– Если бы я трусил – вежливо перебил его соперник, глядя снизу вверх – я бы не стоял сейчас здесь и не говорил бы с вами. Выше меня на голову, шире меня в два раза, на высоком посту, вы вооружены, я – нет. А вы отказываетесь от игры со мной, как будто вооружен я. Ну как, продолжим?
Высокородный смутился, но отказываться сейчас было неразумно. При всем своем могуществе и знатности он не мог отказаться от вызова, сделанного столь тактично. Неужели он боится проиграть малорослому господину посланнику? После этого можно начать терять лицо.
Час спустя он покидал гостиную, понимая, что ему, несомненно, не повезло. И так не повезло. И этак – не повезло…
Ставки на популярность шахмат при дворе росли с каждым днем. Таскат с ужасом смотрел, как игра становится престижной, и ему приходилось напрягать все силы, чтобы выигрывать у таких умнейших людей, как госпожа Эрини.
Волнения интересов выходили за пределы, приличествующие благородным людям. Начали образовываться группы людей, требующих запретить шахматы при дворе, людей, играющих в шахматы на деньги, и людей, продающих драгоценные шахматы. Был организован клуб любителей заменять дуэли шахматным сражением. И даже прием ставок и пари для некоей малой группы лиц, не приближенных к императору, но желающих всегда быть в курсе дела. Посланник задумался о том, не проще ли было показать им какой-нибудь сенет, но было уже поздно.
Вскоре его священное величество опять призвал его к себе. Шахматную доску им изготовили по специальному заказу. Она занимала целый стол, и Таскату приходилось тянуться и нагибаться, чтобы поднять тяжелую ладью или украшенного черным камнем короля.
Съедобных фигур пока не изготовили. Так что сейчас он сидел за столом, как высокий гость, с Его священным величеством, обдумывал следующий ход, стараясь не паниковать, а в голову лезло совершенно иное.
Вчерашний визит к юноше Ольмитту был очень тяжелым. Сначала Хэнрох Ольмитт не поверил, что цели Таската благородны. Потом не поверил, что это не проверка, учиненная любопытным вымогателем. И, наконец, уже сообщив имя вымогателя и сообщив посланнику содержание нескольких бесед, не поверил, что Таската можно отпускать живым. Заказав магическое убийство нескольких кредиторов, люди начинают страдать некоторой подозрительностью. Особенно если оно пока что не удалось.
Высокородный щеголял сейчас несколькими впечатляющими синяками и в силу природной впечатлительности отлеживался дома в постели, а Таскат раздумывал, что ему теперь с этим делать. Что он скажет? "Здорово бьет этот бледнокожий?" А насколько здорово? Или никому не скажет.
Ладно. В крайнем случае скажу – потерял терпение. Ольмитт частенько позволял себе хамить кредитору…
Раздумья оборвал желчный вопрос.
– Вы довольно долго сидите в наших краях. Весну с осенью не путаете? Не скучаете по родине?
– Моя родина?
Он с тоской вздохнул, вспоминая огромные, толстые стволы деревьев в парках, на которых так легко играть в прятки с детьми. И широкие мягкие кресла во двориках, где можно свернуться поудобнее и поболтать с друзьями – и, каким бы высоким ни было здание, всегда во дворе есть площадка, посыпанная песком, где так удобно валяться, очищаясь от посторонних запахов. О, целую вечность не валялся в песке!..
И то, как пахнет еда в ресторанчиках. И весенние ароматы, плывущие над крышами домов…
А у этих иноземцев, хотя они и люди, уши расположены низко, чуть ли не на одной линии с глазами, и не движутся. Лицо почти человеческое, а нос большой, острый и уши… Уши. Что вас больше всего раздражает, посланник? Уши, по которым ничего не понять.
На третьей секунде он начал вспоминать плетеные стены дома (и свою кровать, сделанную им вручную из лозы) и понял, что нужно перевести разговор на другую тему.
Его священное величество хмурился.
– Вы симпатичны мне – сказал Таскат, не подозревая о том, что находится в двух шагах от оскорбления оного величества. – В другое время и в другом месте мы бы играли с вами не в шахматы, а в мяч. Еще одна замечательная игра…
– В нее играют все ваши друзья? – саркастически улыбнулся император. – У вас, с вашим пристрастием к играм, довольно много друзей в последнее время.
Слово "друзья" он произносил, как-то по особенному скривив губы.
– Не так уж много. В конце концов, мяч – это мяч. Им можно перекидываться, только если все знакомы. А в шахматы порой играют целые звездные системы. Позвольте…
…
Развалины огромной башни – тут был или дом, или школа.
Рисунки на всех этажах от пола до потолка. Черно-синие, черно-голубые. Черный контур, голубое заполнение. Эмаль. Техника… в какой технике выполнялись эти знаки?
