Нарастала тревога. Запрошенные промежуточные аэродромы по его маршруту не подтверждали пролета. После полудня погода в этом районе резко испортилась: начался сильный снегопад. Только к ночи китайские власти сообщили, что самолет произвел вынужденную посадку в горах, все благополучно, имеются двое раненых. По приказанию Г. И. Тхора была организована поисковая группа. Взяв продукты, теплую одежду, на рассвете следующего дня группа выехала на место катастрофы.
В местечке Маньян, у подножия горы, на высоте 1500 м, им пришлось оставить машины и продолжить путь пешком. К вечеру они добрались до небольшой деревушки и остановились на ночлег в домике местного правителя. Переводчик Лоу долго слушал рассказ хозяина дома, потом сказал:
– Вот что, друзья! Самолет попал в снежную бурю, обледенел и разбился в горах, в тридцати километрах отсюда на запад. – Тяжело вздохнул и продолжал: – Погибли почти все. В живых осталось только два человека. Эти двое приходили сюда вчера вечером, ночевали и утром ушли к самолету. Дальше дороги нет. Нужно идти охотничьими тропами. Хозяин даст проводника. Местность здесь глухая, возможны встречи с тиграми и с хунхузами (местные бандиты).
Китайцы по своей натуре никогда сразу не сообщают о плохих известиях. Дипломатично смягчая события, они постепенно готовят вас к трагическому финалу.
На следующий день поисковый отряд прибыл к месту падения самолета. В живых остались только двое – инженер по вооружению Владимир Коротаев и авиатехник Гологан. Оба они размещались в хвостовой части самолета. Коротаева все друзья прозвали Пик. Про себя он говорил: "Я – бессмертный. Ни в воде не тону, ни в огне не горю!" Как-то на мотоцикле на большой скорости он попал в аварию. Мотоцикл – всмятку. Володя сломал себе одно ребро. В другой раз перевернулся автобус, в котором ехали наши и китайские специалисты. В результате два китайца погибли, Пик, несмотря на то что находился под автобусом, отделался легкой травмой стопы. И сейчас в этой потрясающей катастрофе откупился у смерти ценой поврежденной ключицы.
Как рассказал нам Коротаев: "Вылетели мы из Ченду примерно в 12.00 дня. Через час полета погода резко испортилась. Все небо неожиданно заволокло темными тучами. Самолет вошел в снегопад, который все время усиливался. Поднимаясь вверх, машина стала пробивать облака, но тут началось обледенение, появилась тряска. Филинчинский хребет и перевал оказались полностью закрыты облачностью. Видимости никакой. Экипаж то и дело протирал козырьки перед собою. Летчик Коваль решил разворачиваться на обратный курс. Спустя какое-то время в кабину вошел штурман и что-то сказал Ковалю – видимо, что можно снижаться, так как, по его расчетам, горы пройдены. Командир пошел на снижение, хотя видимость по-прежнему была нулевая, даже крылья самолета скрывались в снежной каше. Спустя несколько минут после перехода на планирование произошло столкновение. После сильнейшего сотрясения и страшного взрыва в передней части самолета меня сбило с ног и ударило о внутреннюю часть фюзеляжа. Среди стонов, криков раненых и душераздирающих воплей умирающих пассажиров, просящих о помощи, раздался голос Коваля:
– Кто там живой?! ...Помогите!
Я и техник Гологан, преодолевая страшную боль, поспешили к нему на помощь. Он был в полном сознании, попросил вытащить его на плоскость и перевязать ноги. Мы с большим трудом подняли летчика и вынесли на крыло, кое-как усадили и попытались снять с ног унты, которые были похожи на мешки с костями. Он сразу застонал и сказал:
– Нет, ребята, не надо снимать, а то вы не сумеете их снова надеть, а я тогда замерзну.
– Что нам делать? – спросили мы командира.
– Идите и найдите ближайший населенный пункт. Сообщите о нас местным властям и возвращайтесь обратно.
Оставив ему немного еды, мы отправились выполнять его приказ. Проплутав десятки километров, набрели наконец на китайскую деревеньку, жители которой на все наши попытки объясниться настороженно молчали. Случайно я нашел в своем кармане портрет В. И. Ленина. Моментально ситуация изменилась. Китайцы заулыбались, кто-то пошел за полицией, нам принесли поесть каши и пампушек. Немного передохнув, с двумя полицейскими мы тронулись в обратный путь. За время нашего отсутствия у разбитого самолета никого не осталось в живых. Умер и Коваль. Он даже не прикоснулся к еде, которую ему оставили".
