- Грех - это что-то плохое, - объяснила мне Марта. - Если ты сделала что-то плохое, скажи об этом.
Это было весело. Я превосходно помню запах кабинки для исповеди, голос, который после долгого молчания обратился ко мне, потому что я не знала, что говорить.
- Итак, что же ты сделала?
Я ответила первое, что пришло мне в голову:
- Все, кроме убийства!
Это Марта рубила головы цыплятам. Не я. Я только смотрела и ела курицу. Я должна была объяснить это священнику, но не знала как. А потом он говорил и говорил, цедил сквозь зубы, и я совсем ничего не поняла. Мне только хотелось поскорее выйти оттуда. Когда Марта встретила меня, она сказала:
- Да, долго же ты…
Все это ничего не значило для меня. Я была еврейкой, и я это знала, но уже по-своему понимала, что значит еврей в 1941 году для людей, которые окружали меня. Нельзя было ни говорить об этом, ни показывать под страхом смерти. Все было просто.
Окруженная защитным коконом, созданным Мартой и дедушкой, я не понимала многих важных событий. В Бельгии вводилась карточная система, немцы захватывали Россию, а в это время националист по имени Леон Дэгрель пытался заставить бельгийцев воевать на Востоке вместе с нацистами. Дедушка читал газеты, которые выпускались под контролем оккупантов. "Мы боремся, - с чувством говорил предатель Дэгрель, - за ценности выше земных, рядом с теми, кто освобождает Европу и мир и защищает от коммунизма, который стремится его задавить".
Приближалась осень, серо-зеленые все больше угрожали нам. И мой кокон вот-вот должен был раскрыться.
После таких счастливых дней, вернувшись к Вираго, я почувствовала угрозу. Я спряталась за дверью и подслушала, как она говорит подруге, зашедшей в гости. Ей только что, тяжело вздыхая, "показали" меня, как обезьяну в зоопарке:
- Вот видишь, с кем мне приходится возиться…
Я сделала вид, что вернулась в свою каморку, и услышала продолжение разговора.
- В конце концов, если немцы выиграют, я ее выдам… а если проиграют, то всегда можно будет сказать, как много мы для нее сделали.
У дедушки и Марты я научилась быть счастливой, но благодаря Вираго я научилась ненавидеть.
4
Никогда не бояться
Если в доме Вираго ненависть давала мне силы молчать, то дедушка показал мне на своем примере, как надо сопротивляться.
Случалось, что над нами пролетали самолеты. Перепуганная Марта спешила укрыться в подвале, и как-то раз потащила меня с собой:
- Ложись на землю!
Вскоре пришел дедушка:
- Нет, так не пойдет, алле, гоп! Вставай! Ты пойдешь со мной, со мной, если я умру - то умру на открытом воздухе, и мне чихать на этих грязных фрицев! Я не ведаю страха!
И он вывел меня в сад, выкрикивая оскорбления вслед самолетам, яростно потрясал кулаком и ободрял меня:
- Знаешь, не надо бояться, они будут бомбить в другом месте. Мы слишком маленькие, чтобы их заинтересовать. Ты же не боишься?
- Нет.
Я отвечала искренне. Я верила во все, что он говорил. Заразительный страх Марты попытался поселиться и в моей душе, но дедушка без труда прогнал его своим бессильным бунтом. Всегда держи голову высоко поднятой, перебори себя.
- Возьми это полено и отнеси Марте.
Полено было большим и слишком тяжелым для меня, но я из упрямства потащила его. Этот человек оказывал на меня огромное влияние. Он поздравлял меня, когда я узнавала что-то новое, поддерживал в каждом начинании, не подчеркивая, что я всего лишь маленькая девочка. Вираго, напротив, без конца унижала меня и ругала за неловкость, когда я помогала ей со скучным шитьем:
- Это что такое, ты что, сердишься? Да ты должна быть благодарна за то, что я для тебя делаю, уж поверь мне, я-то сделала побольше, чем твоя собственная мать.
- Нет! Моя мама подарила мне жизнь!
- Ах ты, нахалка! И где же твоя мать сейчас?
Это была одна из тех злобных фраз, которые я никогда не забуду. "Она"-то знала, где находится моя мама. Во всяком случае, далеко от меня, и уж своим взрослым умом она понимала, что сейчас творится в Бельгии и почему я здесь… с ней. Из-за денег! И она осмеливалась так говорить! Конечно, я должна была испытывать благодарность за то, что она взяла меня к себе, за то, что она меня кормит, но я не могла. Мне до сих пор трудно рассказывать об этом, потому что я помню, с каким лицом она говорила. Я многое так и не смогла понять в этих людях. Почему она с таким отвращением относилась к тому, что ей приходится "возиться со мной"? Из-за дедушки? Конечно, если она его так ненавидела, а он отвечал ей тем же. Может быть, это дедушка каким-то образом заставил ее взять меня в семью и дать мне свое имя? Какие темные дела творились в этой семье? Я не понимала, я была одна среди взрослых, без мамы, а этой женщине было совсем не жалко меня. Я могла лишь ненавидеть ее, с каждым днем все сильнее. И видеть кошмары по ночам. Ужасные кошмары, в которых я падала в пустоту, а потом просыпалась в поту, и рядом не было никого, кто бы мог меня утешить. Я замыкалась, страх стал моим постоянным ночным спутником, но днем я заставляла себе сопротивляться, бунтовать, притворяться. Я расстреливала ее взглядом, молчаливо резала на кусочки. Я защищалась, как могла.
