- Я чую, издалека чую. Ну как, господа, есть у нее уже кто? Жаль. Надо с ней поосторожней, не повредить бы, - господин захихикал, потирая руки. - Я угощаю. По рюмочке коньячку?.. Мадам!
Однако госпожа Зоя не сдвинулась с места.
- Господа, прошу вас удалиться, - сказала она. - Сегодня мы гостей не принимаем. - Она с тревогой поглядывала на дверь и делала знаки господину в переливчатой жилетке.
- Как бы не так! - ответствовал весовщик и сел к стойке.
- Куда это годится - в субботу закрывать заведение! Существуют законы, сударыня. Не имеете права! - заявил господин с гвоздикой в петлице.
- Хабиус хартмурт, двенадцать евангелий! - крикнул кто-то за дверью, и в залу ввалился коренастый человечек, взмокший, пьяный, в костюме из домотканого сукна. Стянув с головы меховую шапку, он хлопнул ею об пол. - Правильно-о! Защищаю патриота! - гаркнул он.
- Кабаджа, собака, и ты тут? Ну и потеха пойдет сегодня! Чует мое сердце!
- Господин Хаджи к остов, будьте добры, проводите мою гостью домой.
Господин в переливчатой жилетке встал и с важным видом направился в коридор. Госпожа Зоя пропустила его и вновь привалилась к двери.
- Обдуряют нас! - презрительно фыркнул весовщик. - Просто-напросто на наших глазах отдает ее ему в руки… Этот тупица, остолоп, который все отцовские угодья проиграл в кости, отведет ее в гостиницу. Нет, не допустим! Коль поступила в публичный, так не для одних барчуков!
- А что, можно и так, по гостиницам, на вынос, - обронил господин с гвоздикой.
- Если вы попробуете помешать моей гостье уйти, я позову полицию! - пригрозила мадам.
Из комнат девиц донеслось хихиканье. Музыка на улице смолкла. Опять заскрипела лестница, и в залу ввалились двое с потными пьяными физиономиями - дружки весовщика.
- Видала этих молодцов? Мне стоит лишь им подмигнуть, - сказал весовщик, обернувшись к госпоже Зое. - В чем дело, ребята?
- Музыканты просят уплатить. Уходят. На улице толпа, все сбежались, кому не лень, - ответил один из дружков.
- Пускай ждут. Еще могут понадобиться.
- Я пришел сюда не для того, чтобы зря время терять, - заявил господин с гвоздикой, прошел за стойку и взял бутылку коньяка.
Госпожа Зоя метнула в него свирепый взгляд, но с места не сдвинулась. Она прислушивалась к тому, что происходило за дверью. Ее барышни, настроенные против новой своей товарки, волновались. В коридоре то и дело хлопали двери, слышалось шарканье домашних туфель, с улицы доносился пугающий гомон, а господин Хаджикостов задерживался. Не было и Черного Кольо.
Когда же господин Хаджикостов наконец появился, вид у него был растерянный. Он что-то шепнул госпоже Зое на ухо, и она встревожилась еще больше.
- Она в своем уме? Еще фокусы мне будет устраивать! Стойте тут, стерегите! - сказала она и ринулась в коридор.
Господин Хаджикостов занял ее пост. Встретив устремленные на него враждебно-вопросительные взгляды, он сунул руку в задний карман брюк.
- Эй, щеголь, что происходит? Почему ты ее не вывел, хоть бы глянуть на нее, - спросил весовщик.
- Не твое дело!
- Не ерепенься, мы ж товарищи по несчастью. Расскажи, что там происходит.
- Не открывает она. Заперлась на ключ.
- Все они так, покуда не обвыкнут… Гляди-ка, а этот уснул! - Кушай-Детка показал на коренастого. Тот сидел, привалившись головой к спинке стула.
- Плохо дело. Говорит, только доктору откроет. Мол, позовите его, - неожиданно смягчился господин Хаджикостов и, видимо, догадавшись о чем-то, глуповато усмехнулся.
- Доктора? Для чего?.. Да говори же, сударь, что ты ей сказал, что она ответила! - нетерпеливо закричал весовщик.
- Просит позвать доктора. Только, говорит, ему открою. Больше она ничего не сказала.
- Впутались мы, братцы!.. Она ему удочки закидывает, а мы тут как бараны топчемся… Ах, сукин сын! Пожил с нею и спихнул в бардак! - Весовщик хлопнул себя по лбу и громко расхохотался.
Сердито стуча каблуками, госпожа Зоя вернулась и захлопнула за собой дверь в коридор.
- Господа, прошу вас уйти. Мы сегодня не принимаем, я закрываю! - крикнула она. - Закрываю!
Входная дверь стукнула, показался полицейский, вслед за ним в залу ворвался перепуганный и бледный, как мел, почтальон.
- Жена!.. Где моя жена?.. Выпустите ее! Я ей муж, имею право… Я убью ее! - кричал он, обводя собравшихся безумным взглядом и отчаянно размахивая руками.