После этого случая Володя Коротаев и техник Гологан, объявив себя побратимами, всюду ходили в обнимку. Пик был высокого роста, худощавый брюнет, глаза карие, всегда смеющиеся, очень добродушный и приветливый. Замечательно играл на губной гармошке. Когда мы уезжали на Родину, он добровольно остался еще на один год в Китае.
3 августа 1938 года три экипажа СБ (один вел я, другой – летчик Котов, третий – Анисимов) получили задание провести бомбометание аэродрома города Аньцин, на котором размещалась японская база по сборке бомбардировщиков. Чтобы лучше поразить цель, мы решили провести бомбометание методом прицельного одиночного сбрасывания с высоты 7200 м.
Длительное пребывание над целью дало возможность японской зенитной артиллерии пристреляться. В момент последнего выхода на цель осколком от разорвавшегося вблизи снаряда был поврежден наддув правого мотора на ведущем самолете Котова. В это время в воздухе появились истребители японцев – И-96 и И-95. Из-за повреждения мотора мы шли на меньшей скорости, но имели плотный строй. Мой стрелок сообщил, что справа приближаются два самолета противника. Я заметил их в ста метрах ниже от меня, когда они занимали исходную позицию для атаки. С левой стороны заходили еще восемнадцать истребителей И-96, а сзади настигала группа из семи И-95.
Японские истребители намеревались атаковать наши самолеты с разных направлений. Мы стали уходить с разворотом вправо, стремясь оторваться от основной группы противника в сторону гор, подальше от линейных ориентиров. Я маневрировал скоростью, то снижая, то увеличивая ее, одновременно по сигналу радиста делая отвороты и довороты в ту или иную сторону. Японский ас на И-96 пристроился ко мне метрах в пяти сзади, так что я видел его лицо. Похоже, то был командир группы, главный самурай, наблюдавший, как его подчиненные ведут себя в бою. Японцы, перейдя на правую сторону, атаковали по одному, стремясь попасть в мертвый конус и подлезть под стабилизатор одного из наших СБ. Маневр этот, однако, им не удался. Слаженное наблюдение, быстрый переход стрелков от верхних турельных пулеметов к люковым и обратно, четкие взаимодействия стрелков-радистов по принципу "защищай хвост соседнего самолета" не дали противнику достигнуть успеха в бою. Осмелившихся подойти на более близкую дистанцию сбивали. За пятьдесят минут, в течение которых длился бой, было сбито четыре японских истребителя.
Я не терял своего "приятеля" из вида. Он шел со мной рядом на одной высоте. Сигналом конца воздушного боя послужила его последняя атака. Японец жестом показал, что сделает мне "харакири", на что я в ответ продемонстрировал ему комбинацию из трех пальцев. Задрав нос своего самолета, самурай поднялся метров на пятьдесят и, оказавшись за моей "катюшей", приготовился к атаке. Следя за ним, я в момент перехода его в пикирование отвернул самолет на двадцать градусов влево с сильным заносом хвоста. Правый СБ Котова оказался выше меня, а левый – ниже. Японец тотчас очутился под нашим звеном, в зоне наивыгоднейшего обстрела из люковых пулеметов, и в итоге был сбит стрелками. Потеряв пятый самолет, истребители противника сразу прекратили преследование, развернулись и отошли в сторону. У нас потерь не было, только стрелок-радист получил ранение в ногу, и то продолжал стрелять. Впоследствии на каждом из наших самолетов мы насчитали от двадцати до семидесяти пулеметных пробоин, но все дошли благополучно и сели на свой аэродром.
Бывали и у нас черные дни. В одном из боев японцам удалось сбить группу из пяти наших "катюш". Из пятнадцати членов экипажа на парашютах спаслось только пять человек. Летчика В. Бондаренко подбили последним. Когда его самолет загорелся, он продолжал тянуть на свою территорию до последней возможности и покинул самолет на низкой высоте, когда на нем уже горел комбинезон. Обожженный, он приводнился на озеро, кишевшее змеями. Разбивая их клубки, Бондаренко поплыл к берегу. Китайские солдаты, стоявшие в обороне переднего края, не разобравшись, чей летчик, начали его обстреливать. Каким-то чудом он доплыл до берега. Когда узнали, что он – русский, то несли его на руках трое суток до ближайшего госпиталя. Только через восемь месяцев он выздоровел и снова начал летать, но в последующих боях погиб.
К середине 1938 года в Китае наши бомбардировщики летали на высотах от 2000 до 4000 м. Однако с появлением у японцев нового истребителя И-97 нам пришлось поднять высоту бомбометания до 9000 м. Китайские ВВС не имели кислородных станций, поэтому кислород мы вынуждены были закупать в частных мастерских. По качеству кислород был сомнительный, с большим количеством разных примесей, из-за чего члены экипажей порой теряли сознание.