Мы с Зои взяли выходной, чтобы встретиться с Анжелой у нее в конторе в центре Бостона. Она напоминает мне фею Динь-Динь - хрупкая, произносящая сто слов в минуту. Когда она поднимает банку и придвигает ближе ко мне, ее черные кудри подрагивают.
- Что это?
- Яичко, - отвечает Анжела.
Неудивительно, что я его не узнала. Сидящая рядом со мной Зои давится и заходится кашлем.
- Одному идиоту откусили его во время пьяной драки в баре.
- И он сохранил его на память? - Я не верю своим ушам.
- В формальдегиде. - Анжела пожимает плечами. - Мужчины… - говорит она, как будто этим все объясняется. - Я представляла интересы его бывшей жены. Сейчас она состоит в однополом браке, а этот урод не позволяет ей видеться с детьми. Она принесла это мне на сохранение, потому что, по ее словам, для него это самый важный в мире предмет. Я сберегла его, потому что мне понравилась сама идея подержать истца за яйца.
Мне сразу понравилась Анжела - и не потому, что хранит на своем столе репродуктивный орган. Мне она нравится потому, что, когда мы с Зои вошли к ней в контору, никто ни капли не удивился, заметив, что мы держимся за руки, - из солидарности или на нервной почве. Мне нравится Анжела еще и потому, что она на нашей стороне, и мне даже не пришлось ее переманивать.
- Мне на самом деле очень страшно, - признается Зои. - Я просто не могу поверить, что Макс может так поступить.
Анжела достает блокнот и дорогую на вид шариковую ручку.
- Знаешь, жизнь иногда меняет людей. Мой двоюродный брат, Эдди, был самой последней сволочью на севере Нью-Джерси, пока не попал на войну в Персидском заливе. И я говорю не только о своенравном характере - он был из тех ребят, которые обязательно попытаются сбить белку, если та будет перебегать дорогу перед их машиной. Не знаю, что уж Эдди повидал в пустыне, но он, когда вернулся домой, стал монахом. Истинная правда!
- Вы сможете нам помочь? - спрашиваю я.
Зои прикусывает губу.
- И скажите, сколько будут стоить ваши услуги.
- Ни копейки, - отвечает Анжела. - И я говорю в буквальном смысле. Наша организация некоммерческая. Мы уже более тридцати лет защищаем в Новой Англии гражданские права геев, лесбиянок, транссексуалов, бисексуалов и неопределившихся. Мы довели до суда дело, ставшее прецедентом, - дело "Гудридж против Министерства здравоохранения", в котором утверждалось, что неконституционно запрещать геям вступать в брак, - и в результате Массачусетс стал первым штатом, где узаконили однополые браки еще в две тысячи четвертом году. Мы отстаивали права геев на усыновление, чтобы сожитель или сожительница биологического родителя ребенка могли усыновить этого ребенка и стать ему вторым законным родителем, при этом биологическая мать не лишается своих прав. Мы бросили вызов федеральному Закону о защите брака. Ваш случай соответствует именно нашему профилю, - говорит Анжела, - равно как и случай твоего бывшего мужа соответствует тому, чем занимается Уэйд Престон.
- Ты знакома с этим адвокатом? - спрашиваю я, тоже переходя на "ты".
Она хмыкает.
- Знаешь, чем отличаются друг от друга Уэйд Престон и гриф? Программой лояльности авиакомпании. Уэйд - свихнувшийся гомофоб, который путешествует по стране, пытаясь заставить правительства штатов внести изменения в свои конституции и запретить однополые браки. Он - Анита Брайант и Джесси Хелмс нашего тысячелетия в одном флаконе, к тому же засунутый в костюм от "Армани". Но он играет жестко и грубо, поэтому процесс будет не из приятных. Он наверняка привлечет средства массовой информации и поставит суд на уши, потому что захочет склонить общественность на свою сторону. Он представит вас как наглядный пример не состоящих в законном браке нехристей, которые недостойны воспитывать ребенка. - Анжела переводит взгляд с меня на Зои. - Я должна знать, что вы обе готовы к этой долгой борьбе.
Я беру Зои за руку.
- Абсолютно.
- Но мы состоим в браке, - возражает Зои.
- Только не по законам великого штата Род-Айленд. Если бы дело рассматривалось в суде Массачусетса, ваши позиции были бы намного прочнее, чем в вашем родном штате.
- А как же миллионы традиционных пар, которые не состоят в браке, но воспитывают детей? Почему никто не подвергает сомнению их родительские способности?
- Потому что Уэйд Престон сделает все, чтобы это дело рассматривалось как вопрос о предоставлении опеки, даже несмотря на то, что мы говорим не о детях, а об имуществе. А поскольку дело касается опеки, под прицелом окажется ваш моральный облик.
Зои качает головой.
- Биологически это мой ребенок.
- На это тебе возразят, что это ребенок и Макса тоже. У него столько же прав на эти эмбрионы, как и у тебя. А Престон станет убеждать, что у отца более высоконравственные планы на этих нерожденных детей.
