- Вы выслушаете показания, Ваша честь, о медицинских осложнениях, в результате которых Зои больше не может выносить собственные эмбрионы. В настоящий период ее репродуктивный цикл не позволяет пройти еще одну процедуру ЭКО и собрать яйцеклетки. Ее, которая так отчаянно хочет иметь ребенка, бывший муж лишает последней возможности иметь детей - и это муж, который сам иметь детей не хочет. Он борется не за право быть родителем. Он борется за то, чтобы отобрать это право у Зои. - Анжела Моретти смотрит на судью. - Адвокат мистера Бакстера много говорил о Боге, о том, чего хочет Бог, и о том, какой Бог видит семью. Но сейчас Макс Бакстер не просит благословения у Бога, чтобы стать отцом. Он не спрашивает Бога, что лучше для этих эмбрионов.
Анжела смотрит на меня, и я едва могу дышать.
- Макс Бакстер просит вас взять на себя роль Бога, - произносит она.
Пастор Клайв говорит, что давать свидетельские показания сродни торжественному заявлению о своей вере в церкви. Ты просто занимаешь свидетельскую трибуну и рассказываешь свою историю. И неважно, что она унизительна, что тяжело даются воспоминания. Важно то, что ты на сто процентов честен, потому что именно поэтому люди тебе поверят.
Пастор Клайв - один из свидетелей, ждущих своей очереди в безвестности, в которую их отослали, и я от всей души сожалею об этом. Мне очень понадобилась бы его уверенность, чтобы я мог на ком-то сконцентрировать свое внимание, пока буду стоять за свидетельской трибуной. А теперь мне постоянно приходится вытирать ладони о брюки, потому что я сильно потею.
Как ни странно, меня успокаивает пристав, подошедший ко мне с Библией. Сперва я думаю, что сейчас он попросит меня прочесть отрывок, но потом вспоминаю, как начинается любой суд. "Клянетесь ли вы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды?" Я кладу руку на потертый кожаный переплет. И тут же мое сердце перестает неистово биться. "Ты не один", - сказал пастор Клайв и, естественно, оказался прав.
Мы с Уэйдом десяток раз репетировали мои показания. Я знаю все вопросы, которые он будет задавать, поэтому в этой части не волнуюсь. Мне не дает покоя то, что произойдет потом, когда он закончит допрос, когда настанет черед Анжелы Моретти рвать меня на части.
- Макс, - начинает Уэйд, - почему вы обратились в суд с просьбой назначить вас опекуном этих нерожденных детей?
- Протестую! - вступает Анжела Моретти. - Одно дело слышать, как адвокат называет эмбрионы нерожденными детьми во время вступительной речи, но неужели мы весь процесс будем вынуждены слышать это определение?
- Протест отклонен, - отвечает судья. - Мне не до семантики, миссис Моретти. Вы говорите "помидор", я называю его "томат". Мистер Бакстер, отвечайте на вопрос.
Я делаю глубокий вдох.
- Я хочу быть уверен, что их ждет прекрасное будущее с моим братом Рейдом и его женой Лидди.
"Его женой Лидди". Эти слова жгут мне язык.
- Почему вы не обсудили вопрос опеки во время бракоразводного процесса?
- У нас не было адвокатов, мы сами себя представляли. Я знал, что мы должны разделить имущество, но это… это наши дети.
- При каких обстоятельствах были зачаты эти нерожденные дети? - задает Уэйд следующий вопрос.
- Когда мы с Зои были женаты, мы хотели иметь детей. Все закончилось тем, что мы пять раз проходили процедуру ЭКО.
- Кто из вас двоих бесплоден?
- Оба, - отвечаю я.
- Как проходит процедура ЭКО?
Пока Уэйд прогоняет нашу медицинскую историю, я чувствую внутри пустоту. Неужели все девять лет брака могут закончиться вот так: два выкидыша, один мертворожденный? Тяжело представить, что единственное, что осталось, - несколько юридических документов и этот кровавый след.
- Как вы отреагировали на рождение мертвого ребенка? - спрашивает Уэйд.
Это прозвучит кощунственно, но когда умирает ребенок, мне кажется, матерям легче это перенести. Мать может неприкрыто скорбеть; ее утрата - это то, что видят все, глядя на ее опавший живот. В моем случае утрата поселилась в душе. Она съедала меня изнутри. Поэтому так долго моим единственным желанием было заполнить пустоту.
Господь знает, что я старался. С помощью алкоголя.
Ни с того ни с сего у меня в горле пересыхает и кажется, что если я не выпью, то умру. Я заставляю себя подумать о Лидди, вспомнить вчерашний вечер, когда она сидела на краю кровати и молилась за меня.
- Я переживал не лучшие времена. Потерял возможность зарабатывать. И опять начал пить. Брат забрал меня к себе, но меня засасывало все глубже и глубже. Пока однажды я не врезался на грузовике в дерево и не оказался на больничной койке.
- После этого жизнь изменилась?
- Да, - отвечаю я. - Я обрел Иисуса.
- Протестую, Ваша честь! - восклицает Анжела Моретти. - Мы в суде, а не на молельном бдении.
