- Ну, погоди, - сказал он рассудительно, чтобы сбить ее с драматической волны. - В конце концов, это не трагедия. Со всеми женщинами бывает. Сугубо практическая вещь - надо ее практически и решать.
Она усмехнулась с досадой:
- Да нет, вы не то думаете. Я не беременна. Будь дело в этом… Пять рублей, день в больнице - и вся любовь.
Это было произнесено с такой легкостью, что Батышев сразу понял - приходить в больницу с пятирублевой квитанцией ей не приходилось ни разу.
Он сказал со вздохом:
- Слушай, у меня голова пухнет от твоих загадок. Расскажи лучше толком, а? С начала до конца. Как на комсомольском собрании.
Она засмеялась:
- Ну что тут рассказывать? Все очень примитивно. Познакомились в турпоходе, он был с женой, но весь вечер с ней не разговаривал. Представляете: ночь, костер, гитара, ну и вино, конечно. Всем весело, дурака валяют, танцы устроили под собственный визг - кто в купальнике, кто в тренировочном. А он сидит в сторонке на бревне и молчит. К нему, естественно, лезут, он отшучивается - он вообще остроумный, а в глазах такая тоска. Ну а мне семнадцать лет. Та еще дура была! Кривляюсь вместе со всеми, а сердце - только что не разрывается! Ну вот не могу терпеть, что рядом хороший человек мучается… Потом села в сторону и тоже давай молчать - из солидарности. Сижу и придумываю, какой он тонкий, ранимый, как больно ему сейчас, как противен весь этот бардак…
Грубое слово она произнесла просто, словно обычное.
- Ну и, разумеется, как жена его не любит и только сосет кровь… Знаете, такое было настроение! Тем более пить не умела, а в тот вечер - что я, глупей других?.. В общем, в лепешку бы расшиблась, только бы ему стало хорошо.
- Сколько ему лет? - спросил Батышев.
- Сейчас тридцать пять. А тогда - тридцать один.
- Красивый?
- Нет, - без раздумий ответила она.
- Но?..
- Обаятельный. Худой, нелепый, руки болтаются. И очень умное лицо.
- Ну, значит, сидишь ты, жалеешь его, - напомнил Батышев.
Девушка кивнула:
- Ну да. Молчу и придумываю, как бы ему помочь…
Она усмехнулась, словно вспомнив что-то.
- Короче, подошла к нему и все это высказала.
- А он? - спросил Батышев.
- Погладил по плечу. "Спасибо", - говорит… Пошли на речку, там берег песчаный, низкий. Я ни о чем не спрашиваю, несу какую-то чушь. А он - ни слова. Потом вдруг говорит: "Ладно, малыш, не тревожься. Все будет нормально. Хочешь, стихи почитаю?" Думаете, я случайно сегодня для гадания Элюара вытащила? Четыре строчки с тех пор помню.
Батышев посмотрел на нее вопросительно, и она прочла:
На двух половинках плода -
На спальне, продолженной в зеркале,
На кровати - пустой ракушке
Я пишу твое имя.
- Хорошие стихи, - сказал Батышев.
- Вы представляете, как они мне тогда?
Она вновь усмехнулась виновато и грустно.
- В общем, ходили, ходили по берегу, за мыс ушли. Ночь теплая, август. Ну что, говорит, будем купаться?.. Ему-то хорошо, он в плавках, а мой купальник у костра сушится. Но вот понимаете - не могу сказать ему "нет"… Ничего, говорит, разденешься и в воду, а я отвернусь… Разделась, оборачиваюсь - стоит лицом ко мне.
Марина улыбнулась, качнула головой:
- А я ну дура дурой. Вот поверите: не то что зубы - колени стучат друг о друга.
Она задумалась, и лицо у нее стало такое, что Батышев отвел глаза: смотреть на нее в тот момент было стыдно, как подглядывать. Так, глядя в сторону, и спросил:
- А он?
Она то ли усмехнулась, то ли вздохнула:
- Подошел, поцеловал в лобик… Ладно, говорит, девочка, одевайся. И пошел по берегу. Уж как я тогда оделась - не помню. Иду за ним, он молчит, и я слова сказать не могу. Так и приплелась к костру на три шага позади, как побитый пес… В город возвращались - не то что заговорить, посмотреть на него не могла. А стали прощаться - сам подошел, взял за руку… "Спасибо, малыш". И все.
- А жена? - напомнил Батышев.
Марина качнула головой:
- Не помню. Я с той поездки больше ничего не помню. Вот как увидела, что он один на бревне сидит и ему плохо… Все. Кранты. Только он и я.
- Да, - проговорил Батышев, - полная невменяемость.
Она согласилась:
- О чем и речь. Как доской по голове.
- Ну а потом?
