* * *
Она пришла домой и как можно осторожней открыла дверь… очень медленно, затем вытащила ключ и молча застыла в темной прихожей. Однажды она встретила папу на лестнице, он снял ботинки и держал их в руке. Но это ему нисколько не помогло; во всяком случае, он сбил несколько вешалок, он всегда сбивал их, когда пытался не шуметь. Вообще-то он прекрасно знал, что мама не спит.
Они отдали его одежду Армии спасения. Это было уже давным-давно.
Замок снова щелкнул. Она уронила плащ на пол, сняла ботинки и беззвучно поставила их на место.
- Роза, милая, - сказала мама. - Я приготовила тебе немного поесть на кухне. Приятно провела время?
- Очень приятно. Но тебе не надо было… Я разбудила тебя?
- Нет, нет, совсем нет!
Широко раскрытыми глазами Роза смотрела в теплую темень спальни.
- У тебя, надеюсь, ничего не болит?
- Да нет, все хорошо! Я довольно долго читала. Эта Маргарет Миллер замечательна. Психологична, ну, ты понимаешь… не одни только убийства и розыск преступников… Очень весело! Сама увидишь. Как по-твоему, я смогу найти еще что-нибудь из ее книг?
- Да, я принесу тебе, - обещала Роза и пошла на кухню.
Она зажгла лампу и посмотрела на бутерброды. Колбаса, сыр, джем и еще сигареты.
И ваза с цветами. Она села к столу, охоты читать у нее не было. "Я раздобуду побольше романов Миллер. В понедельник после работы. Завтра я пойду и возьму билеты на этот фильм. Или же останусь дома на весь вечер. Она не спрашивает, с кем я была, она уже давно не спрашивала. Я устала. Я жутко устала. Мне плохо…."
Поставив бутерброды в холодильник, она погасила свет.
Мама молчала, пока дочь раздевалась и ложилась спать, только тогда она, как обычно, сказала:
- Спокойной ночи, моя любимая!
И Роза ответила:
- Спокойной ночи, дорогая!
Так они говорили друг другу всегда.
* * *
Было воскресенье. Мама заплетала свои седые волосы в две небольшие косички, которые закручивала на затылке. Она сидела очень прямо. Книга была прислонена к кофеварке, а переворачивая страницу, она всякий раз для верности укрепляла ее шпилькой. Шпильки она держала, как обычно, во рту, в старом, жестоко изборожденном морщинами рту.
Она никогда не накидывала халата, а сразу же, немного отдохнув от возни с корсетом и чулками, одевалась и заканчивала свой туалет, приводя в порядок волосы.
Роза обычно говорила:
- В молодости мама могла сидеть на своих волосах. И это по-прежнему самое красивое, что я видела.
А Елена отвечала:
- Я знаю. У нее все - самое красивое, что ты когда-либо видела. Великолепно! Все, что у нее есть и что она делает и говорит, - великолепно!
А Роза ответила:
- Ты ревнива! Ты несправедлива! Она делает абсолютно все, чтобы я чувствовала себя свободной.
- Странно, - протяжно повторяла Елена, - пожалуй, странно, что ты себя свободной не чувствуешь. И очень огорчительно для нас.
Вначале Елена приходила к ним домой, к чаю, на обед. Они могли все втроем пойти в кино, и Елена, взяв маму под руку, крепко держала ее.
- Я чувствую себя так уверенно, - говорила мама и смеялась. - Ты тащишь меня на буксире, словно настоящий здоровенный мужчина! - А вечером она повторяла: - Как приятно, что у тебя появился такой хороший друг. Надежный человек, о котором знаешь, чего от него ожидать.
Теперь Елена у них давным-давно не появлялась. Пока мама, уложив волосы, отдыхала, она спросила, словно невзначай, ни к кому не обращаясь, как поживает Елена.
- Хорошо, - ответила Роза. - Как раз сейчас она очень занята у себя в газете.
