Сэхра набрался храбрости и спросил:
– Так что же? Ты позволишь мне проснуться?
– Нет.
– Что? Зачем ты тогда подарил мне надежду на спасение?..
Существо пошевелилось, и старик опять увидел, какое оно огромное.
– Ты забыл, что обо мне говорят, Сэхра, старый сказочник и старый лгун? Я не отпущу тебя просто так. Сначала я загадаю загадку. Если ты отгадаешь ее, ты проснешься. Если нет – ты умрешь, а если да – вот тебе богиня.
– Загадывай – сказал Сэхра, думавший об учениках. – Загадывай, и…
– Не проклинай меня, – сказало И-Ти. – Такова моя природа. Я люблю видеть сны, в которых решаются сложные задачи. Итак – кто не выживет в этом мире?
Сэхра молчал.
И-Ти повело хвостом, вытянув его до горизонта.
– Сэхра, ты знаешь ответ на этот вопрос. Кто не выживет в этом мире, полном жестокости и бесполезной надежды? Кто?
Сэхра ответил:
– Отчаявшийся.
Мир вокруг задрожал, как лист тонкого стекла, и начал растворяться.
– Прощай… – просвистело тонким голосом И-Ти и съежилось в точку, а старик услышал шорох ветра и шелест песка, заносившего его ноги.
Он встал, чувствуя внутри огромную пустоту. Отчаяние заполняло его. Дело было сделано, а вера утеряна. Осталось только направление дороги.
– Вперед – сказал сам себе Сэхра. – Вперед.
И заковылял по барханам туда, где его ждали ученики, указывать им дорогу к богине.
35
Маленький человечек разворачивал тонкий лист бумаги, на котором были написаны волосяной кистью сочетания букв, не имеющие никакого смысла.
Эту тоненькую бумажку он получил две мерки назад, применил к ней соответствующую решетку – с прорезями для лишних знаков – и теперь думал, как ему лучше поступить. У него еще было время. Старший брат его сейчас был далеко, и все, что сказал бы сейчас старший брат, укладывалось бы в два слова: "как сможешь".
Обстоятельства были плохи. Последние три месяца почти все, кто занимался старым ремеслом, имели возможность исчезнуть из Аар-Дех и обрести новый дом в краях, более безопасных… Если, конечно, набеги императорских войск лучше, чем жизнь у него под крылом в постоянном страхе. Те, кто решался на длинную, тяжелую дорогу, получали новую жизнь, почет и уважение: в лесах колдунов было немного, а те, кто способен был колдовать хоть как-то, на любой войне погибали первыми. Слабый маг – мертвый маг. Маленький человек был редким исключением.
Усиление войска, обучение войска – хорошая обязанность. Правитель будет вам очень рад.
До того, как вышел проклятый указ, на макенгу смотрели искоса: но теперь в столице просто так не поколдуешь, а хорошо обученные люди, способные без всякой магии изменить внешность, добыть нужные сведения и похитить нужные ключи, ценятся на вес золота.
Макенгу последнее время не так уж и задирали нос, но маги тоже имели свои причины оставаться дома. Это было дико и странно. Кто-то считал своей необходимостью жить здесь и умереть здесь, на родине, где их готовы были убить и стража, и бывшие друзья, и собственные соседи. Некоторые выбирали затаиться в подвалах, но не покидать сердца империи.
Один из таких людей сейчас собирался на важную встречу, где его, без сомнения, ждали. Было два способа сделать эту встречу безопасной: отыскать убийцу до того, как тот войдет в дом, или просто уговорить господина мага пойти в другое место. Подумав, он выбрал третий: быть рядом самому. Это стоило и нескольких мерок страха, и времени, но тогда не придется делать лишних и бессмысленных движений в таком количестве.
Над домами закручивался воронкой туман, и начинался вечер. Выйдя из дома, он прошел по соседнему переулку, обогнув двух кружащихся последователей богини, которые ничего не боялись в ядовитых сумерках. На улице было мало народу: все, кто торопился домой, прятали лица в воротники, закрывали рот шейным платком или краем покрывала. Он, конечно, сделал то же самое.
Жутко кашляя, он ввалился в назначенный для встречи подвальчик, прикрывая рот рукавом, а когда отнял руку от лица, то лица его было не узнать: красное, распухшее лицо работяги-курильщика. Гость, которого он ждал, уже сидел на крайней скамье, у стены, за большим столом – и говорил с каким-то низкорожденным надутым щеголем, перебирая в руках деревянные бусины на шнурках, украшавшие его широкий воротник. Это очень расстроило пришедшего, так как деревянные бусины означали невозможность подойти и заговорить: значит, человек был занят не тем, чем собирался.
Маленький человечек продолжил кашлять, подозвал хозяина и попросил два стакана вина в долг. Разумеется, хозяин с негодованием отказался. Темнолицый начал буйно ругаться, грозя пустить в ход кулаки, и между делом оказался рядом с нужным столом: смазанная ядом стрелка скользнула по рукаву и царапнула ненужного человека.
