмысленно. Сегодня пятница, и начальство, скорее всего, объявится лишь в понедельник. Выбирай, где заночуешь, - в обезьяннике или вытрезвителе? - усмехнулся мент.

Как же так? Вот это совсем не входило в мои планы. А девочка? Она же с ума сойдет. Я молчал, молчал и мент, долго крутя диск древнего телефона. Наконец он до кого-то дозвонился, вежливо с кем-то переговорил и обернулся ко мне. Я приготовился выслушать "приговор".

- Значит, так. Во-первых, Сережу этого пошлем на… Нашлись люди, которые видели, как ты выиграл в лотерею. Таким образом, версия о вымогательстве неправдоподобна. Во-вторых, окно ты разбил не Сереже, а его соседу; тот, конечно, сердится, но его устроит, если ремонт будет оплачен. Вот его телефон и адрес. И, в-третьих, в вытрезвитель ты тоже не едешь, потому что один человек, - лейтенант посмотрел на меня и хитро улыбнулся, - обещает довести тебя до самого твоего дома в лучшем виде и без всяких эксцессов.

Я обернулся: в дверь вошла рыжая киоскерша с пронзительно жгучими глазами. Честное слово, такие глаза бывают только у брюнеток! Она довольно рассмеялась:

- Ну что? Пошли, счастливчик, я беру тебя на поруки! Не верьте глазам женщин, порой они так обманчивы.

Глава 7
Рыжая

Что я увидел в глазах киоскерши? Что видел в глазах других женщин, временами скрашивавших мое одиночество? Видел доброту и радость, тоску и печаль. А вот у жены моей были глаза бегающие, и я никогда не мог уловить ее взгляда. В них были беспокойство и неуверенность. Я даже не сразу понял, какого они у нее цвета. После нескольких лет совместных мучений в попытках найти хоть какое-то взаимопонимание бегать они перестали и стали зелеными. Зеленый цвет - это, конечно, не ромашковый, есть в нем что-то змеиное, но я смирился.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке