- Вот там висит платье с кристаллами "Сваровски" на лифе, - настаивает мама.
- Сама его надевай, - бурчу я.
Идея посетить салон новобрачных в Бостоне принадлежит не мне. Моей маме приснился сон, и в итоге мы оказались в примерочной салона "Присцилла", и уклониться от похода куда не представляется возможным, - мама непоколебимо верит в пророческую силу подсознания.
Мама, которой понадобилась целая неделя, чтобы привыкнуть, что мы с Ванессой вместе, намного больше обрадовалась предстоящей свадьбе, чем мы. Мне в глубине души кажется, что она любит Ванессу гораздо сильнее, чем меня, потому что Ванесса серьезная, имеющая голову на плечах дочь, которой у мамы никогда не было. Дочь, с которой можно обсудить индивидуальный пенсионный счет и порядок выхода на пенсию, которая ведет книгу, куда записывает дни рождения, чтобы не забыть послать поздравление. Мне кажется, мама искренне верит, что Ванесса всегда будет обо мне заботиться, в то время как относительно Макса у нее были сомнения.
Но у меня все зудит в этом месте, где полно других невест, которые выходят замуж без всяких осложнений. Такое ощущение, что я буквально утопаю в тюле, кружевах и атласе, а ведь я еще ни одного платья не померила.
Когда к нам подходит продавщица и предлагает свою помощь, мама с широкой улыбкой делает шаг ей навстречу.
- Моя дочь-лесбиянка выходит замуж, - сообщает она.
Я чувствую, как пылают мои щеки.
- Чего это вдруг я дочь-лесбиянка?
- Ну, мне казалось, кому, как ни тебе, знать ответ на этот вопрос.
- Ты же раньше никогда не представляла меня: "Вот моя дочь традиционной сексуальной ориентации".
У мамы вытягивается лицо.
- Я думала, ты хочешь, чтобы я тобой гордилась.
- Не нужно делать из меня виноватую, - отвечаю я.
Продавщица переводит взгляд с меня на маму.
- Наверное, вам нужно еще несколько минут подумать, - говорит она и поспешно удаляется.
- Полюбуйся, что ты сделала. Поставила девушку в неловкое положение, - вздыхает мама.
- Ты смеешься? - Я хватаю с полки туфли-лодочки в блестках. - Привет! - передразниваю я. - А у вас нет таких туфель для моей мамы-садомазохистки? У нее тридцать восьмой размер.
- Во-первых, я не садо-мазо. Во-вторых, эти туфли просто ужасные. - Она смотрит на меня. - Знаешь, не все собираются на тебя нападать. Не стоит думать, только на том основании, что ты сама недавно стала членом гей-меньшинства, о других людях самое плохое.
Я опускаюсь на белый диван посреди гор тюля.
- Тебе легко говорить. Тебе каждый день не присылают брошюры из церкви Вечной Славы. "Десять крошечных шагов к Иисусу", ""Норма" не значит "Ненависть"". - Я смотрю на маму. - Тебе, возможно, хочется всем раструбить о моем новом статусе, но я не хочу. Не стоит никого вгонять в краску. - Я оглядываюсь на продавщицу, которая заворачивает платье. - Единственное, что нам о ней известно: она поет в церковном хоре Вечной Славы.
- Единственное, что нам о ней известно, - возражает мама, - она тоже лесбиянка. - Мама сидит рядом. Вокруг нас, напоминая небольшой взрыв, громоздятся платья. - Милая, что случилось?
К моему величайшему изумлению, мои глаза наполняются слезами.
- Я не знаю, что надеть на собственную свадьбу, - признаюсь я.
Мама бросает на меня взгляд, потом хватает за руку, стягивает с дивана и тащит вниз по лестнице на Боулстон-стрит.
- О чем, черт побери, ты говоришь?
- Невеста должна приковывать взгляды, - всхлипываю я. - А если так случилось, что на свадьбе две невесты?
- А что наденет Ванесса?
- Костюм.
Красивый белый костюм, который она нашла в фирменном магазине "Маршалл" и который сидит на ней как влитой. Но я никогда в жизни не носила костюмов.
- В таком случае ты можешь надеть то, что захочешь…
- Только не белое, - предупреждаю я.
Мама поджимает губы.
- Потому что ты уже один раз была замужем?
- Нет. Потому что…
Я прикусываю губу, чтобы не произнести то, что вертится на языке и тяжелым грузом лежит у меня на сердце, словно свежий слой асфальта.
- Почему? - допытывается мама.
- Потому что это голубая свадьба, - шепчу я.
Когда Ванесса сделала мне предложение, я без раздумий ответила "да". Но я была бы абсолютно счастлива, если бы наш брак скромно зарегистрировали в суде Массачусетса, вместо того чтобы раздувать церемонию и приглашать гостей.
- Брось, Зои, - сказала она. - В жизни только два раза собираются вместе все, кого ты любишь: на твою свадьбу и твои похороны. И поверь, во второй раз тебе будет уже не до веселья.