Мама вернулась назад к кровати, завернулась в одеяло и открыла большой географический атлас.
- Милая Роза, - сказала она, - теперь я их снова где-то забыла, думаю, они в ванной.
Роза пошла за ее очками, и мама сказала:
- Ты ангел. Мне бы надо повесить их вокруг шеи на ленте, но это придает такой глупый вид.
И, прислонив атлас к коленям, начала читать; сегодня это была Америка.
Теперь было уже слишком поздно для маминого великого путешествия. Оно было запланировано двадцать лет тому назад, нет, гораздо раньше, с самого начала - в дни раннего детства Розы, когда делались заверения и давались обещания, а все подробности, подкрепляемые пылкими объятиями, обсуждались в детской. "Я возьму тебя с собой, украду тебя у папы, мы поедем в джунгли или на Средиземное море… Я построю тебе замок, где ты станешь королевой". И они рассказывали друг другу, каким будет этот замок и снаружи, и внутри, они по очереди собирались оформить каждую комнату, а вот тронный зал обставляли вместе.
Время от времени вопрос о путешествии поднимался снова. Меж тем годы шли, но ведь столько всего так никогда и не сбывается! А кроме того, ведь был еще папа.
Роза, стоявшая у окна, не оборачиваясь, спросила:
- Куда бы ты поехала, если бы могла выбирать?
- Возможно, в Гафсу.
- В Гафсу? А где она находится?
- В Северной Африке. Место, которое называется Гафса.
- Но, мама, милая, почему именно туда?
Мама засмеялась своим особым таинственным смехом, хотя на самом деле получалось лишь нелепое хихиканье.
- Гафса звучит приятно на слух, а точно - сама не знаю. Просто пришло мне в голову!
- Но ты в самом деле хочешь поехать туда?
- Незачем делать такой печальный вид, - ответила мама, - мне не нужно никуда ехать.
- Но ты, верно, думаешь, что это все же было бы интересно.
- Конечно. Конечно, это было бы интересно.
Роза сжала губы. Она не видела ни безлюдную воскресную улицу, ни их комнату. Она видела лишь то суматошное время, когда мама внезапно не пожелала больше распоряжаться и брать на себя ответственность. Казалось, будто все на свете пошло ко дну, не за что было держаться. Мама просто отступила; она не хотела ни принимать решения, ни давать советы, а если ее к этому вынуждали, сжимала губы и выходила из комнаты.
- Тебе лучше знать, - говорила она.
Или:
- Этого не знаешь наверняка…
Или вообще, ничего не говоря, меняла тему разговора. Это было не похоже на нее.
- Это пугает меня, - однажды вечером сказала Роза, а Елена, пожав плечами, ответила:
- Естественно. Ясно, ты напугана. Она всю свою жизнь только и говорила вам, что вы должны делать, и любить, и хотеть, и устраивала все для вас так, что вы ни шага самостоятельно ступить не могли, ни одна собственная мысль вам и в голову не приходила. А потом она вдруг становится старой, а твой папа берет и умирает. И она выпускает бразды правления из рук. Ты что, не понимаешь? А теперь - твой черед. Это своего рода смена караула, и она абсолютно права. Такое случается всегда, это неизбежно.
Она какое-то время разглядывала узкое лицо Розы с боязливым ртом, а потом грубо подытожила:
- Попытайся уяснить себе, что твоя королева больше не в силах править. - И более мягко добавила: - Поди сюда! Нечего вешать нос, я хочу, чтобы ты была свободна и выше держала нос. Хоть ненадолго забудь ее.
И Роза, отпрянув, отрезала:
- Теперь, верно, королевой должна стать ты, не так ли, а?
- Боже мой! - произнесла Елена. - Эти старые дочки со своими маменьками. Никогда мне от них не отделаться. Это безнадежно.
Роза заплакала, и ее утешили.