- Ты никогда не говорил мне, что у тебя голубые глаза.
В ее смехе он расслышал треск статики. Прикусил ей костяшку большого пальца, открыл дверцу, и они вышли на тротуар - к кофейне на углу.
Он сидел спиной к стене, смотрел, как Торваль размещается у главного входа, откуда хорошо просматривался весь зал. В кофейне битком. Сквозь бесформенный шум к нему просачивались приблудные слова на французском и сомалийском. Такова диспозиция в этом конце 47-й улицы. Темные женщины в одеяниях цвета слоновой кости шли против ветра с реки к Секретариату ООН. Жилые башни назывались "L’Ecole" и "Октавия". По скверам возили коляски няньки-ирландки. Ну и, разумеется, Элиза, швейцарка или кто она там, сидит за столиком напротив.
- О чем будем разговаривать? - спросила она.
Перед ним стояла тарелка блинчиков с колбасками - он ждал, когда растает и растечется квадратик масла, чтобы вилкой взбить вялый сиропчик, а потом смотреть, как медленно рассасываются бороздки от зубцов. Он понял, что вопрос серьезный.
- Мы хотим вертолетную площадку на крыше. Я купил право на воздушное пространство, но все равно еще нужно добиться исключения из правил зонирования. Ты разве есть не хочешь?
От еды она, казалось, отступает. Зеленый чай и тост перед ней нетронуты.
- И тир рядом с лифтами. Давай поговорим о нас.
- Ты и я. Мы тут. Так чего б не.
- Когда мы снова займемся сексом?
- Займемся. Правда, - ответила она.
- Мы уже некоторое время не.
- Когда я работаю, понимаешь. Энергия драгоценна.
- Когда ты пишешь.
- Да.
- Когда ты это делаешь? Я ищу тебя, Элиза.
Он увидел, как Торваль в тридцати шагах подвигал губами. Он говорил в микрофон, спрятанный в лацкане. В ухе динамик. Мобильный телефон пристегнут к поясу под пиджаком, поблизости от пистолета с голосовой активацией, чешская модель, еще один символ международности района.
- Куда-нибудь заползаю. Всегда так делала. Мама обычно отправляла кого-нибудь меня искать, - сказала она. - Горничные и садовники прочесывали весь дом и участок. Она думала, я в воде растворяюсь.
- Мне нравится твоя мама. У тебя груди мамины.
- Ее груди.
- Отличные титьки торчком, - сказал он.
Ел он быстро, вдыхал пищу. Потом съел все за нее. Ему казалось, глюкоза прямо-таки впитывается ему в клетки, подогревает иные аппетиты тела. Он кивнул хозяину заведения, греку с Самоса, тот помахал от стойки. Ему нравилось сюда приходить, потому что это не нравилось Торвалю.
- Скажи мне. Куда ты сейчас поедешь? - спросила она. - На какую-нибудь встречу? В контору? Чем ты вообще занимаешься?
Она вгляделась в него поверх мостика рук, улыбка пряталась.
- Ты знаешь всякое. По-моему, этим ты и занимаешься, - сказала она. - По-моему, ты посвятил себя знанию. По-моему, ты приобретаешь информацию и превращаешь ее в нечто громадное и ужасное. Ты опасная личность. Согласен? Провидец.
Он смотрел, как Торваль поднес чашечку ладони к голове - вслушивается, что ему говорят прямо в ухо. Такие приборы уже исчезают, он это знал. Вырождающиеся конструкции. Пистолет-то пока, может, и нет. Но само слово уже тает в налетающем тумане.
Он стоял у машины, незаконно припаркованной, и слушал Торваля.
- Комплекс докладывает. Достоверная угроза. Нельзя отмахиваться. Это значит - поездка через весь город.
- Нам не раз угрожали. И всякий раз достоверно. Я до сих пор тут стою.
- Не вашей безопасности угроза. Его.
- Какого такого, блядь, его?
- Президента. Это значит, что поездки через весь город не произойдет, если мы не потратим на нее весь день, с молоком и печеньками.
Он осознал, что дородное присутствие Торваля - провокация. Он весь узловат и покат. У него тело тяжеловеса - такие, похоже, одновременно стоят и присаживаются. Ведет себя с тупой убежденностью, с искренней бдительностью, ее постоянно испытывают плотные мужчины. А это враждебные подстрекательства. Они грозят Эрикову ощущению собственной телесной власти, его стандартам силы и мускульной плоти.
- А в президентов еще стреляют? Я считал, есть мишени поувлекательнее, - сказал он.
В своей службе безопасности он искал ровный темперамент. Торваль по этому критерию не подходил. Иногда бывал ироничен, а временами и презрителен к стандартным процедурам. Да еще голова. Как-то его бритый череп торчал, в глазах что-то отклонялось от нормы - чувствовался намек на постоянный внутренний гнев. Его работа - к конфронтации подходить избирательно, а не весь безликий мир ненавидеть.
