Приготовив однажды этот пурпурный лимонад, я начал пить его ежедневно. На душе у меня стало светлее, но так было только сначала. Постепенно я стал терять представление о времени и пространстве. Неожиданно я мог "проснуться" где-то на острове, не помня, как я оказался в том месте. И потом несколько дней и ночей блуждал, ища дорогу домой. Мог забыть, кто я и откуда я родом. Мне казалось, что всё окружавшее меня было мною. Начиналось это с покалывания в руках и ногах, потом покалывание доходило до головы, и наконец этот напиток начинал пожирать мою душу. Словом, я рад, что сумел остановиться, пока было не поздно. Сегодня этот пурпурный лимонад пьют только жители острова. Как это получилось, я расскажу тебе позже.
Во время его рассказа мы наблюдали за селением. Смеркалось, и карлики внизу зажгли масляные светильники.
- Становится прохладно, - заметил Фроде.
Он встал, открыл дверь, и мы вошли в небольшую бревенчатую избу, где было видно, что каждая вещь сделана его руками из того, что он нашёл на острове. Здесь не было ничего металлического, всё было сделано из глины, дерева и камня. И лишь один материал свидетельствовал о цивилизации: кружки, кувшины, лампы и тарелки были стеклянные. Кроме того, в разных местах этой небольшой комнаты стояли круглые чаши с золотыми рыбками. Окна тоже были застеклены.
- Мой отец был стеклодувом, - сказал Фроде, словно прочитав мои мысли. - Я постиг это ремесло до того, как ушёл в море, и здесь, на острове, оно мне очень пригодилось. Постепенно я стал смешивать разные типы песка. И довольно скоро уже мог изготовить первоклассную стеклянную массу в печах, сложенных мною из огнеупорных камней. Я назвал эти камни дорфитом, потому что нашёл их на горе недалеко от селения.
- Я уже видел вашу стекольную мастерскую, - сказал я.
Старик обернулся и мрачно посмотрел на меня.
- Ты ничего там не сказал?
Мне было не совсем ясно, чего я, по его мнению, не должен был говорить карликам.
- Я только спросил дорогу в селение, - ответил я.
- Хорошо! А теперь мы с тобой выпьем по стаканчику туффа.
Мы сели на табуреты, стоявшие у стола, сколоченного из какого-то тёмного дерева, какого я никогда прежде не видел. Фроде налил из большого стеклянного кувшина в стаканы какой-то напиток и зажёг масляный светильник, висевший под потолком.
Я сделал осторожный глоток. Напиток был похож на смесь банана и лимона. Кисловатый вкус потом ещё долго держался во рту.
- Ну, как тебе этот напиток? - спросил старик с надеждой. - Я первый раз угощаю европейца туффом.
Я ответил, что напиток вкусный и хорошо освежает, и это была чистая правда.
- Прекрасно! - сказал он. - А теперь я должен рассказать тебе о моих маленьких помощниках здесь, на острове. Ведь ты сейчас думаешь о них, правда?
Я кивнул. И старик опять начал рассказывать".
ДЕСЯТКА ТРЕФ
…я не мог понять, как что-то могло появиться из ничего…
Я отложил лупу и книжку-коврижку на ночной столик. И начал ходить по каюте, думая о прочитанном.
Фроде прожил на загадочном острове пятьдесят два долгих года и там, выходит, встретил этих тупых карликов. Или, может, карлики неожиданно появились на острове спустя много времени после того, как туда попал Фроде?
Как бы там ни было, а стекольному делу научил бубен именно он. Треф он научил возделывать землю, червей - печь хлеб, а пик - столярничать. Но кто же они, эти карлики?
Я понимал, что получу ответ на этот вопрос, если прочту побольше, но не был уверен, что осмелюсь читать дальше, оставаясь один в каюте, - мне было страшно.
Я раздвинул гардины на окне. И оказался лицом к лицу с кем бы вы думали? С уже знакомым мне карликом! Он стоял на палубе и пялился на меня.
Это длилось всего несколько мгновений. Поняв, что я его увидел, он убежал.
Я так испугался, что застыл с открытым ртом. Единственное, на что я оказался способен, - это быстро задёрнуть гардины. Потом я бросился на кровать и заревел.
Мне даже не пришло в голову, что я могу просто выйти из каюты и найти в баре папашку. Я был так напуган, что мог только спрятать голову под подушку, собственно, я не мог и этого.
Не знаю, как долго я плакал. Должно быть, папашка услыхал в коридоре мои дикие вопли, потому что распахнул дверь и влетел ко мне.
- Ханс Томас, что с тобой?