- Я разрешаю этот вопрос, - отвечает судья О’Нил.
- Следовательно, вы стали набожным человеком, - подсказывает Уэйд.
Я киваю.
- Я стал посещать церковь Вечной Славы и беседовать с пастором Клайвом Линкольном. Он спас мне жизнь. Я ведь окончательно опустился. Я потерял дом, стал алкоголиком и не знал ничего о религии. Сперва я думал, что если приду в церковь, то все станут меня осуждать. Но действительность сразила меня наповал: этим людям было все равно, кто я есть, - они видели во мне того, кем я мог бы стать. Я стал посещать взрослую группу по изучению Библии, всевозможные обеды, собрания паствы после воскресной службы. Все молились за меня: и Рейд, и Лидди, и пастор Клайв, и остальные прихожане. Все безоговорочно любили меня. И однажды я сел на краю кровати и попросил Господа спасти мою душу и мою жизнь. Когда Господь меня спас, в мое сердце упало семя Святого Духа.
Когда я заканчиваю свою речь, мне кажется, что из меня изнутри исходит сияние. Я бросаю взгляд на Зои, которая смотрит на меня так, как будто видит впервые.
- Ваша честь, - вмешивается Анжела Моретти, - мистер Престон, по всей видимости, не понял, что следует разделять суд и церковь…
- Мой клиент имеет право рассказать о том, что изменило его жизнь, - отвечает Уэйд. - Религия - вот что заставило мистера Бакстера подать этот иск.
- В конкретном случае я вынужден согласиться, - говорит судья О’Нил. - Душевное преображение мистера Бакстера существенно для рассматриваемого дела.
- Я не верю своим ушам, - бормочет Анжела Моретти. - И буквально, и фигурально.
Она садится на место, скрестив руки на груди.
- Необходимо внести ясность… - говорит Уэйд. - Вы продолжаете употреблять спиртное?
Я вспоминаю о Библии, на которой поклялся. Думаю о Лидди, которая так хочет иметь ребенка.
- Ни капли в рот не беру, - обманываю я.
- Как давно вы в разводе?
- Брак расторгнут окончательно три месяца назад.
- Когда после развода вы в очередной раз вспомнили о своих нерожденных детях?
- Протестую! Если сторона истца продолжит называть эти эмбрионы детьми, Ваша честь, я буду продолжать протестовать…
- А я буду постоянно отклонять ваши протесты, - отвечает судья О’Нил.
Когда мы с Уэйдом репетировали ответ на этот вопрос, адвокат велел сказать: "Каждый день". Но я вспоминаю, что соврал о спиртном, чувствую стоящего за моей спиной Господа, который всегда знает, когда ты лжешь себе и лжешь Ему. Поэтому, когда судья вопросительно смотрит на меня, ожидая ответа, я честно отвечаю:
- Когда Зои завела о них разговор. Месяц назад.
На секунду мне кажется, что у Уэйда Престона сейчас случится сердечный приступ. Потом черты его лица разглаживаются.
- И что она сказала?
- Она хочет использовать эмбрионы, чтобы завести ребенка с… Ванессой.
- Как вы отреагировали?
- Я был потрясен. Особенно при мысли о том, что мой ребенок будет расти в доме, исполненном греха…
- Протестую, Ваша честь!
- Протест принят.
Уэйд даже бровью не повел.
- И что вы ей ответили?
- Что мне нужно время подумать.
- И к какому выводу вы пришли?
- Что это неправильно. Господь не желает, чтобы две женщины воспитывали ребенка. Моего ребенка. Каждый ребенок должен иметь мать и отца, таков согласно Библии естественный порядок вещей. - Я вспоминаю вырезанных животных, которых мы с Лидди приготовили для детей из воскресной школы. - Я имею в виду, что не увидишь садящихся в ковчег двух самок одного животного.
- Протестую! - возражает Анжела Моретти. - Какое это имеет отношение к делу?
- Протест принят.
- Макс, - продолжает допрос Уэйд, - когда вы узнали, что ваша бывшая жена ведет лесбийский образ жизни?
Я смотрю на Зои. Мне трудно представить, как она обнимает Ванессу. Мне кажется, что ее новый образ жизни - притворство, в противном случае притворством был наш брак, и я просто не позволяю себе об этом думать.
- После того как мы расстались.
- Что вы почувствовали?
Как будто я проглотил деготь. Как будто открыл глаза, а мир неожиданно оказался черно-белым, и сколько бы я ни тер глаза, краски назад не возвращались.
- Как будто проблема во мне, - лаконично ответил я. - Как будто я был для нее недостаточно хорош.
- Ваше мнение о Зои изменилось с тех пор, как вы узнали, что она ведет гомосексуальный образ жизни?
- Я стал молиться за нее, потому что это грех.
- Вы считаете себя противником гомосексуализма, Макс? - спрашивает Уэйд.
- Нет, - отвечаю я. - Никогда. Я поступаю так не потому, что хочу обидеть Зои. Я любил ее и не могу вычеркнуть из жизни девять лет брака. Да и не хотел бы. Я просто хочу позаботиться о своих детях.
- Если суд сочтет возможным отдать вам этих нерожденных детей, как вы поступите?