Глава 4
Все, кого я ни встречал из "наших", говорили, что Гребенниковы живут плохо. Валю поругивали, но еще больше осуждали самого Гребенникова: "Тряпка, а не мужчина. Слюнтяй. И чего он с ней мучается?.. Оторвал бы разом - и кончено…" Такие вот разговоры.
Я слышал, что живут они по-прежнему в Подмосковье, и что "все у них плохо", и что Валя все еще не может окончить аспирантуру. И оказалось, что так оно и есть. Однажды Гребенников приехал ко мне ночью, и я узнал, как говорится, из первых рук.
Был уже час ночи. Он позвонил в дверь, а я, и жена, и наша дочка спали. Я открыл ему:
- Входи. - И я добавил: - Только тс-с… спят.
Квартира состояла из комнаты и кухни - мы прошли на кухню. Мы сели, закурили, и Гребенников очень спокойным и простым голосом стал рассказывать, что Валя опять его обманывает.
- Она была в Киеве. Там что-то вроде съезда по вычислительным машинам - всю молодежь пригласили…
Для постороннего человека голос Гребенникова показался бы совсем уж ровным и как бы будничным:
- Съезд еще продолжается, а Валя оттуда незаметно уехала. Удрала. Ее там уже нет.
- Ну и что?
- Да ведь и дома ее нет, - все также буднично проговорил он.
- Где же она?
Он невесело усмехнулся. И молчал.
Я встряхнул головой:
- Ты извини. Я сонный… Рассказывай, рассказывай!
- Да что ж рассказывать. Часть людей вернулась из Киева пораньше. Встретил я на работе Витьку Флягина, встретил вашего Тиховарова…
- Тиховарова? - переспросил я.
- Да… Как, говорю, съезд? То да се. А как, говорю, моя Валя?.. "А она же вернулась. В одном вагоне ехали", - сообщил мне Тиховаров.
- Ну?
- Ну и все. Сказал я Тиховарову: "Пока", - и быстренько домой. Ждал, ждал - ее нет.
- Может быть, задержалась где-то. Например, в магазин пошла…
- Это было два дня назад.
Я молчал. Затем, как бы размышляя, сказал:
- Значит, она где-то здесь? В Москве?
- Да.
- Задача… - сказал я.
Он улыбнулся этакой характерной своей улыбкой - тихой и будто бы даже покорной:
- Только не делай вид, будто ты не догадываешься…
- Я догадываюсь. Ну, разумеется… Я конечно же - и как тут не догадаться, - заспешил, заторопился я.
- Все просто. Она здесь. Она в Москве. Она с кем-то. - И он улыбнулся с той же своей естественностью и простотой: - И я хочу ее найти.
Я все это понимал - да оно и немудрено было, зная Валю! - но вот что мне было неясно:
- А почему ты ко мне пришел?.. Я же ничего не знаю.
- Ну так. Все-таки беда у меня случилась… Совет дашь. Друг все-таки.
Я не мог дать никакого совета. И другом его я не был. Тут было вот что: я и его Валя были земляки, были родом из одного маленького провинциального городка. Вот и все.
- Д-да… Друг - это конечно, это разумеется, - сказал я сочувственно, - но что же я могу посоветовать?!
Я вытащил остатки ужина, налил чаю.
- Давай-ка горяченького…
Из комнаты выглянула жена. На плечи она накинула одеяло - вот так, верхней половиной, и выглянула:
- Что-нибудь случилось?
- Нет-нет, - сказал я поспешно. - Ничего. Спи.
Она сонно щурилась на свет:
- Правда?.. Может, что случилось?
Гребенников улыбнулся ей:
- Нет.
И я сказал:
- Павел зашел к нам переночевать. Вот и все.
- Ты найдешь, что ему постелить? - спросила она.
- Найду.
- Одеяло в шкафчике.
И она ушла.
- Замечательный чай… - Гребенников медленно вертел в руках стакан. - …Замечательный чай. Мне ведь и правда надо бы у тебя переночевать.
- Я так и понял.
- Нет. Не только сегодня. А вообще. Пока я буду ее искать…
- Хорошо, Павел.
И я тоже стал отхлебывать понемногу чай. Теперь я понял: Гребенниковы жили в Подмосковье, и он не хотел терять время на ежедневные поездки туда-обратно.
- Я буду искать ее. Понимаешь - я не хочу время терять.
- Я понял.
- А твои домашние не будут против?.. То есть против…
- Ночлегов?
- Да.
- Нет, не будут. Ну а будут - тоже ничего. Потерпят.
- Стеснять мне бы вас не хотелось. Но мне очень надо ее найти.
Я ничего не стал расспрашивать больше - я постелил ему и пошел спать. Жена спросила сквозь сон:
- Что у него?
- Да ничего. Опять с женой не ладит.
- Вот бедняга… Это та самая Валя?
- Да.
- Вот это любовь, вот это муж!
…И где-то среди еле слышного ночного шепота она уснула.
Мне не спалось - и вот я босо зашлепал на кухню.
- Покурим? - Я как-то был уверен, что он не спит.
Он не спал.
