Однажды я смотрел документальный фильм о гигантском кальмаре; показали, как кальмар выпустил в воду свои чернила, чтобы избавиться от врага. Чернила были черные, красивые и извивались, как дымок, - отвлекающий маневр, чтобы кальмар мог спастись бегством. Вот так и алкоголь побежал по моим венам. Это чернила кальмара, средство, чтобы ослепить самого себя, чтобы я смог скрыться от всего, что причиняет боль.
Я владею только одним языком - родным английским. Но на кромке газеты я рисую три волнистые линии, а потом некое подобие змеи и солнце.
- Это, разумеется, всего лишь передача звучания имени, - объясняю я. - Перевода имени Салли не существует.
Она отрывает край газеты, сворачивает и засовывает в лифчик.
- Я обязательно сделаю себе такую татуировку.
Вполне вероятно, что и татуировщик не будет иметь понятия, что это не настоящие иероглифы. Кто знает, может быть, я написал: "Если хочешь хорошо провести время, звони Нефертити".
Салли соскакивает со стула и пересаживается поближе ко мне.
- Ты будешь пить свой мартини или подождешь, пока он станет древним? - перешла она на "ты".
- Пока еще не решил. - Это первые сказанные ей слова правды.
- Так решай, - отвечает Салли, - чтобы я могла угостить тебя еще бокальчиком.
Я поднимаю бокал с мартини и выпиваю содержимое одним длинным, обжигающим и потрясающим глотком.
- Ирв, - говорю я, опуская на стойку пустой стакан, - вы слышали, что сказала дама?
Когда мне впервые пришлось оставить в клинике образец спермы, в приемный покой вышла медсестра и назвала мое имя. Я встал и подумал: "Теперь все присутствующие точно знают, зачем я сюда пришел".
В литературе, которой снабдили нас с Зои, говорилось, что жена может "помогать" в заборе спермы, но еще большую неловкость, чем сама мастурбация в клинике, вызвало бы присутствие при этой процедуре моей жены, когда за дверью стоят доктора, медсестры и пациенты. Медсестра провела меня по коридору.
- Держите, - сказала она, протягивая мне коричневый бумажный пакет. - Только прочтите инструкцию.
- Все не так уж плохо, - успокаивает меня Зои за завтраком. - Считай это визитом в крошечный домик Германа.
Нашел кому жаловаться, ведь ей самой приходилось делать уколы дважды в день и постоянно проходить процедуру вагинального УЗИ, к тому же принимать столько гормонов, что она могла расплакаться уже из-за того, что не сумела перейти улицу. По сравнению с этим сдать сперму казалось сущей ерундой.
В комнате было чертовски холодно, из мебели - застеленная простыней кушетка, телевизор с видеомагнитофоном, раковина и кофейный столик. Лежало несколько дисков с фильмами "Кошечки в сапогах", "Грудастая история", "Сверху на золотоволосой блондинке", множество журналов "Плейбой" и "Хаслер" и непонятно как затесавшийся экземпляр "Домохозяйке на заметку". Справа находилось крошечное окно, больше похожее на окошко подпольного бара, где незаконно торгуют спиртным, - в нем я должен был оставить, когда закончу, свою сперму. Медсестра покинула комнату, я запер дверь на задвижку. Потом открыл и снова закрыл. Для надежности.
Я открыл бумажный пакет. Емкость для сбора семенной жидкости казалась огромной. Можно сказать, целое ведро. Чего они от меня ждут?
А если я разолью?
Я начал перелистывать один из журналов. Последний раз я занимался подобным, когда мне было лет пятнадцать и я украл в магазине с витрины декабрьский номер "Плейбоя". Я услышал свое громкое, учащенное дыхание. Наверное, это ненормально? Может быть, у меня сердечный приступ?
Может быть, стоит на этом поставить точку?
Я включил телевизор. В видеомагнитофоне уже стоял диск. Минуту я просто смотрел, а потом меня начали грызть сомнения, не слышит ли тот, кто сидит по ту сторону окошка, эти звуки.
Казалось, прошла целая вечность.
В конце концов я закрыл глаза и представил Зои.
Ту Зои - еще до того, как мы стали говорить о женитьбе. Например, когда мы разбили лагерь в Белых горах, я проснулся и обнаружил, что она сидит на валуне и играет на флейте совершенно обнаженная.
Я опустил глаза на сперму в емкости. Неудивительно, что мы не можем забеременеть, - всего лишь пара капель, по крайней мере, если говорить о количестве семенной жидкости. Я написал свою фамилию и дату. Опустил емкость в специальное окошко и закрыл дверь, решая, нужно ли постучать и кого-нибудь позвать или каким-либо иным способом дать знать лаборанту, что сперма уже готова и ждет.
Решил, что персонал сам разберется. Вымыл руки и выскочил в коридор. Когда я уходил, девушка в регистратуре приветливо улыбнулась. "Уже закончили?" - спросила она.
