- В смысле человеческих качеств, - ответил Боря, - и в смысле необходимости как-то с ними мириться.
Мне стало скучно; к тому же в воздухе уже висел затхлый нафталиновый запах исповеди. Впрочем, при входе в кафе показался Саша Межерицкий с пачкой графиков и каких-то статистических вычислений; жестом я предложил ему присоединиться к нам в надежде, что это избавит меня от неминуемой исповеди. Но Боря, кратко поздоровавшись с Сашей, немедленно вернулся к своей мысли.
- Магомет утверждал, что у женщины нет души, - сказал он, - и, на мой взгляд, это очень правильно. Никакой души, одни интересы. А один мой приятель мне как-то сказал, что все, что Бог дал человеку, он взял у женщины. По-моему метко, а?
- По-моему, бред, - ответил Саша.
Ситуация медленно прояснялась и необходимость выступать в качестве психолога заранее испортила мне настроение. Но, к сожалению, в отличие от меня, Саша, как мне показалось, чувствовал не только раздражение.
- Ну, и в чем же это проявляется? - спросил он.
- Да во всем, - ответил Боря. - Помнишь Ницше: "Все в женщине - загадка; и все в ней имеет разгадку, имя ей - беременность". Ну, а дальше - как по нотам. Для ребенка нужен муж, нужен дом, нужно уютное гнездышко. Всепоглощающая, не знающая ни принципов, ни компромиссов страсть к устроению собственной жизни. И мы для этой страсти только средство; ничего личного в ней нет. Все для фронта, все для победы. А идеал - это богатый торгаш, потому что у него уже сейчас денег больше, чем будет у нас всех троих вместе взятых, когда мы станем профессорами. А на кучу баксов можно такое гнездышко свить, такую пыль пустить в глаза подругам.
- Но на это можно и иначе посмотреть, - сказал Саша, - просто женщина стремится создать семью, дом, очаг, как когда-то говорили, воспитать нормальных детей. Можно только радоваться тому, что ее мысли направлены не на романтические фантомы, а на то, чтобы этот дом был защищен, чтобы ее дети росли в человеческих условиях. И в любви к детям я не вижу ничего плохого, даже если эта любовь немного преувеличена. Самая сильная материнская любовь - это любовь "идише мамы", но уж в этом ты, я надеюсь, не найдешь ничего плохого?
- Еще как найду, - сказал Боря, - если есть что-то, в чем я уверен, так это то, что ничто не калечит детей так, как слепая, всепрощающая материнская любовь. Когда ребенок - это главная цель, а все остальное - обстоятельства и средства. Я не про интеллект говорю; интеллекту это часто даже на пользу, а про чисто человеческие качества. Вырастают уроды, которые никого, кроме себя, не видят и через любого переступят.
Я встал и принес себе еще чашку кофе. Но когда я вернулся, Боря все еще говорил.
- Если уж речь зашла об "идише маме", - продолжал он, - то у нас с женщинами - вообще полная катастрофа. Галут в этом смысле подействовал на нас крайне разрушительно. У других народов есть еще хоть какие-то исключения или что-то в этом духе, а у нас все покрыто болотом безликой целеустремленности.
Это был обычный еврейский антисемитизм, и я промолчал. Но Боря распалялся все больше.
- Обратите внимание, - продолжал он, - между Марией Магдалиной и Моникой Левински - ни одной еврейской женщины, достойной упоминания. Даже жена Рабби Акивы, про которую мы вечно слышим, и та - римлянка.
- Ну, это не большая потеря, - ответил Саша мрачно, - как, впрочем, и ее муж.
Но Боря его не слышал; он продолжал говорить.
- У других народов есть женщины-поэты, художники, царицы, интеллектуалки, авантюристки, в конце концов, а у нас сплошные склочные домохозяйки; безымянные и одинаковые. Открываешь Талмуд, что делает женщина - ругает мужа за то, что он бездельничает и не содержит семью; открываешь хасидские притчи, что делает женщина? Правильно, все то же. Подумай, прошло полторы тысячи лет, а еврейская женщина все еще собачится с мужем по поводу денег.
- Ну, тут ты не прав, - сказал Саша, - боюсь, что этим занята значительная часть женщин безотносительно к национальности.
- Это не ответ, - возразил Боря, - ты просто уходишь от вопроса.
Ветер зашевелил верхушку кипариса, и, пытаясь отвлечься от их разговора, я стал вглядываться в ее судорожное движение. Солнечные блики скользили по его веткам, раскачиваясь вслед за порывами ветра.
- Еврейская женщина, - сказал Саша, - своей стойкостью, своей верностью дому, своей любовью к детям сохранила еврейский народ на протяжении двух тысяч лет галута. На самом деле это она сделала то, что обычно приписывают иудаизму. И поэтому все твои разговоры о талантах просто нелепы; выше этого дара просто ничего быть не может. И, кстати, - добавил он, подумав и посмотрев на Борю, - уж если тебе нужны актрисы и поэтессы, то у нас их тоже предостаточно. Сара Бернар, например, или Гертруда Стайн. А последняя, кстати говоря, лесбиянка.
Боря на секунду замолчал, пытаясь, как мне показалось, оценить степень убедительности последнего довода.
- А до них? - спросил он.
- До них, - сказал Саша, - была, например, жена Бешта. Выслала свою респектабельную семейку, получила телегу в приданое и ездила в одиночку в глубь Карпат, где ее муж делал кирпичи. Говорят, что ходила в тулупе и была знакома с карпатскими разбойниками. Хотя, на мой взгляд, - продолжил он, - все это слишком напоминает Соньку-Золотую Ручку.
- А еще примеры? - настаивал Боря.
Саша замялся.
- Ну знаешь, - сказал он, - я тебе что, "Еврейская энциклопедия"? Таких примеров полно. Если дашь мне сосредоточиться, то вспомню целую кучу. Многие ивритянки, например.
- Израильтяне не евреи, - сказал Боря мрачно, - это новая нация. И вообще, если ты обратил внимание, я говорил о галуте.
- Ну хорошо, - сказал я, - тогда, например, царевна Айор.
- А это еще кто?
- Дочь кагана Иосифа.
- Понятно, - пробормотал Боря и снова уставился в пустую чашку из-под кофе.
Воспользовавшись паузой, Саша сгреб свои ксероксы и исчез. Боря мрачно изучал мокрые следы чашек на крышке стола. Но вместо того, чтобы встать и тоже уйти, я вдруг почувствовал, что должен хоть что-нибудь сделать, чтобы привести его в чувство.
- Слушай, - сказал я, - мне тут один математик рассказал замечательный анекдот на ту же тему. Задача: А любит Б, а Б любит Ц. Вопрос: что делать А?
Боря удивленно посмотрел на меня.
- Поставить свечку в благодарность, что его, кажется, пронесло, - мрачно сказал он.
- Нет, - ответил я, - гораздо проще. Найти другую Б.
Боря расхохотался.
- Жаль, что я не математик. Ну и где же он предлагал это делать?
- Хочешь покажу тебе паб, где всегда можно кого-нибудь снять?
- Хочу, - сказал он, почти окончательно просветлев. Я потушил сигарету, и мы встали.