- Ты ошибаешься, - сказал ее муж, - это складные стулья, такие, которые легко отставить подальше. И вообще они ни при чем, главное в картине - задний план. - Он повернулся к сторожу: - Картина как бы открывается вдаль. Мы видим жизнь за ее пределами. По-моему, фон - это большой город, а вовсе не кухонные обои.
Его жена засмеялась:
- Вечно у тебя какие-то идеи. Конечно, это обои, любой человек тебе это скажет. Не оригинальничай, пожалуйста. На этих стульях сидели люди, они только что ушли, а стулья так и остались повернутыми в разные стороны. Может быть, эти люди поссорились? Как думаешь, могли они поссориться?
- Они просто устали, - сказал Фагерлюнд. - Устали и ушли.
- Может быть, и так, - согласилась жена. - Один из них пошел в бар, что находится за углом.
Сторож выждал минутку и сказал, что такое уж оно есть, искусство. Каждый видит то, что хочет, в этом-то весь и смысл.
- А почему вы не купили какую-нибудь более красивую и понятную картину, например пейзаж?
Они не ответили, жена отвернулась к озеру, вытерла глаза и высморкалась.
- По-моему, вам следует поступить так, - сказал сторож. - Раз произведение искусства можно толковать как угодно и каждый видит в нем что захочет, вы можете не распаковывать эту картину, а повесить на стену пакет. Тогда и ссориться будет не из-за чего.
Он помешал палкой угли, они почти прогорели. Помолчав, женщина спросила:
- Как вы сказали, повесить пакет?
- Да, с бумагой, с веревкой, вот так целиком и повесьте. Вы должны были видеть у нас на выставке такие картины-пакеты, это теперь модно. Наверно, хотят, чтобы люди гадали, что там внутри, и каждый раз представляли себе что-нибудь новое.
- Вы это серьезно говорите? - спросила женщина, отвернувшись.
- Господин Рясянен шутит, - сказал Фагерлюнд. - Собирайся, Свеа, нам пора.
Она встала и начала поспешно складывать в сумку все, что у них было с собой.
- Подождите, - сказал сторож. - Я не шучу, я говорю серьезно. Мне это только что пришло в голову. Надо картину красиво завернуть и намотать побольше веревки, лески или сапожной дратвы. Главное, побольше. Я видел, как это выглядит. - Он стал рисовать палкой на песке. - Вот так и так, аккуратненько и под стекло.
- Но ведь картина стоит больших денег! - воскликнула женщина. - А такой пакет может сделать и повесить на стенку кто угодно!
- Нет! - возразил сторож. - Не думаю. Ведь тогда в пакете не будет ничего загадочного. - Он обрадовался, даже разволновался, поняв наконец идею запакованных шедевров. - А теперь вам пора домой, - сказал он. - Придется вам перелезть через ограду, я не могу снова идти туда, чтобы отпереть вам ворота.
- Альберт, картину понесешь ты, - сказала женщина, глядя на пакет, словно об него можно было обжечься.
Фагерлюнд поднял пакет, но тут же снова положил на камень.
- Нет, - сказал он. - Давай распакуем ее здесь, прямо сейчас. Пусть господин Рясянен решит, что на ней изображено.
- Не надо! - воскликнула она и расплакалась по-настоящему, она хотела понимать картину по-своему и не хотела, чтобы ей морочили голову.
Сторож промолчал.
- Уже темно, - сказал он наконец. - Ничего не видно.
Он встал и попрощался со своими гостями. Когда они ушли, он снова сел и стал наблюдать за жаровней, а потом медленно побрел между скульптурами, которые теперь, в сумерках летней ночи, казались огромными причудливыми тенями. И все-таки я прав, думал он. Важна тайна, загадка, это очень-очень важно. Он лег у себя в бане, его окружали голые стены. Ему было приятно смотреть на них, и сегодня обычные ночные мысли не мучили его перед сном.