Он давно заметил, что Торваль перестал называть его "мистером Пэкером". Теперь он его никак не называл. Упущение это оставляло в природе дыру, в которую прошел бы человек.
Он понял, что Элиза ушла. Забыл спросить, куда она собирается.
- В следующем квартале два парикмахерских салона. Раз, два, - сказал Торваль. - Не надо ехать через весь город. Ситуация нестабильна.
Мимо спешили люди, другие с улиц, бесконечно безымянные, двадцать одна жизнь в секунду, спортивная ходьба лиц и пигментов, набрызг мимолетного существа.
Они тут, чтобы подчеркнуть: не обязательно на них смотреть.
Теперь на откидном сиденье был Майкл Цзинь, его валютный аналитик - спокойно моделировал некое немалое беспокойство.
- Я знаю эту улыбку, Майкл.
- Думаю, иена. Иными словами, есть основания полагать, что мы кредитуем слишком опрометчиво.
- Она к нам повернется.
- Да. Знаю. Всегда так было.
- Тебе кажется, что видишь опрометчивость.
- Происходящее не отражается на графиках.
- Отражается. Просто хорошенько поискать. Не доверяй стандартным моделям. Мысли за рамками. Иена о чем-то заявляет нам. Читай. Потом прыгай.
- Мы тут ставим по-крупному.
- Я знаю эту улыбку. Мне хочется ее уважать. Но иена не подымется выше.
- Мы занимаем огромные, гигантские суммы.
- Любые нападки на границы восприятия поначалу неизменно кажутся опрометчивыми.
- Эрик, хватит. Мы спекулируем в пустоту.
- Твоя мама винила за улыбку отца. А он ее. В ней что-то смертоносное.
- Мне кажется, нам следует скорректироваться.
- Она надеялась, что заставит тебя записаться на спецконсультации.
У Цзиня ученые степени по математике и экономике, а он всего лишь пацан - по-прежнему в волосах панковская полоса, угрюмая свекольно-красная.
Двое разговаривали и принимали решения. То были решения Эрика, и Цзинь неохотно вводил их в свой наладонный органайзер, а затем синхронизировал с системой. Машина двигалась. Эрик смотрел на себя на овальном экране ниже скрытой камеры, возил большим пальцем по линии подбородка. Машина останавливалась и ехала, и он, странное дело, понял, что вот только что упер большой палец в линию подбородка - секунду-другую после того, как увидел этот жест на экране.
- Где Шайнер?
- По пути в аэропорт.
- Зачем нам до сих пор аэропорты? Почему их зовут "аэропортами"?
- Я знаю, что не способен ответить на эти вопросы и не потерять вашего уважения, - ответил Цзинь.
- Шайнер мне сказал, что наша система защищена.
- Значит, так и есть.
- Защищена от проникновения.
- Лучше него тут никто не находит дыры.
- Тогда почему я вижу то, что еще не произошло?
Пол в лимузине - из каррарского мрамора, из карьеров, где полтысячелетия назад стоял Микеланджело, трогал кончиком пальца звездчатый белый камень.
Он взглянул на Цзиня - брошен на произвол судьбы на откидном сиденье, заблудился в беспорядочных мыслях.
- Сколько тебе лет?
- Двадцать два. Что? Двадцать два.
- Выглядишь моложе. Я всегда был моложе всех вокруг. А однажды начало меняться.
- Я не ощущаю себя моложе. Я ощущаю, что располагаюсь совершенно нигде. По-моему, я готов уйти, по сути, из бизнеса.
- Сунь в рот резинку и попробуй не жевать. Для человека твоего возраста, твоих талантов на свете есть лишь одно, чем стоит заниматься профессионально и интеллектуально. Что же это, Майкл? Взаимодействие техники и капитала. Неразрывность.
- По-настоящему трудно последний раз было только в старших классах, - сказал Цзинь.
Машина въехала в затор на Третьей авеню. Шоферский регламент диктовал вторгаться в пробки на перекрестках, не мешкать застенчиво.
- Я как-то стихотворение читал, там крыса становится единицей валюты.
- Да. Было бы занимательно, - сказал Цзинь.
- Да. Повлияло бы на мировую экономику.
- Одно имя чего стоит. Лучше херифа или квачи.
- В имени все говорится.
- Да. Крыса, - сказал Цзинь.
- Да. Сегодня крыса закрылась ниже евро.
- Да. Растут опасения, что российская крыса обесценится.
- Белые крысы. Только подумай.
- Да. Беременные крысы.
- Да. Массированный сброс беременных российских крыс.
- Великобритания переходит на крыс, - сказал Цзинь.
- Да. Склоняется к тенденции перехода на мировую валюту.
- Да. США устанавливают крысиный стандарт.
- Да. Каждый доллар США обеспечивается крысой.
- Дохлые крысы.
- Да. Накопление дохлых крыс ставит под угрозу состояние здоровья в мире.
- Вам сколько лет? - спросил Цзинь. - Теперь, раз уж вы не моложе всех прочих.