Опережая крики ужаса, Котька сорвался с крыльца. Мощный поток чуть не сшиб его с ног, накрыл с головой. Но Карякин устоял, выпрямился и, размахивая руками, как вёслами, ринулся в погоню за повозкой. Успел перехватить подымающийся край телеги, сдёрнуть её с препятствия, схватить под уздцы бедную Нюру и силком затащить в проулок.
Когда разгневанные бабы растормошили Николошку, он приоткрыл один опухший глаз и, чмокая пересохшими губами, пробормотал:
- Чего озоруете? Не шкни мне! - и снова упал щекой на солому.
- Вот, паразит! Его с того света вытащили, а он хамничает!
- Будя гундосить! Заведите лошадь во двор, а то кабы вытрезвитель не налетел, - стали теперь, после случившегося, более рассудительны мужики. - Деньги слупят, не моргнут глазом, и за тот, и за этот свет.
Напоминание о деньгах остудило пыл женщин. Нюру скоренько привязали за ветку сирени, а Николашке постелили в сарае. Охая и ахая, гурьбой поспешили отчерпывать воду из подвала, в четыре руки отжимать и развешивать по верёвкам одеяла, половички и коврики. На причитания Хаи Фримовны никто не обращал внимание.
О Котьке вспомнили только тогда, когда приехал грузовик за вещами Гункиных.
* * *
К вечеру духота и нещадные испарения после дождя разморили всех. Хорошо, хоть успели перевезти новосёлов.
Учитель сдержал слово: выставил литр водки. Но бражничать не хотелось. В ход пошло Котькино пиво. Свежее, холодное.
Братья Мельниковы принесли варёных раков. Их вместе с вялеными окуньками лениво шелушили, как семечки. Не клеился и разговор.
Из сарая, отряхиваясь, выполз Николашка, подковылял к столу. Глаза его округлились и горячечный взгляд застыл на нераспечатанных поллитровках:
- Чего грустим, мужики? Помер кто, или опять повышение цен объявили?
Он, как заведённый, топтался на одном месте, припадая на короткую ногу, и не понятно было: то ли хромал, то ли качался спьяну. Кузьмич поймал его за край вылезшей из штанов замызганной рубахи и усадил рядом, пододвинул стакан с пивом. Глядя, как тот жадно глотает, сердобольно заметил:
- Ногой храмлет, а чирий-то на голове.
- Лучше скажи, где тебя нелёгкая сегодня носила? - усмехаясь, спросил отдувавшегося Николашку Виктор Харитонович.
- Известное дело, - радуясь вниманию к своей персоне, Гулёный не переставал поглядывать на водку, - за овсом на рынок ездил.
- А где ж овёс?
- Там же и пропил.
- С кем? - чуть ли не хором вскрикнули мужики.
- Да, с тем куркулём, у которого покупал, - не понял причины удивления Николашка. - С кем же ещё? Дядя думал, я жмот такой же, как он.
Кузьмич налил ему ещё пива. Но Гулёный, указывая подрагивающим пальцем на бутылки, спросил:
- Эт, зачем поставили?
- Приманка для дураков! - выпалил Валерка Мельников.
- Так я первый и есть, - распрямил грудь Николашка. - Большой руки дурак!
- Во-во! - похлопал его по плечу Кузьмич. - Не дай Бог с дураком ни найти, ни потерять. Однако, похмелить дурня надо. Как, народ? Не возражаете?
Он уже потянулся к бутылке, но вдруг рука его замерла над столом. Кузьмич повёл носом:
- Дымом пахнет!
- Из-за забора тянет! - завертели все головами, повскакивали с мест.
- Братцы, да там - пожар!
С исстари слово "пожар" действовало на жителей, как воинская уставная команда "В ружьё!". Через минуту все, кроме так и не понявшего ничего Николашки, уже были во дворе Трофимовских хоромин. Пока горели две комнаты на втором этаже, но дым вырывался и через жалюзи на окнах первого.
Леонид Савёлович с отцом только оглянулись на вбежавший народ, но Грета Генриховна кинулась навстречу.
- Умоляю, - хватала она за руку то одного, то другого. - В моей спальне: шкатулка, норковая шуба, манто!
- В доме остались люди? - спросил Костя.
- Какие люди? Мои вещи, мои драгоценности! - Грета готова была растерзать непонимающих её людей. - Чего вы стоите? Трусы!
