Взял я длинный канат и привязал его к якорю. Потом приказал матросам вложить якорь в дуло корабельной пушки и выстрелить. Якорь вылетел, как снаряд, и вонзился в берег. Тогда я велел спустить спасательную шлюпку и предложил мистеру Лакрану сесть в нее.
- Пускай сперва переберутся другие. Посмотрим, выдержит ли канат. Может, лопнет, а может, и якорь оторвется, - сказал он.
- Вот как? - говорю. - А если якорь и канат выдержат первую партию, но оборвутся, когда в лодке будем мы? Я рискну, мистер Лакран, а вы как хотите.
Скупердяй набрался храбрости. Спустили мы его в лодку. Как только он в нее ступил, она глубоко осела, словно там очутилось двадцать человек. А мистер Лакран был совсем не тяжелый. Наоборот, он был тонкий как жердь.
Мы поплыли, держась за канат. Волны подхватили лодку, стали ее вертеть, бросать. Посредине пути она начала тонуть.
- Держитесь за канат, сэр! - кричу я. - Зачем вы сели? Встаньте прямо!
- Не могу я встать! - говорит. - Сил нет.
"Ну и влипли!" - подумал я и попробовал ему помочь. Крепко держась одной рукой за канат, другой я постарался поднять мистера Лакрана за шиворот. Но мистер Лакран был тяжелый, как мешок со свинцом. Он набил все свои карманы золотом и даже успел зашить в подкладку пиджака целый мешок долларов.
- Что вы наделали, - говорю, - бросайте скорей пиджак за борт, пока мы не утонули!
- Нет, капитан Негро, - говорит. - Пиджак не надо бросать в море, я подарю его вам в благодарность. В нем больше двухсот тысяч долларов.
- Спасибо, - говорю. - Оставь его себе. У меня нет охоты отправляться на завтрак акулам вместе с твоим пиджаком. Go to hell!
Волна захлестнула лодку и унесла мистера Лакрана, который камнем пошел ко дну…
Держась за канат, я дождался других спасательных лодок, на которых мои матросы и все пассажиры благополучно достигли берега.
Трое суток мы лежали в больнице. Однажды утром ко мне пришли журналисты, представители американских газетных трестов и агентств. Я дал интервью; рассказал, как было дело, как погиб из-за своего золота сэр Джордж Лакран. На другой день интервью мое появилось в газетах, но в искаженном виде. Я смеялся, читая о том, как мужественно погиб мистер Лакран, как он боролся с волнами и какие были его предсмертные слова, как он молился богу и какое оставил завещание, и вдруг отворяется дверь и в комнату ко мне входит адвокат компании мистер Браун.
- Вы капитан Негро?
- Я.
- Как вы смеете, - говорит, - давать интервью, не уведомив об этом компанию? Известно вам, что компания возбудит против вас дело за искажение истины и вчинит вам иск в размере пятисот тысяч долларов? Знаете, какой вы нанесли нам вред? I am terrified!
- Погодите, мистер Браун, - говорю. - С какой стати вы на меня накидываетесь? Объясните мне, что я такого сделал.
- I am terrified! Вы еще спрашиваете? Но ведь несчастный директор, мистер Лакран, имел при себе полмиллиона долларов, то есть две трети капитала нашей компании, и она теперь на грани банкротства!
- Э-э, мистер Браун, - говорю, - откуда мне было знать, что так обстоят дела?
- Вы уволены. Компания считает вас ответственным за гибель парохода!
- Ладно, - говорю. - Коли так, предъявляйте иск. Пускай. А сейчас - go to hell!
- Нет, - говорит. - Я вас не оставлю, пока вы не опровергнете свою бессовестную ложь!
- Как же я ее опровергну? - спрашиваю.
- Садитесь и пишите! - воскликнул мистер Браун. - Я вам продиктую. Если вы хотите сохранить свое место в нашей компании и вообще избавиться от ужасных для вас последствий, садитесь и пишите!
Он вынул из кармана лист бумаги, сунул мне в руки свое стило и начал диктовать:
"Я, капитан Негро, письменно подтверждаю, что газетное сообщение о происшедшем с многоуважаемым директором пароходной компании "Джордж Лакран компани" не соответствует действительности. Мистер Джордж не только не утонул, но именно теперь здоров как никогда и не потерял ни одного цента из своих денег. Опубликованное в печати - не что иное как низкопробная сенсация, рассчитанная на то, чтобы лишить пароходную компанию кредита, которым она пользуется. Публикация эта основана на непродуманном интервью, которое я дал представителям газетных трестов, не желая открыть истину, вследствие необычайности и, если можно так выразиться, феноменальности того, что произошло с мистером Л экраном, так что я предпочел ввести их в заблуждение.
Теперь, видя свою ошибку, я вынужден сказать правду.
