К вечеру в городе было полно народу, но Сэиланн распорядилась не занимать его, не располагаться в домах, не грабить лавки. Если не собираешься сидеть в осаде, зачем занимать такой город? Нужно было только отослать добровольцев за провизией и хоть каким-то материалом для каркасов палаток – пора обустраивать хороший лагерь. Если даже приказ кто-то и нарушит, много не награбят за один раз.
Добровольцы были поражены.
Свалка была не то чтобы огромная, но это была настоящая свалка.
По меркам Исха город мог считаться большим. Эммале поразило то, с каким ужасом люди, спасающиеся от неведомых вооруженных оборванцев, побежали за тридевять земель и оттащили на свалку все, от чего не смогли избавиться. Или увезти с собой. И ведь, главное, не бросили в домах, не оставили на улице, а свезли на ближний пустырь, где торчат какие-то древние обгорелые развалины! Что это за неуместные суеверия?
Верные немедленно разбрелись по пустырю и стали выхватывать из мусора под ногами всякие нужные вещи. Нужных вещей было множество. Правда, все они были какие-то громоздкие, например, длиннющий стол, огромная стойка для оружия или пробитая деревянная лохань для мытья. Лохань могла принадлежать знатному господину. Что они тут, все с ума сошли, даже высокородные?
– Осторожно! – крикнула Эммале. – Здесь могут быть ловушки!
– Какие такие ловушки, санн? – отмахнулся пробегавший мимо верный. – Разве что провалимся во все это по колено.
Кто-то с энтузиазмом тащил за собой две длинные доски, кто-то – сунул под мышку моток веревки.
По развалинам носился мальчик лет десяти, громко крича: "Ой! Настоящие двери! Смотрите, у меня будут настоящие двери!"
Интересно, подумала Эммале. Куда это он собрался их пристроить? Сделает из палатки большой-большой шкаф с полками?
Она уже собиралась заорать во всю глотку, дескать – хватит таскать всякую ерунду! Проклятая деревенщина, бродяги! Но потом ей пришло в голову, что проще будет дать им успокоиться естественным способом. Половину этого барахла они бросят по дороге, а потом Сэиланн припечатает их какими-нибудь запоминающимися словами о вредности ненужных вещей.
Раньше Эммале не понимала, откуда это у нее. Теперь начинала понимать. Кроме того, если долго кочевать, негде оставлять всякое барахло.
С края площади донесся вопль. Эммале поспешила туда, а добежав, изо всей силы врезала по шее какому-то верному, зажимавшему в угол пожилого торговца.
– Ты что делаешь, зараза?
– Он вытащил свою жаровню, готовит жратву, а нам не продает, у нас денег нет – начал объясняться верный. – Стоит на ровном месте и варит, как дурак. Я, конечно, не воин и не колдун, но и у меня гордость есть! Влепил ему пару раз хорошенько.
Эммале мрачно посмотрела на парня, потом на торговца. Потом опять на парня. Торговец съежился.
– За… зачем это ты тут остался? И зачем вылез торговать, если торговать не собираешься? Ты дурак, никар? – вежливо спросила Левая рука Богини, стараясь не употреблять непонятных здесь бранных слов.
– Я вообще уезжать не собирался, уважаемая, – стал оправдываться он. – Все уехали, а я-то не боюсь! Я даже заработать решил. Только я думал, что у вас деньги будут, а у вас не то что денег нет…
– Ты идиот, – вынесла приговор Эммале. – Тимма! Ты у нас был вором?
– Ну, я, – разулыбался Тимма.
– Сэиланн говорит, что каждый вор должен заплатить в свое время.
– Так я же воровал, потому что голодал. Я не буду тянуть со свалки всякий шерех.
– Ну вот теперь и заплатишь. Бери черпак, становись и вари суп. А то люди скоро пойдут грабить дома. Вот и подходящая работа, и город удивится. А этот пусть уходит, он нам не нужен. Иди, дурак, возьми десять монет. У меня есть.
– А-а-а-а… А почему так мало?
– За наем жаровни – отрезала Эммале. – Жизнь я тебе сохраню бесплатно. Тимма, скажем им, пусть не грабят даже открытые лавки. Пусть все знают, что мы не за этим пришли.
Она знала, что говорила. Ни к чему грабить дома, когда в доме правящей семьи, в подвале, арсенал, и птицы в загонах бойни сидят некормленые, но вполне упитанные. Мелкое голодное зверье полезет из подвалов, требуя объедков, когда мы вернемся. А золото… Золото можно взять иным путем. Золото во многих связках бус отдадут честные горожане, чтобы вернуть себе город. И тогда армия богини уйдет.
Эту славную шутку придумал, как обычно, Кейма, зная, что войск поблизости мало, а в преддверии дождей люди захотят вернуть свои дома.
Если кто-то столь глуп, чтобы удрать из своего дома, пускай выкупает его обратно!
В белой длинной палатке было пусто – даже пол не стали настилать.
Сегодняшняя чехарда не коснулась учениц – их просто не отпустили. Странно, что не нашлось недовольных. Все пустые города одинаковы? Или не все? Этот город был пустой. На что там смотреть?