Он перевернул меня в кровати и попытался открыть мне глаза.
- Карлик, - заикаясь и всхлипывая, проговорил я. - Я видел его в окне… Он стоял там… и смотрел на меня.
Было похоже, что папашка испугался чего-то худшего, потому что он тут же отпустил меня и заходил по каюте.
- Это всё глупости, - сказал он. - Нет на судне никакого карлика.
- Но я его видел, - стоял я на своём.
- Ты видел просто невысокого человека, - сказал он. - Наверняка это был грек.
Кончилось тем, что папашке почти удалось убедить меня, что я ошибся. Успокоить меня ему, во всяком случае, удалось. Но я выдвинул условие: мы больше не будем об этом говорить. Папашка обещал разузнать у экипажа, есть ли на борту карлик, ещё до прибытия в Патры.
- Может, мы с тобой чересчур увлеклись философией? - спросил он, потому что я всё ещё продолжал всхлипывать.
Я отрицательно помотал головой.
- Теперь мы прежде всего найдём в Афинах маму, - сказал он. - И пока на время отложим загадки жизни. Спешки нет, всё равно никто за это время не опередит нас в решении этого вопроса.
Он снова посмотрел на меня и сказал:
- Интересоваться тем, кто такие люди и откуда взялся наш мир, - столь редкое хобби, что практически только мы этим и занимаемся. И те, кого это интересует, живут так далеко друг от друга, что никому из нас и в голову не пришло создать общество единомышленников.
Когда я перестал плакать, он налил в рюмку немного виски. Примерно полсантиметра. Потом добавил туда воды и протянул рюмку мне.
- Выпей это, Ханс Томас. Будешь лучше спать.
Я сделал два глотка. Мне эта дрянь показалось такой противной, что я не мог понять, что заставляет папашку постоянно прикладываться к фляжке.
Когда он уже приготовился ко сну, я достал джокера, которого выпросил у американки.
- Это тебе от меня, - сказал я.
Он взял джокера и долго его изучал. Не думаю, чтобы этот джокер был особенно редкий, но он был первым, которого я сам раздобыл для него.
В благодарность за подарок папашка показал мне карточный фокус. Он смешал джокера с колодой, которую достал из чемодана. Потом положил колоду с джокером на ночной столик. А через мгновение достал этого же джокера из воздуха.
Я внимательно следил за всеми его действиями и могу поклясться, что джокер лежал в колоде. Может, он достал эту карту из рукава куртки? Но каким образом она попала туда?
Я не мог понять, как что-то могло появиться из ничего.
Папашка обещал поговорить с экипажем о карлике, но они могли убедить его, что на борту нет ни одного карлика. И тогда получилось бы то, чего я больше всего боялся: карлик ехал на пароходе зайцем!
ВАЛЕТ ТРЕФ
…если мир - это фокус, значит, должен существовать и фокусник…
Мы договорились, что позавтракаем не на теплоходе, а уже в Патрах. Папашка поставил будильник на семь, то есть за час до прибытия, но я проснулся уже в шесть.
Первое, что я обнаружил, - это лупу и книжку-коврижку на моём ночном столике. Увидев в окне хитрое лицо карлика, я забыл их спрятать. К счастью, папашка ничего не заметил.
Мой босс по-прежнему спал, а я, не успев открыть глаза, пытался представить себе, что ещё Фроде расскажет о карликах. Я успел прочитать изрядный кусок, прежде чем папашка, по обыкновению, зашевелился в кровати перед тем, как проснуться.
♣ "- Мы в море постоянно дулись в карты. Я всегда носил в нагрудном кармане колоду карт. Эта французская колода была единственным, что у меня осталось после кораблекрушения.
От одиночества в первые годы я часто раскладывал пасьянсы. Кроме карт, никаких картинок у меня не было. Я раскладывал не только те пасьянсы, которые узнал дома, в Германии, но и те, которым обучился на море.
Имея пятьдесят две карты - и к тому же океан времени - я мог разложить бесконечно много пасьянсов и придумать великое множество игр. Это я быстро сообразил.
Постепенно я стал придавать отдельным картам разные свойства. Теперь они предстали передо мной как пятьдесят два индивида из четырёх разных семейств. Трефы были очень смуглые, плотного телосложения, с густыми вьющимися волосами. Бубны - тоньше, легче и грациознее. Кожа у них была почти белая, а волосы - гладкие, блестящие и серебристые. Черви были сердечнее всех остальных. Они были полноватые, с румянцем во всю щёку и с густой светлой копной волос. И наконец пики, о Господи! Эти были стройные, белокожие, с колющими тёмными глазами и чёрными растрёпанными волосами.