- Нет. Она прочла нам мораль. Мы встали и ушли. Мы сыты моралями.
- Понимаю… И все-таки оценки у вас слишком категоричные. По-моему, вы излишне горячитесь. Нельзя ли поспокойнее?
- Как это? Умереть, что ли?
- Нет, просто не петушитесь. Давайте говорить спокойно.
- О чем? Почему мы поженились так рано? На это мы не отвечаем.
"Мы… мы… мы…"
- А сколько вам лет, я могу хотя бы узнать?
- Пожалуйста! Обоим тридцать четыре.
- Это звучит солидно. А по отдельности?
- Разделите на два.
- Ага. Значит, по семнадцать.
В его живых глазах блеснул смешливый огонек.
- У вас математические способности, - брякнул он.
- Первый раз в жизни слышу такой комплимент… Постойте, ребята! - вдруг осенило меня. - Как же так? Вам по семнадцать, а вы…
- …а мы женаты! - стремительно закончил Кротов мою мысль. - Все правильно. Вы отстали от жизни. Сейчас и в шестнадцать регистрируют в исключительных случаях. Мы - исключение, понимаете?
- Ага! Гм… Понятно… Акселерация… - довольно глупо пробормотал я.
Опять наступило молчание, и вновь я потянулся за сигаретой, ощущая на себе напряженные взгляды Кротовых.
- Видите ли, в чем дело, - заговорил я, закуривая. - У всякой администрации существует правило: не покупать кота в мешке. Я уже знаю, что вы муж и жена, что вы окончили школу. А вот, например, ваши родители знают, что вы здесь? Только не зачисляйте меня сразу в - ханжи.
- Родители за нас не будут работать, верно?
- Верно. Но родители могут вас разыскивать или что-нибудь в этом роде. А я приму вас на работу и окажусь в дурацком положении. Может так получиться?
- Не может! Они в курсе событий. Остальное вас не касается.
- Правильно. Значит, им известно, что вы здесь?
- Известно. Еще как!
- Ладно, с этим ясно. А теперь скажите, почему вы решили, что сможете работать в редакции? Вы печатались в газетах, писали для радио?
- Нет.
- Вот видите…
- Так, как пишут, и я смогу. Даже лучше.
- Не слишком ли вы самоуверенны?
- А вы проверьте! Дайте мне задание!
- Какое, например?
- Любое. Репортаж, статью, корреспонденцию.
- Ого! Вы и с жанрами знакомы, - легонько съязвил я. - Но этого недостаточно, чтобы работать в редакции.
Они поглядели друг на друга.
- Сказать? - спросил Кротов у своей Кати. Она кивнула. Он метнул взгляд на меня. - Я пишу. Давно пишу. И хочу стать профессиональным литератором.
Ни больше ни меньше! Профессиональным литератором! Не удержавшись, я глубоко вздохнул. Мой явный скептицизм не остался незамеченным. Кротов сумрачно посмотрел на Катю, словно спрашивая ее: "Не пора ли кончать с этим типом?" Потом развалился на стуле, закинул ногу на ногу.
- Опять не верите?
- Да нет, отчего же… - осторожно сказал я. - Задумано, во всяком случае, смело. Правда, трудностей на вашем пути немало.
- Знаю!
- Ну, если знаете, тогда…
Я был огорчен. Он вдруг разочаровал меня. Внезапно мне стало тревожно за эту девушку, эту Катю, которая смотрела на него во все глаза.
- Стихи, вероятно, пишите? - спросил я с угасающим интересом.
Он презрительно отмахнулся: нет, не стихи - прозу, роман.
Я заметил, что роман - жанр трудный и требует большого жизненного опыта и литературного мастерства. Он сдержанно согласился, что я прав. Я выразил опасение, что в его годы роман, тем более хороший роман, может не получиться. Он не ответил. Молчание было красноречивым. Он прикоснулся к ладони жены, как к талисману.
Я поинтересовался, кто его любимый писатель. Фолкнер! Уильям Фолкнер! Мы помолчали. В раздумье я стукнул пальцем по клавише машинки.
- Ну, хорошо! Оставим ваши литературные планы в стороне. Откровенно говоря, я считаю их безнадежными… - Катя вздрогнула, и я тут же поправился. - …слегка легкомысленными. Мы в нашей радиоредакции романов не пишем. Романистов у нас в штате нет, и они нам не нужны. И деньги за будущие романы у нас не платят.
- Я буду делать все, что надо. Этого мало?
- Кое-что такое заявление значит, но…
Я встал, подошел к окну, откуда открывался вид на незакатное солнце и широкую ленту реки. Я прикидывал все "за" и "против". Они зашептались за моей спиной.
- Сережа… Сережа… - умолял голос девушки.
Наконец я принял решение.
- Послушайте, ребята, - обернулся я к ним. - А почему вы именно сюда приехали? - Он открыл было рот, но я его перебил и попросил ответить Катю. - А то муж не дает вам слова сказать.