И хотя я каждый вечер сажусь с Ванессой за компьютер, чтобы подыскать музыкантов и место для церемонии, я не перестаю думать о том, что найду предлог и сумею убедить ее просто поехать на медовый месяц в Турцию или на Багамы.
И все же…
В отличие от меня, Ванесса никогда не шла по проходу. Никогда не ела свадебного торта и не танцевала, пока на ногах не появятся мозоли. А если она хочет именно этого, то я не могу лишить ее праздника.
Мне хотелось бы, чтобы все знали, как я счастлива с Ванессой, но для этого свадьба мне не нужна. Я не была до конца уверена, в чем кроется причина. То ли для меня до сих пор все в новинку, то ли я отчетливо понимаю, что подумает Макс: лесбийская свадьба не настоящая.
Не могу объяснить, почему его мнение вообще имеет какое-то значение. В конце концов, мы же не собираемся просить пастора Клайва сочетать нас браком. Люди, которых мы пригласим на нашу свадьбу, любят нас и не станут осуждать за то, что на торте две крошечные фигурки невесты, а не жениха и невесты.
Но, чтобы пожениться, придется выехать за пределы штата Род-Айленд. Нам пришлось искать священника, который не выступает против однополых браков. И мы наймем адвоката, чтобы составить бумаги, которые бы давали нам право принимать друг за друга решения, связанные со здоровьем, и наследовать страховки жизни друг друга. Я не стыжусь своего желания прожить всю жизнь с Ванессой. Но мне стыдно оттого, что шаги, которые мне приходится предпринимать для достижения своей мечты, делают меня гражданином второго сорта.
- Я счастлива, - уверяю я маму, ревя во всю.
Мама меряет меня взглядом.
- Того, что тебе нужно, - машет она в сторону свадебного салона за нашими спинами, - здесь нет. Тебе нужно нечто элегантное и лаконичное. Похожее на вас с Ванессой.
Мы обходим три магазина, прежде чем находим желаемое - простое, узкое, облегающее фигуру платье цвета слоновой кости, длиной до колена, в котором я не напоминаю Золушку.
- Я влюбилась в твоего отца во время пожарных учений, - без умолку говорит мама, застегивая пуговицы на спине. - Мы оба работали в юридической фирме - он бухгалтером, я секретаршей. Пожарные эвакуировали из здания людей. Мы встретились у цепного забора, и он предложил мне половинку шоколадного батончика. Когда в здании уже все было чисто, мы туда не вернулись. - Она пожимает плечами. - На его похоронах многие мои друзья говорили, что мне не повезло влюбиться в парня, который умер в сорок лет. Но знаешь, я всегда думала иначе. Я считала, что мне повезло. А если бы учения не проводились? Мы бы никогда не встретились. И пусть лучше я прожила всего несколько удивительных лет с ним, чем без него вообще. - Она поворачивается ко мне лицом. - Не позволяй никому указывать тебе, кого любить, а кого нет, Зои. Да, это однополая свадьба. Но она твоя.
Она снова разворачивает меня, чтобы я посмотрела на себя в зеркало. Спереди это простое красивое платье. Но со спины совершенно другое дело. По спине идет ряд атласных пуговиц, которые у талии переходят в веер складок. Как будто платье раскрывается, словно роза.
Как будто, глядя мне вслед, человек может подумать: "Я ожидал совсем другого".
Я пристально себя разглядываю.
- Что скажешь?
Возможно, мама говорит о платье, а может, о моем будущем.
- Скажу, что ты нашла то, что надо.
Когда в конференц-зал входит Люси, я уже подбираю на гитаре мелодию и напеваю.
- Привет, - поднимаю я на нее глаза. Ее рыжие волосы спутаны и перекручены. - Пыталась заплетать африканские косички?
Она пожимает плечами.
- Со мной в комнате в университетском общежитии жила девочка, которая хотела заплести африканские косички. В последнюю секунду она передумала по одной простой причине: единственный способ от них избавиться - остричь волосы.
- Что ж, в таком случае я просто побреюсь наголо, - говорит Люси.
- Тоже выход, - соглашаюсь я, радуясь тому, что между нами завязалось подобие беседы. - Ты могла бы стать второй Шинейд О’Коннор.
- Кем?
Я понимаю, что лысая певица разорвала изображение папы римского во время воскресного прямого эфира в девяносто втором году, - Люси тогда еще и на свете не было.
- Или на Мелиссу Этеридж. Ты видела ее выступление на награждении "Грэмми", когда она была лысой после химиотерапии? Она пела песню Дженис Джоплин.
Я достаю медиатор и начинаю наигрывать вступление к "Частичке моего сердца". Краем глаза я вижу, что Люси неотрывно смотрит на мои пальцы, двигающиеся вверх-вниз по ладам.
- Помню, когда я смотрела ее выступление, то подумала, какая она смелая, сумела победить рак… и какая точная песня. Неожиданно оказалось, что поет она не о женщине, которая перечит мужчине, - песня о том, что следует преодолевать все, что может тебя сломать.
Я проигрываю один пассаж, а потом пою следующую строчку: "Я покажу тебе, милый, что женщина может быть сильной, непокорной".
Заканчиваю я решительным аккордом.