Супруг приподнял брови:
- Ага! Стало быть, вот к чему весь этот разговор. Господа! Не следует ли присматривать за моей женой, что скажете? Не кажется ли вам, что это ее не следует подпускать к мсье Ройе?
Миссис Каллендер жеманно запротестовала:
- Боб! Ты положительно несносен!
Мистер Ричмонд тут же испуганно вздернул голову:
- К мсье Ройе? О?
Клайд Браун был единственным из четверых гостей, кто следил за беседой с самого начала. Его водянисто-голубые глаза загорелись интересом:
- Кто этот мсье Ройе? Донжуан Латинского квартала?
Повисло легкое молчание. Ветер постукивал ставнем за окном столовой; снизу доносился грохот тяжелых волн о скалы.
- Донжуан? - отозвалась миссис Каллендер с тонким смешком. - Дорогой мой, вы бы его видели! Да он похож на разъяренного омара, которого только что сварили. Абсолютно омерзителен. И ему лет пятьдесят, не меньше.
- Ты ступила на опасную почву, - произнес мистер Каллендер в свою тарелку.
- Я знаю, дорогой, но ты же не досаждаешь юным девушкам, не впутываешься в истории. А он влипает в ужаснейшие истории. Ты ведь не забыл племянницу сеньоры Коэльо в прошлом году, когда он…
Мистер Каллендер отодвинул стул; скрежет ножек по плиточному полу разнесся по всей комнате.
- Может, и ужаснейшие, и может, вполне заслуживает тех неприятностей, в которые влипает, - объявил он. И быстро, нетерпеливо добавил, повернувшись к супруге: - Я все про него знаю. Чего ты от меня хочешь - чтобы я ему телеграфировал, что у нас нет мест?
Он знал, что она ответит "нет", и она ответила. В городских магазинах всегда отыскивалось такое, чего ей страстно хотелось: шелковый шарфик, перчатки или туфли, - а деньги приходили к ним только от постояльцев пансиона.
- Но я бы надеялась, что ты проявишь больше интереса к тому, что касается твоей дочери, - добавила супруга.
Мистер Бёртон, только что сообразивший, что разворачивается дискуссия, поднял голову от книги и любезно улыбнулся миссис Каллендер. Старый мистер Ричмонд сложил салфетку, протолкнул ее сквозь алюминиевое кольцо и произнес:
- Полагаю, пора возвращаться в город.
Мистер Каллендер объявил, что пойдет к себе в коттедж - у него сиеста. Вскоре за столиком у окна остался только мистер Ван Сиклен - прихлебывал кофе и рассеянно созерцал обветренный пейзаж. Человек молодой, он отпустил бороду во время войны, когда его отправили служить на какой-то далекий тихоокеанский остров; а теперь понимал, что с нею выглядит внушительнее (слишком уж он молод для археолога, говорили ему), и потому не сбривал. Миссис Каллендер поймала себя на том, что разглядывает его: интересно, будет он выглядеть лучше без этого черного убранства или нет - не так романтично, это уж точно, решила она, а может, и лицо у него хиленькое. Он обернулся, и она вздрогнула от возбуждения, но взгляд его быстро успокоил дрожь. Казалось, мысли археолога всегда витают в чем-то приятном; а циническая усмешка, трепетавшая изредка на губах, отдаляла его еще больше - лучше бы он вообще не улыбался. Дружелюбие он проявлял так - отрывался от книги и произносил: "Доброе утро. Ну как вы сегодня?" - очень твердо; а когда вы принимались ему отвечать, снова погружался в книгу. Миссис Каллендер считала такое поведение невыносимо грубым, но с другой стороны, она ни разу не встречала американца, который был бы, на ее вкус, достаточно вежлив. Все дело, скорее, в их отношении к жизни, а не в том, что они делают или не делают. Сама она родилась в Гибралтаре, отец - англичанин, мать - испанка, в школу ходила в Кенте, и хотя мистер Каллендер был американцем, себя она считала англичанкой до мозга костей. И Шарлотта станет типичной английской девушкой - здравой и простой, без этих смехотворных ужимок и безмозглых увлечений, что свойственны большинству американских девиц. Да и такой вольности ей не полагается, какую американские мамаши предоставляют своим дочерям. В миссис Каллендер плескалось довольно Средиземного моря, чтобы верить: у мальчика должна быть полная свобода, у девочки - никакой. Ветер не переставал колотить ставнем.
- Понимаю. Пытаемся избавиться от старины Ройе, - лениво протянул мистер Ван-Сиклен, покачивая головой с насмешливым осуждением. - От бедняги Ройе, который не сделал ничего плохого - ну разве что портил девушкам жизнь, то здесь, то там.
- О, я так рада! - воскликнула миссис Каллендер; сила ее чувства перепугала археолога. Он с подозрением взглянул на хозяйку:
- Рады чему?
- Рада, что вы со мной согласны насчет мсье Ройе.
- Что он старый никчемный распутник, который до самой смерти не будет ни на что годен? Конечно, согласен.