- Зачем людей ради барахла в огонь посылать? - на всякий случай Кузьмич загородил собой Котьку. - Приедут пожарные, достанут.
- Они цветы на клумбах из шлангов поливают, - указал рукой Костя. - Где вентели? Лейте воду прямо в окна!
- А ты здесь всё знаешь? Знаешь? - Грета Генриховна попыталась протиснуться поближе к Котьке, но скособоченный Кузьмич надёжно перекрывал ей дорогу. - Да, пустите же меня! Я узнала его!
С режущим уши воем сирен подкатили две пожарные машины. В одно мгновение раскатали рукава шлангов, приставили к окнам лестницы и даже с какой-то радостью начали проливать "замок" второго секретаря горкома партии, той самой - сумевшей аккумулировать в себе весь ум, честь и совесть нации. Невесть откуда взявшийся участковый Хрустов в мокрых галифе - видимо перебегал через уличный поток - начал выгонять зевак за ворота. Вместе со всеми подались на улицу и хозяева.
В этот момент и подскочил к Кузьмичу Трофимовский шофер в своих вечных клетчатых штанах.
- Ты что себе, латрыга, позволяешь? - больно ударил он Фролова по шее и замахнулся вторично.
Но шагавший рядом Константин перехватил его руку, развернул водилу к себе и снизу-вверх резко хряснул кулаком в его выпирающую челюсть. Парень отлетел в сторону и упал в ноги Леониду Савёловичу. От неожиданности тот потерял равновесие и тоже брякнулся на колени. Хрустов всё это видел.
- Убивают! - как оглашенная заорала Грета Генриховна. - Секретаря нашей партии убивают!
- Прекрати истерику! - попытался урезонить жену Леонид Савёлович. Он легко поднялся и отряхивал пыль с брюк.
- Извините, - пробормотал в смущении Костя, - как-то неловко вышло.
- Драка - не лучший способ выяснения отношений, - попенял секретарь Карякину, но встретившись с ним взглядом, некстати добавил: - Правда, иногда единственный.
- Арестуйте его! - указывая на Костю, приказала Хрустову неистовая Грета. - Я уверена, это он наш дом поджёг.
Милиционер стоял в раздумьях.
"Пусть идут по домам, - шепнул ему на ухо Савёл Фотиевич. - Я всё видел. Парень не виноват".
"Я тоже всё видел, - подумал Хрустов. - Но как вы запоёте завтра?"
Отставной генерал догадался о состоянии участкового. Вспомнилась почти достоверная байка, рассказанная ему военными лётчиками. В августе 1949 года КБ Курчатова произвело взрыв первой атомной бомбы. Срочно понадобился самолёт-носитель с огромной дальностью полёта. Сталин прекрасно понимал, что для создания нового стратегического бомбардировщика нужен переворот в промышленности, а после войны сил на такую задачу у страны не было. И он приказал Туполеву скопировать американский бомбовоз В-29, причём, дырка в дырку, один к одному. За точностью исполнения естественно следили комитетчики Берия, которые восприняли приказ Верховного буквально.
В пилотской кабине американского самолёта висел фотоаппарат "Лейка", видимо забытый кем-то из "ихних" асов. Кагэбэшники посчитали его деталью бомбардировщика, а конструктора промолчали. Через два года, когда скопированный самолёт Б-4, переименованный лично Сталиным в ТУ-4, пошёл в серию, его, к радости наших пилотов, комплектовали и фотоаппаратами "ФЭД" - точными копиями "Лейки".
Милицию тоже "курировали" эти же незабвенные органы, и перестраховаться участковому было лучше, нежели не достраховаться.
- У моей невестки больная навязчивая идея, - проговорил Савёл Фотиевич тихо, чтобы кроме Хрустого никто не услышал. - Ей нужно лечиться. Это дело семейное, а не уголовное. Думаю, шофер тоже жаловаться не станет.
- А поджёг? - упрямился участковый. - Тоже навязчивая идея?
Генерал посуровел:
- Ты мне Ваньку не валяй! Кругом и шагом марш отсюда! И почему у тебя штаны мокрые?
"С вами не только обмокришься", - зло подумал Хрустов, но высказываться не стал, а только взял под козырёк и поплёлся узнавать у пожарных первую версию возгорания.