Шутите? Почему этот вопрос не написать на плакате и не вывесить над входом в клинику, где проводят ЭКО?
Я шел к машине и думал о том, как буду рассказывать Зои о последнем вопросе из регистратуры. Как мы вместе посмеемся.
Я просыпаюсь и обнаруживаю, что лежу на подушке, накрытой пурпурным мехом, на полу незнакомой комнаты. Наконец, несмотря на раскалывающуюся голову, я сажусь и вижу голую ногу с ярко-красным педикюром. У меня как будто язык отсох.
Стараясь удержать равновесие, я встаю и смотрю на лежащую на полу женщину. Целую минуту я пытаюсь припомнить, как ее зовут. Я не могу четко вспомнить, как мы тут оказались, но припоминаю, что после "У Квазимодо" мы заглянули в еще один бар, а возможно, и не один. Я чувствую привкус текилы и стыда.
Салли храпит как сапожник - и на том спасибо. Меньше всего мне хотелось бы сейчас с ней разговаривать. Я на цыпочках выхожу из комнаты, прикрывая причинное место скомканными брюками, рубашкой и туфлями. Я вчера приехал сюда на машине? Очень надеюсь, что нет. Одному богу известно, где я оставил свой грузовик.
Ванная комната. Зайду в ванную, а потом слиняю отсюда. Поеду домой и сделаю вид, что ничего не было.
Я справляю малую нужду, умываюсь, опускаю голову под кран, а потом вытираю волосы розовым полотенцем для рук. Мой взгляд падает на ванную полочку, на серебристую змею презервативов. Слава богу! Слава богу, что хоть тут я не совершил ошибку.
"Макс, возьми себя в руки, - молча велел я себе. - Ты уже это проходил и не хочешь возвращаться".
Время от времени все срываются. Может быть, я срывался чаще, чем другие, но это не значит, что меня нужно сбрасывать со счетов. Я же не с поезда свалился. Я просто… притормозил у "лежачего полицейского".
Я открываю дверь ванной и вижу малыша, сосущего большой палец и пристально меня разглядывающего, и его старшую сестру-подростка. Девочка стоит за спиной у брата.
- Кто вы, черт возьми, такой? - спрашивает она.
Я молча выбегаю из дома и мчусь по подъездной дороге, на которой моей машины не наблюдается. Бегу в одних трусах прочь из этого загородного тупика. На перекрестке с шоссе натягиваю на себя одежду и лезу в карман за сотовым телефоном, но батарея села. Я продолжаю бежать, уверенный, что Салли с детьми гонятся за мной в мини-вэне, который стоял у дома. Останавливаюсь я только у магазинов. Мне нужен телефон; я вызову такси, чтобы добраться до бара "У Квазимодо", чтобы забрать свою машину (я надеюсь, что оставил ее именно там), а потом найду себе приют в доме Рейда.
Разве я виноват, что первым мне на глаза попался ресторан, хозяин которого затеял субботним утром переучет? Парень качает головой, когда я прошу разрешения позвонить, и говорит, что, похоже, у меня была трудная ночка. И предлагает рюмочку за счет заведения.
Обычно раньше мы сидели дома. В конце концов, укол прогестерона необходимо было делать между семью и четвертью восьмого вечера - несложно было планировать наши вечера так, чтобы успеть сделать укол, ведь лишних денег, чтобы сходить в кино или в ресторан, у нас не было. Но как-то раз Зои пригласили на свадьбу двух стариков, которые познакомились на ее групповых сеансах в доме престарелых.
- Если бы не я, - заметила она, - ни о какой свадьбе речь бы и не шла.
Поэтому я вернулся домой с работы, принял душ, повязал галстук, и мы поехали в дом престарелых. В сумочке у Зои лежал прогестерон, влажные салфетки и шприцы. Мы стали свидетелями того, как Сэди и Кларка, чей общий возраст равнялся ста восьмидесяти четырем годам, соединили священными узами брака. Потом мы ели протертое мясо и желе - пищу, которую легко пережевывать - и смотрели на танцующих под оркестровые записи стариков в инвалидных креслах.
Счастливые молодожены кормили друг друга тортом. Я наклонился к Зои и прошептал:
- Они проживут самое большее лет десять.
Зои засмеялась.
- Осторожнее, умник. Мы тоже когда-то состаримся. - Потом запикал будильник на ее часах, она взглянула на них. - Ой, уже семь!
Я пошел за ней в туалет.
Туалетов было два - мужской и женский, каждый довольно просторный, чтобы въехала инвалидная коляска… или смог войти муж, который собирается сделать жене укол прогестерона. Женский был занят, поэтому мы уединились в мужском. Зои задрала юбку.
На ягодице вверху нарисовано маркером "яблочко". Каждый день за последнюю неделю, с тех пор как мы начали делать уколы, я после того, как Зои выходила из душа, заново рисовал этот кружок. Я не хотел втыкать иглу в то место, где было бы еще больнее.