- Никакого сомнения, - подтвердила миссис Каллендер; она не поняла, что археолог ее поддразнивает.
- Но я не согласен с вами в том, что его нельзя ни к кому подпускать. Почему? Sauve qui peut, я всегда говорю. Отставших черт побирает.
Она искренне вознегодовала:
- Как вы можете так говорить? Я совершенно серьезна, даже если вы шутите.
- Я тоже совершенно серьезен. В конце концов, рано или поздно образование девушки должно с чего-то начинаться.
- Мне кажется, вы говорите отвратительные вещи. Образование, скажете тоже!
Миссис Каллендер перевела взгляд в окно, на чахлые кипарисы ниже по склону, на вершине утеса. Она припоминала то, что ей довелось пережить: этого хотелось бы избежать или, по крайней мере, отложить такие переживания на потом, когда она окажется к ним готова. Ее тетка в Малаге была слишком терпима, иначе она никогда не смогла бы встретить моряка с "Хайме II", пуще того - назначить ему свидание в "Аламеде" на следующий день. И двух студентов, с которыми ездила на пикник в Антекверу, - они думали, что смогут ею воспользоваться, потому что она не испанка. "Должно быть, расслышали у меня легкий акцент", - думала миссис Каллендер. Она была уверена: вот из-за таких воспоминаний у нее теперь начались "безотрадные дни", когда кажется, будто жизнь никогда не наладится. Девушке многого стоит не знать, пока не выйдет заму ж, а именно такие вещи, похоже, ей решительно хочет навязать любой мужчина. Хотя едва она выходит замуж, все это быстро теряет значение, - вот тогда возможности обучиться чему-то сокращаются до минимума. Но так, разумеется, лучше.
Негодование на ее лице медленно сменялось тоской. Сладостные воспоминания горели в мозгу, словно костер в древесном пне: погасить невозможно, они выжигают изнутри, пока не остается ничего. Если бы у нее воспоминаний было множество, а не какая-то горстка, размышляла миссис Каллендер, она бы точно погибла.
- Сознавай вы все опасности воспитания юной девушки в таком месте, не разговаривали бы столь игриво, - устало вымолвила она. - Повсюду эти мавры, каждый день в пансион приезжают посторонние. Мы, конечно, стараемся брать хороших мавров, но вы же знаете, какие они все - на них совершенно невозможно положиться, безумны как шляпники, все до единого. Никогда нельзя сказать, что им взбредет в голову. Слава богу, мы можем себе позволить обучать Шарлотту в Англии.
- Зябко мне, - сказал мистер Ван-Сиклен и встал из-за стола, потирая руки.
- Да, прохладно. Все от ветра. Имейте в виду, я ничего не имею против мсье Ройе лично. Со мной он всегда вел себя образцово. Дело вовсе не в этом. И если бы он был молодым человеком… - ("как вы", - едва не добавила она), - это, наверное, было бы даже забавно. Я не возражаю, если человек в молодости грешит. Такого следует ожидать. Но мсье Ройе как минимум пятьдесят - и он увивается за такими детьми. Человек молодой, скорее, будет интересоваться женщинами постарше, верно? Это значительно безопасней. - Она проводила его взглядом до двери, поворачивая голову. - Значительно.
В дверях археолог остановился, у него на губах застыла все та же невыразительная улыбка.
- Отправьте его в Эль-Менар. - У него был домик в Эль-Менаре, где он раскапывал римские и карфагенские слои каменной кладки, стараясь добраться до более ранних пластов. - Если там он будет увиваться за девушками, через пару дней его найдут за скалой с проволочной петлей на шее.
- Какие скоты! - вскричала она. - Как вы можете оставаться с такими дикарями в полном одиночестве?
- Они прекрасные люди, - ответил он и вышел.
Миссис Каллендер оглядела опустевшую столовую, поежилась и в раздражении вышла на террасу. Ветер уже дул почти ураганный, но тучи, до последнего мгновения затягивавшие все небо, расступались, и местами проглядывала жесткая синева. В кипарисах ветер шуршал и шипел, а когда бил ее по лицу, у нее перехватываю дыхание. В воздухе остро пахло эвкалиптами, летела морось от бившихся внизу волн. И тут, когда пейзаж меньше всего был готов к такой перемене, вышло солнце. Все эти годы жизни в Марокко она не переставала изумляться тому, как солнце все меняет. Ее окутало теплом, ветер потеплел, престал быть враждебным; все вокруг позеленело, заулыбалось, а вода внизу медленно налилась блистательной голубизной. Миссис Каллендер глубоко вздохнула и неуверенно призналась себе, что счастлива. Она не была уверена, так ли это на самом деле, ибо такое случалось редко, но иногда подобное ощущение вызвать в себе удавалось. Ей казалось, что когда-то давным-давно счастье она знала, а теперь его краткие вспышки обнаруживались в памяти лишь отголосками былого состояния. Теперь ее неизменно окружало уродство человечества; где-то вечно таился коварный человеческий умишко. Если хочешь обрести хотя бы немного спокойствия, нужно поменьше знать о том, что тебя окружает.