- Давай. Но только дверь прикрой, чтоб им не тянуло. Я все-таки чувствую, что стесняю вас…
- Да ладно тебе.
Мы помолчали.
- Я ведь, честно говоря, не только ночевать к тебе. Я ведь и на помощь рассчитываю…
- Ну?
- Помог бы ты мне.
- Искать ее?
- Да.
Я зевнул долгим ночным зевком и подпер рукой отяжелевшую голову.
- Не представляю себе…
И я вдруг стал хвалить Валю:
- Есть, есть в ней что-то чертовское… И не поймешь что! И ведь не скажешь, что красива, верно?
Я произнес утвердительно:
- И всегда в ней было это. Я ее с детства помню.
Гребенников тему не поддержал.
- А я слышал, вы разводились…
- Да. Мы и сейчас разведены, - спокойно сказал он.
- Правда?
- Да… Но, честно говоря, разведены мы или не разведены - это уже не имеет значения. Все перепуталось.
- Как же так?
- А вот так.
- Но живете-то вы вместе?
- Да.
- Так, - сказал я машинально, - значит, она опять Чекина? Опять под своей фамилией?
На темной стене кухни были светлые пятна от ночных фонарей - чуть светленькие и какие-то зябкие пятна. Я уставился в них и повторял:
- Д-да… Валечка Чекина… Валечка Чекина! - Я сказал: - Ну и как же вы жили эти три… нет, четыре года?
Он усмехнулся:
- По-разному.
Мне все хотелось обрисовать ее в нескольких фразах, как-то очертить ее, оценить, что ли. (И совсем не хотелось ее завтра искать.)
- Не понимаю, зачем за ней бегать, - сказал я. - Это ведь еще хуже.
Он не ответил.
- …Ей важен именно минутный шум. Она, конечно, обаятельная, но, в сущности, девочка пустенькая. Совсем пустенькая. Коптит себе небо и ничегошеньки не думает… Разве нет?
Я ждал, что Гребенников как-то поправит меня (с чем-то не согласится), а он молчал.
- Почему ты молчишь? Или тебе это неинтересно?
- Нет… Это интересно, но для меня это неважно, - сказал он как-то очень тихо, очень спокойно и просто.
- Какая она - неважно?
- Неважно.
И тут уж мне стало совестно.
- Ты прости, пожалуйста, - сказал я. - Понимаешь, сейчас время такое… Сейчас смеются над такими, как ты. Вышучивают. Ты меня тоже пойми: это ведь редкость, чтоб вот так, как ты к Вале… - Я сглотнул слюну и, помедлив, добавил: - То есть из-за нее… То есть ты без нее не можешь, да? - Я как бы усмехнулся: - Это ведь редкость…
И мы оба, как сговорившись, потянулись за сигаретами - и закурили от спички.
Он сказал, помолчав:
- Надо ее найти как-то.
- Я обещал, и я помогу, сколько сумею, - сказал я, - но ты уверен, что она захочет вернуться?
- Конечно, - сказал он, - конечно!
Я встал, что было делать - спать? Но уже не спалось. С кухни я прошагал в прихожую и как-то полуавтоматически стал надевать плащ. Сначала я действительно хотел пройтись по улице и подышать ночным воздухом. Я даже сказал:
- Пойдем прогуляемся. Все равно не спится.
- Нет. Я уже засыпаю, - сказал Гребенников.
Я надел плащ прямо на майку и перед уходом заглянул в комнату: жена и дочка спали. Я вышел на лестничную клетку, стал неторопливо спускаться - и где-то тут пришла мысль.
Тиховаров тоже ведь был на этом съезде в Киеве и мог что-то знать, нужно позвонить, спросить - в этом и состояла моя нехитрая мысль. Правда, как спросить? Мне не хотелось, чтобы о Вале и Гребенникове опять начали носиться слухи. Тем более Тиховаров относился к Вале с некоторым презрением. И я заколебался. А ночь была теплая, без прохожих, и телефонная будка стояла с распахнутой дверцей - пустая.
Я положился на самотечность разговора, на то самое "как получится", и, войдя в будку, набрал номер.
- Тиховаров, привет!
- A-а… привет, - он узнал меня по голосу.
- Ты спал?
- Да. А в чем дело?.. Только я совершенно сонный.
Я помялся. Вопрос для ночного времени был, понятно, дикий, но я спросил:
- Слушай… Ты ж в Киеве был. Как там?.. На этом… симпозиуме?
- Ты издеваешься?
- Бог с тобой! Мне действительно интересно.
Тиховарова обмануть нетрудно - надо только твердо стоять на своем.
- Ну, что же тебе рассказать?.. Выступал, например, мой шеф, выступал Бобокин - оба по сорок минут…
Тиховаров, время от времени зевая, начал перечислять доклады.
- Подожди-ка, - сказал я. - Ну а кто блеснул?.. Ну, понимаешь, о чем я: какое-нибудь эффектное сообщение. Словом, сенсация, шумиха и все такое…
- Откуда ты знаешь?
- Знаю.
- Ну а знаешь - зачем спрашиваешь? Разумеется, Корнеев. Вообще-то он поэт. Иван Павлович Корнеев, не слышал?
- Поэт?