Глаза у девушки потухли, она заговорила почти без выражения:
- Потом я стала его ждать. Он с моим братом работал, телефон узнать ничего не стоит. День жду, неделю жду. Нет! Тогда потащилась к нему сама. Идея была такая: объяснить, чтобы он не подумал чего-нибудь не то. Мол, просто увидела, что ему плохо, и хотела помочь… Ну, поймала его после работы, объяснила с грехом пополам. "Я, говорит, только так и понял". - "И если, говорю, вам когда-нибудь будет плохо или что-нибудь понадобится, просто позвоните и скажите: "Это я". Посмотрел - и тихо так: "Я знаю, малыш"… Тут как раз его автобус подошел…
Она вдруг прервалась и подозрительно уставилась на Батышева:
- Вам не скучно все это слушать?
- Ты давай дальше, - сказал он.
- Ну, в, общем, высказала я ему все это - и так легко стало. Словно освободилась. Сказала, и все… Но прошла неделя, другая - и, оказывается, ни от чего я не освободилась.
Марина снова свела брови и не сразу выговорила:
- В общем - влипла. Стала ждать, что он позвонит. А это уже - все…
Голос у нее стал деловитым, как у врача, который в ординаторской рассказывает коллегам об обреченном больном.
- Он мне, естественно, не позвонил и никакая моя помощь не потребовалась. Ну, тут уж я повела себя совсем глупо: стала за ним бегать. Причем самым примитивным образом. Хоть бы предлог какой придумала! А то приду, смотрю на него, как теленок, и молчу. Анекдот!
- И как он это воспринимал?
- Как будто так и надо. Он вообще был на высоте. Выйдет: "А, Марина, привет! Ну что, проводишь немного?" И шлепаем до его дома. Вот такие хорошие приятели.
- Тебя это устраивало?
Она подумала немного, вспоминая:
- Да. Тогда устраивало. Вижу его, говорю - чего еще надо!.. Как-то привел домой. Жену ведь я тогда в турпоходе тоже видела, - она усмехнулась, - в общем, возобновили знакомство. Очень мило поговорили, пригласили еще бывать…
- Ну и?..
- Ну и стала бывать. Когда с ним приходила, а то и сама. В гости уходят - меня с собой: "Познакомьтесь, это наша Марина". В магазин - бегала, в прачечную. В общем, друг дома, свой человек в семье! Как уборка - тут уж я душу отводила. Паркет у них только что языком не вылизывала…
Она замолчала, уставилась в свою невидимую стенку, и Батышев испугался, что вот сейчас она опять замкнется…
- Ну и как долго тебе этого хватало? - спросил он, спокойной "преподавательской" интонацией как бы отделяя ее рассказ от них сегодняшних, отодвигая его в безопасное, остывшее прошлое, откуда факты доходят до нас обкатанными, лишенными эмоций, растерявшими свои болезненные шипы.
Это подействовало - она подняла взгляд.
- Сейчас вспомню… Пожалуй, долго, почти год. - Она отвечала, морща лоб, старательно, как врачу больная, не понимающая логики и цели вопросов и озабоченная лишь одним: ответить точно.
- Ведь я его видела часто, раз в неделю, а то и больше. По крайней мере, знала, что могу увидеть, когда захочу. И Света мне звонила - это его жена.
- А он?
- Ни разу, - сказала Марина.
- Ну и как думаешь - почему?
Она пожала плечами:
- Наверное, боялся, не так пойму. Что-нибудь лишнее подумаю.
- А про тот случай на берегу вспоминал?
- Ни разу.
И опять в голосе ее не было ни горечи, ни обиды - только желание точно ответить на вопрос.
- Что с тобой происходит, конечно, догадывался?
Она улыбнулась, и Батышев подумал, что для девушки с такими красивыми зубами она улыбается довольно редко.
- Дурак бы догадался, - сказала она. - Я как-то пыталась заговорить - и двух слов не дал сказать. "Малыш, не надо, я все знаю. Не надо об этом". И все.
Батышев вдруг поймал себя на том, что смотрит на происшедшее ее глазами. Только он и она, вокруг пусто. А ведь в драме по меньшей мере три лица…
- Жена младше его? - спросил он.
- Да, ей сейчас двадцать восемь. Мне двадцать один, ему тридцать пять, ей двадцать восемь.
- Она к тебе как относилась?
- Хорошо. В основном хорошо. Наверное, жалела - не знаю.
- Ну а дальше?
- Что дальше?
- Рассказывай!
- Так нечего рассказывать, - невесело возразила она. - Так и тянется до сих пор.
- В каком смысле тянется?
- Люблю его.
- И дома бываешь?
- И дома бываю.
- Детей у них нет?
- Мальчишка, - сказала Марина, и губы ее растянулись от удовольствия.
- Сам-то он кто? По профессии?
- Конструктор. Хороший, но не ах!
- И никто другой тебе за это время не нравился?
- Если бы! - с горечью бросила она.
- Так, - сказал Батышев, - ясно. Дай-ка сообразить… И опять она посмотрела на него, как больная на врача - с доверием и надеждой.