Эммале медленно шла вдоль ряда девушек, проверяя, как они справляются.
Все ученицы сидели, закрыв глаза и вытянув руки перед собой, туда, где должен был образоваться шарик мягкого света. Но Эн, новенькая, сидела с открытыми глазами, уставившись вдаль, куда-то сквозь белую ткань палатки. Ее шарик лежал перед ней на песке. Он казался плотнее, чем у других, и свет в нем почему-то не иссякал.
Эммале топнула ногой. Эн вернулась на землю и удивленно посмотрела на нее – мол, задание выполнено, чего вам еще желать?
– Эн!
– Да, санн? Я вас внимательно слушаю.
Задание и вправду было выполнено. Поэтому Эммале только шумно вздохнула, чтобы не тратить силы на ругань, и устало спросила;
– Эн, ну куда ты смотришь?
– Прошу прощения, санн. Я считаю.
– Кого? Форра? Нитки? Дырки? Комаров? Ящериц? Что здесь можно считать?.. Что?..
– Людей, санн. В мире очень много людей.
– Зачем?.. – простонала Эммале.
Эн пожала плечами и опять уставилась в неизвестность. Ее богами были простые числа.
Ей хотелось бы точно знать, сколько именно людей на свете. Ведь если вспомнить, сколько человек ты видел за один день, а потом обойти страну, возможно, получится узнать, сколько в ней людей, но рассказывать об этом кому-то бесполезно. На свете вообще очень много таких вещей, о которых бесполезно рассказывать. Это называется тайна.
Люди странные и не всегда могут поддержать разговор об элементарных вещах. Поэтому Эн была с ними очень, очень вежлива.
За стенами палатки, где богиня прилегла отдохнуть, раздался какой-то шум. Шум был недобрый, но Сэиланн не испугалась. Нападать было некому, серьезную опасность учуяла бы даже самая глупая ученица, а все остальное… Эххххм. Все остальное…
Она поднялась с пола как раз вовремя. Негоже верным думать, что сэи любит валяться на полу. А сэи любит.
В палатку ввалилось несколько верных, которые тащили за собой человека в драных штанах и серой куртке с вышитым значком. Полог затрещал. Первый из бесцеремонных нарушителей уставился на богиню сияющими глазами и доложил:
– Мы поймали поджигателя!
Остальные тоже приосанились. Сэиланн пожала плечами. Когда наполовину спишь, начинаешь надеяться на глупых учениц рядом с твоей палаткой, не думаешь обо всем остальном. Если человек хочет причинить тебе вред, зачем ему подходить близко?
Этот урок надобно усвоить самой.
– Давайте его сюда. Он что, думал, что мы там расположимся, а в лагерь не уйдем?
Поджигатель был молод, стрижен, как солдат и, кажется, смел. Почему так? Не определишь с первого взгляда, смел человек или нахален. Хотя, если ты остался в городе, брошенном на растерзание, а потом решил поджечь дома – ты, наверное, и смельчак, и нахал. Нахал потому, что добрые граждане тебя не поймут, а то и намнут бока… А армия врага уйдет. Кто же тебе простит этот поджог?
Может быть, нам стоило грабить дома, рушить башни в квартале знати, а потом спать на мостовых? Больше было бы героев…
Так думала Сэиланн, смотря на побитого парня ничего не выражающим взглядом. У нее наконец появились взрослые мысли о том, как разделить трофеи на всех, никого не обидев, и она спешила их уловить, пока они не исчезли. Из этого следовало что-то очень важное, хотя она до сих пор ничего не понимала в армии. Что-то намечалось, вырастало, как стебель, и поджигатель был очень и очень некстати. Но ведь зачем-то его сюда привели…
– Сейчас она его… – прошептал один верный другому. – Пойдем отсюда.
– Да, да, уходите – махнула рукой сэи. – Идите вон. Говоришь громко.
Юноши поспешили убраться. Самый старший из них был сильно моложе поджигателя и не понимал, как это – он одними губами шепчет, а богиня слышит… Но богиня ведь все слышит!
Как только опустилось полотнище входа, мятежный горожанин и не подумал вести себя прилично. Он не поклонился богине, а, наоборот, вытащил из-за пазухи нож – как только из него не вытряхнули этот нож? – и бросился на нее с отчаянным воплем.
Сэиланн не обратила на него никакого внимания. Она отошла в сторону.
Он еще несколько раз пытался броситься на нее, но каждый раз сэи оказывалась где-то в другом углу шатра. Последний раз он даже не смог определить, какой это угол – правый или левый. Смотрел, ясно видел, но не понимал.
Еще он не понимал, где выход. Выхода не было.
Стража у входа переглядывалась, но не входила. Они слышали яростную ругань горожанина, но не слышали криков о помощи.
Горожанин проигрывал.
Когда он сел на ковер, не выпуская из рук ножа, и уткнулся головой в колени, Сэиланн тихо подошла к нему и спросила:
– Может, ты выйдешь отсюда по-другому?