Родыгин понял, что в целом классе одна эта стриженая девочка с ключиком на шее в состоянии оценить всю чудовищную действенность сингапурского наказания.
- Не плачь, - сказал он. - Твой папа пройдет курс лечения и снова сядет за руль. А ты, кстати, можешь ему в этом помочь. Знаешь, как?
Векшина не ответила. Она сидела, уткнувшись лицом в стол, плечи ее тряслись от рыданий.
- Кто знает, как Векшина может помочь своему папе излечиться от алкоголизма? - спросил Родыгин.
Ответ был настолько очевиден, что никто не стал высказывать его вслух. Сразу в нескольких местах несколько голосов доложили:
- Она и так хорошо учится.
Родыгин слегка смутился.
- Я не одно это имел в виду. Я имел в виду, что дети тоже могут повлиять на атмосферу в семье. Не только жены.
- А есть такие страны, где и детей вместе с родителями сажают в тюрьму? - спросила соседка Векшиной.
- Таких нет, - ответил Родыгин.
Пытаясь подавить рыдания, Векшина громко икнула раз, другой, третий. Пока все слушали, как она икает, ушастый мальчик предложил подробнее рассказать о хлебном дереве.
- На географии расскажешь, - оборвал его Родыгин.
Он обернулся к Векшиной.
- Встань-ка.
Она встала. В горле у нее затаился крохотный злой человечек. Когда он дрыгал ножкой, горло сжимала неудержимая судорога.
- Сделай вот так, - сказал Родыгин и показал, как.
Он привстал на носки, постоял немного, балансируя корпусом, а затем всей тяжестью тела грузно шлепнулся на пятки. Этот метод, описанный в книге известного авиаконструктора Микулина, помогал быстро удалить из организма вредные шлаки, скрытые отходы жизнедеятельности.
- Сразу пройдет, - ободряюще улыбнулся Родыгин и повторил демонстрацию.
Векшина не шевельнулась, а все тот же любознательный мальчик объявил:
- У меня вопрос.
Родыгин взглянул на него с ненавистью.
- Ну?
- Кто живет в Сингапуре? - спросил мальчик.
- Сингапурцы.
- А они кто?
- Люди. Такие же, как мы с тобой.
В ответ сказано было с еврейской безапелляционностью:
- Нет, не такие. Они - мусульмане.
- И что?
- У мусульман много жен. Их сразу всех сажают в тюрьму вместе с мужем, весь гарем? Или по очереди?
- Подойди ко мне после звонка, я отвечу на твой вопрос, - пообещал Родыгин.
Он посмотрел на застывшую как истукан Векшину и пожал плечами.
- Как хочешь. Тебе же хуже.
- Я принесу ей воды, можно? - вызвался самый маленький и беднее всех одетый мальчик.
Родыгин кивнул, подумав, что именно в таких детях сильнее развита способность к состраданию. Мальчик взял портфель и пошел. Когда дверь за ним закрылась, откуда-то сзади со знанием дела известили:
- Больше не придет.
Векшина опять икнула.
- Садись, - велел ей Родыгин.
Она села, зацепив коленями портфель, он вывалился из ниши, учебники и тетрадки рассыпались по полу. Отдельно отлетела стеклянная туфелька, с прошлогодних зимних каникул всегда лежавшая в портфеле как напоминание о том, что счастье возможно.
Родыгин поднял ее, задумчиво провел пальцем по ложбинке над каблуком, вырезанной для того, чтобы класть туда недокуренную сигарету.
- Зачем ты носишь с собой эту пепельницу? - спросил он.
- Отдайте, - сказала Векшина, засовывая в портфель все то, что из него выпало.
Человечек в горле последний раз дрыгнул ножкой и выскочил в форточку, под дождь. Он уже минут пять хлестал по стеклам, окутывая класс ровным усыпляющим гулом.
- Это пепельница твоего папы? - спросил Родыгин.
- Мой папа не курит, - ответила Векшина.
- Не ври. Кто пьет, тот курит, - поделилась жизненным опытом рано созревшая Вера с зеленым подбородком.
С туфелькой на ладони Родыгин прошелся по классу, все время чувствуя на себе взгляд Векшиной, которая при этом не только не поворачивала головы в его сторону, но даже не двигала зрачками. Она смотрела так, словно ее нарисовали на агитплакате. Родыгин ощутил себя жертвой оптического обмана.
- Надеюсь, - сказал он, - в вашем классе нет таких ребят, которые уже курят.
- Филимонов курит, - наябедил веселый мальчик, в очередной раз вылезая из-под стола.
- И пьет, - добавили сзади и заржали.
- Отдайте, пожалуйста, - опять попросила Векшина.