Уважаемый мистер Лакран, возвращавшийся со своих чилийских копей, имел при себе довольно значительную сумму денег. На третий день плавания мистер Лакран позвал меня в свою роскошную каюту и пожаловался на плохое самочувствие.
- А в то же время, - сказал он мне, - у меня сейчас необыкновенный аппетит, который я ничем не могу удовлетворить. Прошу вас позаботиться о том, чтобы на обед мне подали побольше мяса.
Я велел коку зажарить телячий окорок и подать его мистеру Лакрану к обеду. Но стюард пришел и сообщил мне, что уважаемый директор не насытился телячьим окороком, хотя этого окорока хватило бы на десятерых голодных. Я тотчас распорядился приготовить огромный бифштекс. Он все время хотел есть, есть. Изумленный до глубины души и опасаясь, как бы уважаемый директор не съел все имеющиеся на пароходе запасы мяса и консервов, осложнив таким образом задачу питания пассажиров, я пошел навестить его. Это было на пятый день нашего плавания, когда половина мясных запасов была мистером Лакраном уже поглощена.
Многоуважаемый директор лежал в постели, покрытый одеялом из верблюжьей шерсти. И в этот момент он тоже жевал жаркое. Выражение лица у него было довольно смущенное.
На мой вопрос о причине этого смущения мистер Лакран соблаговолил мне ответить так:
- Капитан Негро, я открою вам одну тайну. Со мной творится что-то необыкновенное и весьма странное для трезвого и практического американского ума. Посмотрите!
Тут он приподнял край одеяла, обнажив свои ноги.
Ноги его больше не были похожи на человеческие. С ними в самом деле произошло что-то необычайное. Они слиплись и утончились, кожа стала иссиня-черной, как у больших морских рыб; одним словом, они начали превращаться в рыбий хвост.
Удивленный и испуганный, я попросил мистера Лакрана, чтоб он разрешил пароходному врачу осмотреть его. Но мистер Лакран решительно отказался допустить к себе врача.
- Ничто на свете, - сказал он, - не в силах остановить это превращение.
- Но, сэр, - возразил я, - что я скажу моим людям и пассажирам насчет всего этого?
- Скажите им, - говорит, - что я занят размышлениями, направленными на благо всего человечества.
Через два дня аппетит мистера Джорджа приобрел - неслыханные размеры. В пароходном камбузе круглые) сутки варились и жарились кушанья, которые подносились ему одно за другим. Питание пассажиров уменьшилось на одну треть, и мне приходилось успокаивать их уверениями, что все это временно, и придумывать самые разнообразные объяснения.
На третье утро ко мне пришел перепуганный стюард и сообщил, что ночью с мистером Лакраном произошли новые изменения. Благородное, хотя несколько тощее, лицо его превратилось в морду акулы…"
Капитан громко рассмеялся, хлопнул ладонью по спинке стула и продолжал…
Когда он мне это продиктовал, я стал смеяться.
- Как же я это напишу? - говорю. - Кто этому поверит? Ведь это вранье.
- You must do it!
- Нет, не могу! - говорю.
Мистер Браун посмотрел на меня, прищурившись.
- You must do it! В противном случае… я отдам вас в руки гангстеров, и они с вас живого кожу сдерут!
Что было делать? Мне грозила беда. Я продолжал писать дальше:
"Я сейчас же пошел проверить, правду ли говорит стюард. Мне было страшно входить в каюту многоуважаемого директора, и я посмотрел в замочную скважину. Сообщение подтвердилось. Мистер Лакран был вылитая акула. Он лежал в постели и, открывая чудовищную пасть, старался нажать кнопку звонка на стене, чтобы потребовать себе завтрак. Руки его превратились в плавники, а увеличившееся тело не умещалось в постели и упиралось хвостом в стену каюты…
Не было никакого сомнения, что за последнюю ночь он потерял все свои человеческие свойства, в частности речь. Из разинутого рта его вылетали хриплые стоны.
Чтобы скрыть ужасную тайну и не подвергать пассажиров опасности быть съеденными мистером Джорджем, я запер каюту и задвинул дверь бочонком, полным воды. Я рассчитывал, что, достигнув берега, мне удастся так или иначе выгрузить мистера Лакрана и передать его родным, хоть и в таком состоянии. Но чудовищный голод привел его в буйство. Сперва он проглотил свою одежду, потом съел постель, диваны, потом ковер, а когда остались одни голые стены, он набросился на свои чемоданы и проглотил их вместе с содержащимис я в них золотыми долларами. По-видимому, именно золотые доллары насытили его, и он спокойно заснул, растянувшись на голом полу каюты.
Проследив за всеми этими событиями в замочную скважину, я подумал, что сон его будет достаточно продолжительным и мы за это время успеем войти в гавань. Однако тайфун разбудил многоуважаемого директора, и он опять начал буйствовать. Он разбил хвостом стекло иллюминаторов, разгрыз своими страшными челюстями раму и, расширив таким образом проем, прыгнул в бурное море…