14
В "Турине" по-прежнему толковали о предстоящей войне. По слухам, болгарские пограничники убили турецкого солдата за то, что турки коварно убили нашего капитана Георгиева. Иванчо Тошев вдохновенно демонстрировал, как он с винтовкой наперевес пошел бы в атаку и, встретив турка, не ударил бы кинжалом, а "всадил бы в него пулю". Нотариус объяснял, как обделывал свои торговые делишки брат царя, принц Филипп, и громогласно объявлял себя республиканцем. Господин Николаки нахваливал турецкую кавалерию - дескать, вся на арабских скакунах, нельзя ее недооценивать. Судебный пристав Илларион развивал какую-то военную теорию и поносил греческого короля. Всех продолжали волновать бурные прения в Великом народном собрании, в особенности обвинения, выдвинутые против царя и его братьев в связи с грязными аферами вокруг армейских поставок. Хозяин "Турина" в тот вечер горячо рекомендовал французскую водку, прибывшую с целой партией деликатесов, принимал живое участие в спорах и беспрестанно напоминал о статье Эдуарда Грея в "Пестер Ллойд", где говорилось, что Англия не намерена вмешиваться в дела Турции.
Доктор Старирадев успел уже выпить несколько стаканов вермута и молча сидел один в глубине зала, терзаясь неотвязным вопросом, не рассчитывал ли он в глубине души на то, что Элеонора, после того, как он женится на ней, умрет, и он, благодаря приданому, разбогатеет. "Способен ли я на такую мерзость? - спрашивал он себя.
Нет, я даже секунды не помышлял об этом, но, живя среди таких людей, неминуемо заражаешься их низкими помыслами, начинаешь сомневаться в себе и падаешь в ту же выгребную яму, где барахтаются они…" Ненависть к Марине распространилась на всех окружавших его тут друзей и знакомых, которые исподтишка посматривали на него, не решаясь спросить, отчего он так мрачен и неприступен. "Злорадствовать будут. Они ведь и так подозревали, что я с ней близок", - рассуждал он, останавливая взгляд на лоснящихся, поношенных костюмах своих приятелей, на их котелках, пожелтевших воротничках и сомнительной чистоты сорочках. Он презирал их за комичное самодовольство, как всегда еще больше бросавшееся в глаза в фешенебельной, на их взгляд, обстановке "Турина".
Сумерки сгущались, и на Баждарлыке стали опускаться железные шторы, захлопываться ставни. В "Турине" зажгли все лампы, тускло замерцали мраморные столешницы, табачный дым голубоватой пеленой затянул беленый потолок. Перед кофейней "Рояль" громко препирались цыгане-чистильщики. Город лениво провожал теплый вечер и готовился ко сну, убаюкиваемый журчаньем Янтры и гаснущими звуками на Боруне и Святой горе.
Доктор Старирадев пытался предугадать последствия разразившегося скандала. Скверно, что он лишился помощницы - пока подыщет новую, придется временно пригласить одну из больничных сестер либо кого-нибудь из мужского персонала больницы. Алкоголь несколько успокоил нервы, и он собрался уходить, чтобы поужинать в военном клубе. В обществе офицеров можно узнать новости, рассеяться, а главное, не будет перед глазами здешних завсегдатаев.
В дверях показался аптекарь и что-то сказал. Шум смолк, и доктор заметил, что все взгляды обратились к нему.
- Что произошло, доктор? - спросил аптекарь, подходя к его столику и растопырив руки. - Ты можешь объяснить?
- Что ты имеешь в виду?
- Погляди, какая толпа возле "Царя Бориса". Твоя помощница поступила в публичный дом.
- Как в публичный?
- А вот так. Там уже с час как наяривает музыка. Полгорода сбежалось на нее поглядеть.
Доктор побелел и схватился обеими руками за стол. Лицо напряглось, на лбу выступили капельки пота.
- Это подло, господа! Отвратительно! - проговори он.
- Она выглядела вполне приличной женщиной, и собой хороша, и обходительная. Как ты довел ее до этого, доктор? - раздался голос нотариуса.
На доктора сначала смотрели с сочувствием, но затем стали появляться злорадные улыбочки, а господин Николаки воскликнул: "На деньги позарилась, подлая!" Нотариус ехидно рассмеялся. Владелец пивоваренного завода неожиданно затрясся мелким, восторженным смехом и пошел полюбоваться на зрелище перед публичным домом.
- Сколько раз я требовал, чтобы закрыли это заведение! - с возмущением воскликнул аптекарь.
С улицы донеслись громкие голоса и топот. Кто-то вошел в зал, оставив дверь открытой, и между столиками неожиданно возник почтальон - без фуражки, лицо испитое, измученное. В его голубых глазах стоял ужас… Он, видимо, дрался - из носа текла кровь.
- Что же это вы сделали с моей женой, господин доктор? - закричал он и бросился в глубь зала. - Господ дом богом молю! Идемте, помогите ее забрать!
Доктор поднялся из-за столика и стоял, опираясь на трость, высокий, грозный.