Родыгин медлил. Судьба послала ему замечательное наглядное пособие для рассказа о вреде курения. Расставаться с ним не хотелось, но как его правильно использовать, он пока не знал. Мысли скользили в том направлении, что красота этой туфельки с ее женственными изгибами и острым хищным носом - это красота порока, нужно уметь отличать ее от подлинной красоты, которая делает человека лучше, а не пробуждает в нем низменные желания. Он даже начал говорить об этом, трудно подбирая слова, но перебили две нарядные девочки за одним столом.
- Пожалуйста, отдайте ей! Ну пожалуйста! - заныли они, нахально поглядывая на Родыгина и влюбленно - друг на друга.
- А то я вам ничего больше не стану рассказывать! - пригрозил начитанный мальчик.
В этот момент Родыгин внезапно понял, что еще не сказано о самом страшном, пострашнее курения и даже алкоголя. Говорить о наркотиках в детской аудитории следовало с предельной осторожностью, но его уже понесло. Неожиданно для себя самого он взял с места в карьер, спросив:
- Кто знает, что такое "мулька"?
Стало тихо. Родыгин сощурился.
- Кто-нибудь знает? Только честно.
- У меня так кошку зовут, - робко сказала прозрачная девочка, сомневаясь в правильности ответа.
Все засмеялись, тогда она добавила:
- Раньше звали Муркой, но переназвали из-за сестры.
- Чьей? - спросили у дальнего окна.
- Моей. Она еще маленькая и не выговаривает букву "р".
На этом урок кончился, зазвенел звонок. Сквозь шум дождя его звон казался слабым и неуверенным, так звенит спрятанный под подушкой будильник, не приказывая вставать, а деликатно напоминая об этой печальной необходимости.
Ребята возбужденно заерзали. Успокаивая их, Родыгин поднял руку.
- Тихо! Это сигнал не для вас, а для меня.
Все свои беседы он старался закончить таким образом, чтобы после них оставались одновременно два противоположных чувства - полноты и незавершенности сказанного. Недостаточно просто изложить тему и сделать выводы, нужно еще внушить слушателям понятие о неисчерпаемости предмета. Родыгин виртуозно владел этим искусством, но сейчас отвлекал и мешал сосредоточиться тропический ливень за окнами. "Как в Сингапуре", - подумал он и увидел, что Векшина вдруг рванулась к выходу.
В руке у нее был портфель, но она тут же отпустила его, едва Родыгин, в два прыжка догнав ее, схватился за ручку, и юркнула в дверь. Он почувствовал себя мальчишкой, которому достался хвост улизнувшей ящерицы. Швырнув портфель на стол, Родыгин бросился за ней, коридор надвинулся гамом, толкотней, ребячьи лица проносились мимо, как лампочки в тоннеле. Он бежал за Векшиной, чтобы вернуть ей туфельку, а она уже нырнула в тамбур, вылетела на крыльцо.
Даже здесь, под крышей, воздух был пропитан колючей моросью, внизу пенились ручьи, лягушками плюхались в траншею подмытые комья глины. Она слышала за собой шум погони, подковки тяжелых мужских ботинок гремели по кафелю.
В тамбуре от Родыгина шарахнулись курильщики, в углу тоненький голосок сказал:
- Вода кончилась.
Это был тот мальчик, что пошел за водой для Векшиной.
- Кипяченая, - пояснил он. - В бачке.
Родыгин шагнул сквозь него и замер в дверном проеме.
Векшина стояла в трех шагах, на самом краю верхней ступеньки. Казалось, она добежала до края нависающей над морем прибрежной скалы и теперь готова кинуться в воду, лишь бы не достаться тому, кто ее преследует. Дождь сек запрокинутое в бесконечном отчаянии личико.
- На, возьми, - шепотом, чтобы не спугнуть ее, проговорил Родыгин, вытягивая перед собой руку с туфелькой на ладони.
Векшина обернулась, тогда он компанейски подмигнул ей, сказав:
- Эй!
Она с ужасом посмотрела на его перекосившееся лицо с жутко зажмуренным глазом, вздрогнула и метнулась вниз. Родыгин прыгнул за ней, холодные струи потекли за ворот. С разбега он перемахнул траншею, едва не съехав на дно по осклизлой глине, выскочил на газон, и ознобом охватило предчувствие непоправимого: на светофоре горел красный свет, а Векшина со всех ног приближалась к проезжей части. Перед ней, разбрызгивая лужи, сплошным потоком неслись автомобили.
С другой стороны улицы, прячась под навесом киоска, Надежда Степановна увидела ее и с воплем "Стой! Стой!" помчалась навстречу. Туфли, чулки, легкий плащ, а под ним платье на спине и на плечах, все вымокло мгновенно, лишь у поясницы сохранялся тонкий слой тепла. Широкий поток бурлил и свивался в косички вдоль кромки тротуара. Надежда Степановна ступила на мостовую, вокруг завизжали тормоза, время исчезло, было такое чувство, будто она всю жизнь бежит под этим дождем.