Щеголь поник плечами, пожаловался на туман и медленно выбрался из-за стола. Скоро он будет крепко спать, спать на улице где-нибудь в канаве, и остается понадеяться, что здешние проныры не лишат его жизни.
Разумеется, в кармане тут же нашлись две монеты в пол-дехина, и оставалось, униженно извинившись перед хозяином, развалиться с плошкой и маленьким кувшином в соседнем углу.
Место щеголя, торопливо извиняясь, занял другой человек, затеявший долгую пьяную болтовню. Этого, без сомнения, ждали, и перед гостем возник стакан, в котором плескалось мутное просяное пиво. Стакан маленький человечек успел проверить, толкнув слугу между делом, и ему оставалось только смотреть за тем, чтобы приятелям никто не помешал. Если все пойдет, как надо, отсюда они выйдут добрыми друзьями и отправятся в некое место, где перевозчика ждут две испуганных семьи со своим скарбом – и несколько хороших, редких и нужных книг.
Полмерки подряд все шло так, как нужно, но, когда в подвал, шумя не больше остальных, вошел очередной посетитель – судя по одежде, торговец-лоточник – темнолицый подобрался и приготовился действовать. За ним вошел еще один, отряхивая капли дождя. Широкий фартук ремесленника мог скрывать под собой любую пакость, а подручных предметов вокруг и так хватало.
Маленький человечек закашлял еще громче – кашлять он не забывал все это время – и направился к выходу. По дороге он споткнулся, ухватился за край стола, извинился перед гостем и его помощником и отхлебнул на всякий случай из чьего-то стакана: его немедля схватили за руку, возмутившись, и потребовали заплатить за чужое пиво.
Отталкивая несколько рук и виртуозно ругаясь, он видел, как нужные люди встают, собираются и уходят: тут же драка, что за безобразие? Заодно он зацепил и лоточника, и его друга: они пытались улизнуть, но в двух шагах от гостя лоточник свалился на пол, вопя, что ему подставили подножку. Маленький человечек сделал шаг вперед, отцепил от себя руки крестьянина и поймал летящий в воздухе небольшой предмет: если бы тот достиг цели, все пошло бы насмарку.
Гость и его помощник поднялись по лестнице, и теперь уж точно было ясно, что там их подхватят: время подошло.
Раздавая тумаки, он с удовольствием врезал несколько раз лоточнику и уложил крестьянина на пол, а потом двинулся вслед за гостем, вытирая кровь со скулы. Оставшиеся посетители воодушевленно тузили друг друга, а хозяин с ужасом оглядывал это поле битвы: впрочем, и ему кто-нибудь сейчас заплатит.
Веселого, между тем, было мало. Маленький смуглый человечек понимал, что никогда не попадет обратно домой, и только долгая и тяжелая работа поможет ему оправдать свое существование. Его страна была наполовину захвачена, и впору было сдаться… Но никто не мог отдать ему такого приказа. Он был начальником самому себе.
На выходе из подвала он споткнулся, и его поддержал за руку какой-то гость, показавшийся ему удивительно знакомым. Он поднял глаза и чуть не ахнул: если бы не иной тип лица, этот человек был бы на него очень сильно похож. Они были одного роста, волосы их были почти одного цвета – угольно-черный с рыжиной цвет макенгу не брала никакая глина, и смуглому человечку приходилось часто ходить рыже-пепельным – и какая-то особенная невыразительность лиц, готовая в любое мгновение смениться любым выражением, роднила их между собой. Эти движения были ему знакомы. Этот цвет глаз он часто видел в зеркале.
Понимание пронзило его, как молния, и он медленно, глубоко поклонился.
Человек помедлил и еще медленнее, еще тщательнее поклонился в ответ, застыв на миг. Потом аккуратно повернулся к лестнице, подмигнул и спустился вниз, к желтому тусклому свету в подвале, туда, где бушевала драка.
Смуглый человечек пожал плечами, отметил, что успевает скрыться, вышел на улицу и растаял в тумане.
Им стоило приложить все усилия для того, чтобы больше не встретиться никогда.
36
Когда Сэхра пришел в лагерь, окруженный воспитанниками, он шел рядом со змеей, ведя на ремне исхудавшую птицу, и верные встретили его, собираясь под яркими флагами, распевая песни, но, увидев, как он болен и стар, и как измождены он и его спутники – замолчали и расступились.
Сэхра пришел в лагерь, хромая, но длинная белая борода его была хорошо расчесана, и одежды были чистыми.
Он подошел к богине и сказал, стоя прямо и глядя ей в глаза:
– Я останусь. Я знаю, ты безумна, ты можешь убить, если тебе будет хотеться этого, и ты не можешь видеть детей, и тебе, как всем богам, ненавистны возражения и споры… – и осекся, потому что Сэиланн заплакала.
Сэиланн проливала слезы чуть ли не первый раз, и люди в страхе отшатнулись.