Главная роль
Такой большой роли Марии еще никогда не предлагали, и тем не менее роль ей не подходила: она не взволновала ее. Незаметная, робкая женщина средних лет, бесцветное создание, лишенное всякой индивидуальности. В третьем акте короткая эффектная сцена, но все остальное!.. Какая-то тень; первый раз получить главную роль - и играть тень! Она позвонила Сандерсону.
- Это Мария. Я прочла пьесу; по-моему, героиня слишком бледная. С ней ничего не происходит. Возможно, это литература, не знаю, но уж никак не театр.
- Я знал, что ты это скажешь, - ответил Сандерсон. - И ждал твоего звонка. Послушайся меня. Это твой шанс, не упускай его. И это театр самого высокого класса.
- Ты так думаешь? Интересно. Автор состряпал пьесу по одной из своих новелл. Он не умеет писать для театра.
- А уж об этом предоставь судить нам, - сказал Сандерсон. С Марией лучше говорить резко и категорично. Она владеет актерским мастерством и умеет выполнять указания режиссера, но не больше, должна сама знать. - Положись на режиссера, - сказал он. - Проработай всю пьесу и позвони мне. Вопрос надо решить на этой неделе, а то мы не успеем сделать спектакль к осени.
Через два дня Мария Микельсон позвонила ему и сказала, что согласна.
Лето только начиналось, и она поехала на дачу, чтобы привести ее в порядок. Погода была отвратительная - студеный туман, такой же серый и непроницаемый, как образ Элен. Тростник у причала тонул в белесой пустоте, ели от влаги были черными. Туман проникал даже в дом. Дрова не загорались. У Марии опустились руки, она налила себе коньяку и села на тахту, накинув на плечи пальто. Зачем им этот дом - такой большой, без современных удобств и так далеко от города? Но Ханс любит его, здесь прошло его детство, и вообще. Рыбачка по субботам и воскресеньям, обед и баня для приятелей по службе. Добродушная беседа с местными лоцманами и рыбаками. Ну, как прошла зима? Попадается ли сиг? Не лучше ли попытать счастья на юго-западе?
Она пробовала образумить его. Неужели ты не понимаешь, как здесь одиноко? Меня не интересует ни рыбалка, ни работа в саду. Здесь нет соседей, с которыми можно общаться. Тогда он предложил ей пригласить кого-нибудь, чье общество было бы ей приятно. Кого-нибудь из театра. Или из родственников. Ведь у тебя столько знакомых. Это верно. Но не таких близких. С ними хорошо встречаться в городе, но жить вместе в одном доме… Она уже делала такие попытки. И каждый раз вздыхала с облегчением, когда гости уезжали. О родственниках не могло быть и речи - наивные, серые, заурядные, они банально восхищались ею, не имея ни малейшего представления о ее работе. Как интересно быть актрисой, правда? Такая насыщенная жизнь! Я бы ни за что не могла выступать на сцене! Столько учить наизусть!.. Только кузина Фрида молчала. Молчала и боготворила ее. Серая мышь с испуганными глазами.
Мария поплотнее закуталась в пальто и подняла рюмку. И тут ее осенило, это было наитие свыше. Она отставила рюмку и долго сидела не двигаясь. Кузина Фрида. Кузина Фрида - вот точный прообраз для роли Элен. Фрида и есть Элен! Жесты, походка, наклон головы, голос - все! Мария Микельсон засмеялась, залпом опустошила рюмку и встала. Подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение: холеное лицо, на котором начали появляться первые признаки возраста - тонкие морщинки вокруг глаз и губ. Надо подобрать седовато-пегий парик, сделать некрасивую прическу, как у Фриды… Голова, ушедшая в плечи, беспомощные движения рук… Как Фрида держит руки? Кажется, у нее есть привычка машинально прикрывать рот рукой? А как она, например, держит стакан? Или садится на стул?
А что, если написать: "Дорогая Фрида! Мы так давно не виделись! Нельзя из-за суеты совсем терять связь друг с другом. Правда? Мне пришла в голову замечательная мысль, и я надеюсь, ты примешь мое предложение. Возьми отпуск и приезжай ко мне на дачу хотя бы на две недельки. Все уже распускается, скоро будет тепло…"