Она растерялась, стиснула руки на коленях, заерзала на стуле…
- Видите ли… мы купили карту Сибири, Сережа мне завязал глаза и попросил ткнуть пальцем. Я попала прямо сюда. Мы купили билеты и поехали.
Я изумленно взглянул на Кротова: неужели это правда? Улыбаясь во весь рот, он подтвердил: самая настоящая!
- А родственники у вас тут есть?
- Откуда! - отверг он.
- А знакомые?
- Ни одного!
- Ну, знаете, Катя, вам медаль нужно выдать за храбрость.
- А мне что? - поинтересовался Кротов.
- Вам ремнем всыпать.
- Не очень остроумно, - поморщился он.
- Зато эффективно! Кстати, - обратился я к девушке, - вы разбираетесь в музыке?
Вопросительно взглянув на мужа, она шепнула:
- Немножко…
Кротов смотрел на меня недоуменно и подозрительно. На этот раз я игнорировал его взгляд.
- Современную музыку любите?
- Очень.
- С классической знакомы?
- Кажется… Да, знакома.
- Проверка грамотности? - осведомился молодой наглец.
Я не удостоил его вниманием.
- Вы имеете представление, что такое фонотека в радиоредакции?
- Это… это вроде библиотеки, только музыкальные записи… Правильно?
- Правильно. У нас свободна должность фонотекаря. Обязанности на первых порах такие: нужно привести в порядок пленки - а их, между прочим, сорок тысяч, - постепенно создать каталог, ну, а в дальнейшем оформлять заказы на новые записи. Если вас это устроит…
Кротов сорвался со стула и завопил:
- Соглашайся, Катька, соглашайся!
- Знаете… я, конечно… конечно, я согласна.
Кротов повернулся ко мне с каким-то растерянным и счастливым видом.
- Вот спасибо! - выдохнул он. И тут же, у меня на глазах, обнял за плечи свою Катю и чмокнул ее в щеку. - Что я тебе говорил! А ты боялась!
У девушки светились глаза.
Кротов сунул руки в карманы, шагнул к столу.
- А со мной как? Возьмете меня?
Я решил дать ему урок.
- Боюсь, что с вами ничего не получится. У нас есть вакансия корреспондента последних известий, но нужен опытный журналист. Нештатничать, конечно, вам не возбраняется.
- Вы хотели дать мне задание.
- Я раздумал.
Он сник, но только на мгновение.
- Ладно! Я не пропаду. Можно вам сказать откровенно?
- Пожалуйста.
Он сказал откровенно. Он сказал, что, по его мнению, у меня нет редакторской интуиции. Он сказал, что мне представляется редкий шанс, да, редкий шанс, а я его теряю.
- Неужели? - вяло удивился я.
Его слова неприятно меня задели. Урок не удался; я хотел попугать его, смирить непомерную гордыню, но только разжег ее…
- Ну, вот что! Я не такой перестраховщик, как вы думаете, и потому дам вам задание. Если выполните его удовлетворительно, возьму в штат с месячным испытательным сроком.
"Редкий шанс" нахмурил свои светлые брови:
- Это одолжение?
Тут уж я не сдержался… Да и кто бы сдержался?
- Черт возьми, это слишком! Послушайте, Катя, ваш муж - порядочный нахал.
- Вы не обижайтесь, пожалуйста. Сережа очень добрый. Просто он самолюбивый.
Ну что с ними было делать!
- Ладно, проваливайте, - сказал я. - Завтра в девять ноль-ноль будьте здесь. Кстати, где вы остановились?
Можно было и не спрашивать: они нигде еще не остановились. Вещи в камере хранения аэропорта. Они полагают, что здесь есть гостиница.
Я объяснил, что в нашей столице Дом приезжих на десять коек, поднял телефонную трубку и с трудом уговорил знакомого администратора поставить в коридоре две раскладушки. Кротовы горячо поблагодарили и двинулись к двери.
- Послушайте, - осенило меня. - А деньги у вас есть?
Будущий романист остановился на пороге, рука его нырнула в светлую легкую шевелюру.
- Кать, сколько у нас?
Она что-то тихо шепнула.
- Десятка! - вдохновенно проговорил Кротов.
Через минуту я увидел в окно: он в яркой своей рубашке, тугих джинсах, светловолосый и длинноногий, ведет Катю, обняв ее за плечи, размахивая свободной рукой, и что-то горячо говорит ей на ухо… Они скрылись.
Я сел за машинку и хотел продолжить работу, но странные посетители не шли у меня из головы. Испортив две страницы, я прекратил попытки дописать статью, зачехлил машинку.
Домой я пришел в скверном настроении. На вопрос жены, почему задержался, буркнул что-то нечленораздельное, был ворчлив и несправедливо придирчив к дочери. Когда после ужина она собралась к подруге - на наших широтах в августе солнце светит допоздна, - я накричал на нее. Вечер был безнадежно загублен.
Перед сном я не выдержал и позвонил в Дом приезжих.
- Опять Воронин беспокоит. Как они там? Администратор негромко ответила:
- Заснули голубки… только что.