В огромный пролом в полу видна черная стена, уходящая вниз – она плохо держится и вся расписана узорами. Каждый раз, когда бог посылает тебе знак, ты идешь и записываешь этот знак на стене. Теперь я знаю.
Наверное, здесь написано обо всем – и то, что дважды два – четыре. Есть – камень, ножницы, бумага. Есть время восхода и заката. Есть правила всех игр на земле. Я не знаю.
Скрываться. Скрываться, скрываться, скрываться, тенью скользя по земле, поросшей жесткой травой. Трава колет руки, а когда встаешь на колени, выбравшись из подвала и смотря в небо, трава одуряюще пахнет, не давая забыть, где ты.
Скрываться, скрываться, ящерицей ползти между камнями, ловить солнечные блики зеркальцем – пусть оно вспыхивает, отвлекая нежданных гостей. Пусть ни один камень под твоей ногой не дрогнет, ни одна ветка не шелестит, ни одно дуновение ветра не выдаст, где ты.
А если никто не помешает, можно открывать тайны, которые до тебя не открыл никто. Часами сидеть над огромными рисунками, глядя со стены на отвесно уходящие вниз барельефы.
Длинные тени и солнечные часы. Пролетающий ночной охотник мягким крылом задевает плечо, и поет кииби. Увядшие листья и разорванные лианы. Камни, камни, обломки, дерево, человеческие и звериные кости, бумага, разлетевшиеся листы. Умение взлетать вверх по вертикальной стене, пользуясь тем, что досталось от прошлых хозяев – истлевшая веревка, металлическая полоса громотвода, выступы на стене. Теперь он двигался быстро, очень быстро – он похудел, подтянулся, лопатки выдавались вверх, как будто Таскат вздумал отрастить крылья. "Посланник, вы больны? – Плохо себя чувствую. Моя родина далеко". Тоска по родине – замечательное оправдание для того, чтобы удалиться от необязательных дел.
Кости ломит, как старые ветки. Жаль, больного часто навещают, личного пространства или неприемных часов, кроме сна, для высокородных нет… Но с этим можно смириться; ночью есть не столь замученная правилами города Арада, которой уносишь все найденное, ночью легче обмануть стражу и уйти из башни в город, а то и снова – к бедным непогребенным покойникам. Уже приходится обманывать, а не обходить. Так страшнее, но так и легче. Больше следят – меньше тщательности, и теперь получается иногда прогулочным шагом идти по городу после важного визита, в сопровождении всего трех человек из числа этих форменных шутов – раньше он об этом и мечтать не мог.
Далеко уходить не удавалось, но он знал, что дальше будет почти то же самое.
Какой-то бесконечный калейдоскоп кружился у него в голове. Развалины. Камни. Кости на камнях, могилы – оставленные солнцу мертвые тела на верхних этажах башен, где прорастает все та же трава, на разрушенных этажах – пусть падальщики налетают стаей, разрывая тело, бывшее пристанищем могущественного мага.
Убитых нельзя хоронить. Это труднее всего.
Находить в темных углах развалин, пахнущих кислотами, разноцветные металлические предметы, диски, квадратные куски металла с выдавленными знаками, которые можно прятать – остальное некуда класть, некуда положить и черепа, брошенные грабителями домов. О, какая увлекательная игра! Какая печальная игра! Какая грустная игра.
Книги он считывал, сохраняя в память машинки, и с сожалением оставлял на месте, понимая, что их съедят черви и мелкие зверьки, похожие на крыс. Состав для консервации изготовить было не на чем. Кое-что, что можно было спасти, давно лежало в тайнике у Арады. Эту бумагу не брал дождь, и она светилась под солнцем, а под луной темнела.
Институт присылал восхищенные отзывы, но отчеты становились все короче, а сам он отчаянно тосковал. Он мечтал о другой игре. Здесь было слишком тяжело.
Добыча руды в карьерах шла полным ходом – Таскат получал регулярные отчеты от машин. Он с азартом ожидал первой поломки, чтобы наконец выбраться в глушь, за окраины Аре, но в прошлый раз было все исправлено очень хорошо. Он проклинал себя за эту добросовестность и за то, что сам установил там программу, не позволяющую отключать машины, не приезжая на рудник. Всегда приходится учитывать вероятность, что тебя заставят что-то делать против воли…
Можно было сказать, что там действительно что-то не так, но склады аар получали груз строго по графику. Грузовые корабли отходили вовремя, доставляя нейдар на землю Эллах, к Сейде, где его цена уже поднялась выше небес. Техническое применение металла отошло на второй план, украшения из него моментально вошли в моду, и биржа сходила с ума. Он написал предупреждающий подробный отчет о свойствах этого металла, приложив копию найденного в развалинах свитка, и упомянул о том, что мода на такой металл может быть опасна, но это ни на что не повлияло.