Шли недели, а наши отношения становились все хуже. Она не прекращала отпускать замечания по поводу моей глупости, неспособности научиться шить, убираться. Я ни с кем в этом доме не общалась нормально. Я была лишней, и ее "прекрасная горничная" Жанин без стыда отнимала ту малость, которая мне принадлежала.
Дедушка подарил мне маленький темно-зеленый портфель из искусственной кожи. Мне было нечего туда положить, только птичье перышко, красивый листок, камешек… но это было моим. Я допустила ошибку - принесла подарок в свою комнатушку, обычно Марта хранила мои маленькие сокровища (куклу, старого желтого медвежонка) на ферме: она слишком хорошо знала "другую", как они с дедушкой ее называли. Я помнила о том, как у меня украли мой школьный пенал, поэтому хотела пометить свою собственность и так как я не могла написать на нем свое имя, то сильно прикусила угол портфеля, чтобы оставить отпечаток зубов.
Я хотела где-нибудь спрятать его, но не успела. Зачем-то вышла из каморки буквально на несколько минут, а когда вернулась, мой портфель уже исчез. Я не могла оставить это просто так, ведь дедушка только сегодня мне его подарил.
Я открыла дверь в комнату Жанин и увидела, как она кладет его на кровать. Я бросилась к ней, чтобы отнять портфель, а она начала кричать:
- Эй, это мое!
- Нет! Это мое! На нем отпечаток моих зубов! Я знаю, что это мой портфель!
Это не произвело впечатления на горничную. Она продолжила кричать, спустилась вниз, чтобы нажаловаться "другой", а я в ярости бежала за ней, уверенная, что в этот раз выиграю. На портфеле был мой отпечаток, никто не может этого отрицать.
- Это мое! Я его укусила!
- И где же ты его взяла, а? Откуда он взялся?
Я ничего не сказала, но готова была ее укусить. "Когда дела идут плохо, закрой рот, - говорил дедушка. - Если ты что-нибудь скажешь, твоими словами всегда смогут воспользоваться против тебя…"
Наверное, он имел в виду другую опасность, но я поняла его буквально.
Вираго так ненавидит дедушку, что, даже если я расскажу о его подарке, мне все равно его не отдадут. И тем более никто не должен слышать, что я счастлива на ферме, я слишком боялась, что мне запретят туда ходить. Это было единственное место, где я была свободной.
Я заскрипела зубами, она должна была услышать мой гнев. Я сохранила эту привычку на всю жизнь. Каждый раз, когда трудности заставляли меня молчать перед фактом явной несправедливости, мой рот был закрыт, но скрип моих зубов выражал протест. А в тот Лень я думала: "Вот увидишь, я расскажу об этом дедушке! За мной есть люди, которые поддержат меня, ты думаешь, что я одна, а я больше не одна!"
На следующий день я со слезами рассказала дедушке эту историю.
- Не плачь. Мы найдем что-нибудь другое, еще лучше, и на этот раз ты хорошенько спрячешь подарок.
Действительно, он вскоре принес мне какой-то незнакомый предмет. Маленький компас. Мне показалось, что это большой зуб, а дедушка сказал:
- Посмотри, это очень точный инструмент. Я тебе сейчас объясню: синяя стрелка всегда указывает на север. Если держишь его перед собой, то север там. А теперь повернись, она всегда указывает на север. Можешь вертеться, как хочешь, стрелка всегда скажет, где он. А это очень важно. Если ты знаешь, где север, то знаешь, где юг, восток и запад. С ним ты не потеряешься. Никогда.
Это было волшебно. Я играла с маленьким компасом во дворе фермы. Он, словно жемчужина, скрывался в раковине. Такой маленький, что помещался на кончике пальца, но стрелку и буквы было видно превосходно. Я еще не знала, какую роль он сыграет в моей жизни, тогда я только играла с ним, определяя стороны света. Сарай находилось на юге, с курятником было сложнее: он на юго-востоке, объяснил мне дедушка. А на востоке? У меня было чувство, что дедушка придавал большое значение востоку. "На востоке…" - он словно подсказывал, где находятся мои родители. На востоке были Германия и Польша. На самом деле он не знал, где они, но вполне вероятно, что в Германии или Польше. Маленькая стрелка волшебным образом связывала меня с мамой и папой. Я могла смотреть в том направлении и думать: они где-то там, они живы. Возвращаясь к "другой", я решила, где будет мой тайник: ночью компас будет лежать у меня во рту, за зубами, а в течение дня я буду прятать его в носке. Отнять его будет невозможно!