- Ну, Макса трудно назвать образцовым отцом-христианином, - говорю я. - Он не женат. Бывший алкоголик.
- Отлично, - бормочет Анжела, записывая это себе в блокнот. - Это может пригодиться. Но мы все еще не знаем, как Макс намерен поступить с этими эмбрионами. Наша задача - представить вас любящей, преданной парой, которая крепко стоит на ногах и пользуется уважением коллег.
- И этого будет достаточно? - удивляется Зои.
- Не знаю. Мы не в состоянии контролировать дикую гонку, которую намерен начать Уэйд Престон, но у нас сильные позиции, и мы не позволим ему подмять нас под себя. А сейчас мне нужно больше узнать о вас. Когда вы поженились?
- В апреле, в Фолл-Ривере, - отвечаю я.
- А где проживаете в настоящий момент?
- В Уилмингтоне, штат Род-Айленд.
Анжела делает пометки.
- Проживаете вместе?
- Да, - отвечаю я. - Зои переехала ко мне.
- У вас собственный дом?
Я киваю.
- В нем три спальни. Для детей у нас достаточно места.
- Зои, - продолжает задавать вопросы Анжела, - я знаю, ты лечилась от бесплодия и не имеешь детей. А ты, Ванесса? Ты когда-нибудь была беременна?
- Нет.
- Но у нее нет проблем с бесплодием, - добавляет Зои.
- Я думаю, что нет. Лесбиянкам не от кого беременеть, поэтому никогда не знаешь наверняка.
Анжела усмехается.
- Давайте немного поговорим о Максе. Когда вы были женаты, он пил?
Зои опускает глаза.
- Иногда я находила спрятанную бутылку, но тут же ее выбрасывала. Он знал, что я выливаю спиртное, - в конце концов, он сам относил пустые бутылки в утилизацию. Но мы никогда об этом не говорили. Если я находила тайник, то выливала содержимое бутылки в раковину, а он начинал вести себя как образцовый муж: предлагал помассировать спинку, водил в ресторан… Это продолжалось до того момента, пока я не находила очередную бутылку в мешках для пылесоса или за лампочками в туалете.
- Макс когда-либо прибегал к насилию?
- Нет, - отвечает Зои. - Мы прошли через ад, пытаясь завести ребенка, но я ни секунды не сомневалась в том, что он меня любит. Сейчас слова, которые срываются с губ Макса, совершенно не его. Так мог бы сказать его брат.
- Брат?
- До нашего знакомства с Максом о нем пекся Рейд, он же отправил его в организацию анонимных алкоголиков. Рейд член церкви Вечной Славы, куда теперь ходит и Макс. Макс живет у брата.
- Знаете, как называется монашка, которая успешно сдает экзамен, дающий ей право заниматься юридической практикой? - спрашивает Анжела, лениво просматривая исковое заявление, которое я, предварительно позвонив, отправила ей по факсу. - Сестра в законе.
Сидящая рядом Зои смеется.
- Вот это другой разговор! - восклицает Анжела. - Пока адвокат может смешно шутить, надежда еще жива. А шуток я знаю миллион. - Она кладет факс на стол. - Здесь много религиозных терминов. А не мог Рейд повлиять на решение Макса подать иск?
- Или Клайв Линкольн, - отвечает Зои. - Он пастор этой церкви.
- Приятный мужчина, - отвечает Анжела, закатывая глаза. - Однажды он выплеснул на меня ведро краски на ступеньках суда в Массачусетсе. Макс всегда был религиозен?
- Нет. Когда мы поженились, то даже прекратили ходить в гости к Рейду с Лидди, потому что стало казаться, что нам постоянно читают проповеди.
- Как тогда Макс относился к гомосексуализму? - задает следующий вопрос Анжела.
Зои прикрывает глаза.
- Не помню, чтобы мы вообще затрагивали эту тему. Я к тому, что открыто он не выражал свою нетерпимость, но, с другой стороны, и за права геев не ратовал.
- Сейчас у Макса есть девушка?
- Не знаю.
- Когда вы сообщили ему, что хотите подсадить эти эмбрионы, он вам сказал что-нибудь о том, что имеет на них виды?
- Нет. Он ответил, что подумает, - призналась Зои. - Я вернулась домой и сказала Ванессе, что, мне кажется, все будет хорошо.
- Что ж, люди часто оказываются не теми, кем мы их считаем. - Анжела откладывает блокнот. - Давайте обсудим, как будет проходить сам процесс. Зои, ты знаешь, что должна будешь давать показания. И ты тоже, Ванесса. Вы должны будете откровенно, ничего не скрывая, рассказать о своих отношениях, хотя на вас может обрушиться град упреков даже в наши дни. Я сегодня утром позвонила секретарю и узнала, что дело будет вести судья О’Нил.
- Это хорошо? - спрашиваю я.
- Нет, - прямо отвечает Анжела. - Знаете, как называют адвоката, у которого коэффициент умственного развития равен пятидесяти, нет? Ваша честь. - Она хмурится. - Патрик О’Нил должен идти на пенсию - лично я молюсь об этом вот уже целых десять лет. У него крайне традиционные, консервативные взгляды.