* * *
Мы приземлились в Индии мягким туманным утром, и на какое-то мгновение мне показалось, что вокруг нас не настоящая жизнь, а некий фильм об Индии, который нам показывают в просмотровом зале фирмы "Техниколор". Я сидел, зажатый между супружеской четой Лазаров, рядом с багажом, состоявшим из мешка с медикаментами, их чемоданами и рюкзаком, которые выглядели здесь грубыми и даже ненужными в крошечном пространстве древней мотоколяски, изображавшей кэб, в мелькании живописной и многоцветной нищеты, атаковавшей нас со всех сторон. Лицо Лазара было прижато к моему плечу; он выглядел очень усталым и поникшим, и ему явно не помешало бы побриться; на этом фоне еще более удивительно свежим и благоухающим казалось лицо его жены, светившееся от прямо-таки детского восхищения. Каждые несколько минут из нее вырывался громкий восторженный возглас, призывавший нас - меня и ее мужа - взглянуть на мелькавших за окнами самых немыслимых и разнообразных представителей этой фантастической страны, заслуживавших, по ее мнению, особого внимания. Но Лазар не в силах был даже повернуть головы. Осунувшийся и усталый, он сидел, закрыв глаза, и ворчал, не переставая, умирающим голосом: "Нет, Дори… нет. Нет. Не сейчас. У меня ни на что нет сил. У нас еще впереди уйма времени, чтобы разглядеть все, что того заслуживает…" Я честно пробовал реагировать на ее восторженные вскрики, несмотря на несколько раздражавший меня чересчур шумный энтузиазм, поворачивая голову туда, куда жена Лазара призывала смотреть в этот момент, повторяя застрявшую в голове глупую фразу: "Это все не взаправду… это всего лишь еще один и очень правдоподобный фильм об Индии, которыми мы так восхищались, когда были малышами". А тут еще и она ласково улыбалась мне, как если бы я казался ей ребенком, который хочет показаться взрослым.
Но когда мы добрались наконец до гостиницы, рекомендованной нам туристическим агентством (она оказалась в пределах Старого города), ее энтузиазм внезапно испарился, что лишний раз подтвердило, насколько обоснованны были мои возражения против ее присоединения к нам в этом путешествии. Хотя гостиница и впрямь была древней, ни я, ни Лазар не увидели ничего, что помешало бы нам провести в ней ближайшую ночь. Но стоило нам приблизиться к гостиничной стойке, лицо Дори внезапно осунулось, и она громким шепотом потребовала от своего мужа, чтобы мы осмотрели предназначенные нам номера, прежде чем сдать паспорта. Лазар поначалу начал что-то бурчать, но в конце концов сдался, и они, оставив меня в холле стеречь багаж, отправились осматривать комнаты. Когда они вернулись, стало ясно, что разногласия между ними отнюдь не исчезли и не уменьшились. Скорее, наоборот. Ее лицо пламенело и было исполнено решимости, а он выглядел не на шутку рассерженным.
- Я не понимаю… - повторял он без конца, - нет, я на самом деле не понимаю. Речь идет об одной-единственной ночи… от силы о двух. Я не спал уже тридцать часов, я просто валюсь с ног, и все, о чем я мечтаю, это просто кровать. И все. Куда мы потащимся сейчас и где мы найдем лучшую гостиницу?
Но она стиснула его рукав с яростью человека, потерявшего рассудок, как если бы хотела навсегда заткнуть ему рот; при этом автоматически улыбнулась мне, заметив мой устремленный на нее взгляд, - взглянула, желая, похоже, чтобы я тоже заткнулся.
- Одна ночь тоже что-то да значит в этой жизни, - сказала она мужу с упреком, который относился, как я понял, и ко мне тоже, несмотря на то, что я не произнес ни слова.
Никакого другого выхода, кроме как отправиться на поиски другой гостиницы у нас не было: в ту же минуту, как мы очутились на улице, два местных подростка бросились к нам, завладев нашим багажом и вызвавшись довести нас до другой гостиницы. И поскольку мы чувствовали приятное чувство легкости и свободы после долгого пребывания в самолетной тесноте, при том что погода была теплой и мягкой, мы словно плыли в ночном воздухе… в результате посетив не одну, а целых пять гостиниц. Беспокойство нашего турагента, что мы прибудем в Индию на гребне туристического сезона, подтвердилось самым решительным образом. Те отели, которые казались миссис Лазар приемлемыми, были переполнены, а те, что предлагали нам свои услуги, с ходу отвергались этой бесподобной женщиной, которая прежде всего поднималась в номера, чтобы "понюхать, чем там пахнет", по грустному комментарию ее мужа, комментарию, сопровождаемому беспомощной улыбкой, в которой, к моему удивлению, я снова разглядел скрытое восхищение.
И подобным образом мы тащились вдоль стен Старого города в сопровождении двух мальчишек, которые с неподдельным энтузиазмом готовы были вести нас дальше и дальше, пока наконец, после часа с лишним блужданий, не нашли отель, который были признан в какой-то степени "приемлемым", и цены в котором оказались к тому же не выше, чем в уже отвергнутых нами. Наши две комнаты были рядом, обе были не слишком велики, но чистые или, во всяком случае, выглядели живописно. На окнах были занавески из бледно-зеленого шелка, напоминавшего о сари; повсюду висели гирлянды уже завядших ярко-желтых цветов.
За последние тридцать шесть часов я наконец-то был один, и я с благодарностью отдался ощущению одиночества, окутывавшего меня сладостным покрывалом. Было уже половина пятого пополудни, и я никак не мог решить, что делать дальше, - принять ли душ и залезть в постель, или, наоборот, выбраться наружу до окончательного наступления темноты и окунуться в новый для меня мир, начинавшийся сразу за дверями. В конечном итоге победил голод, и поскольку Лазар и его жена не посвятили меня в свои планы, касавшиеся очередного приема пищи (что было непохоже на них), мне ничего не оставалось, как выйти на улицу и решить вопрос с ужином по собственному усмотрению. Я совершенно не представлял, насколько я должен был экономить на расходах, поскольку наши финансовые отношения не были еще окончательно оговорены. Пока что это были неясные и общие слова, произнесенные женой Лазара в тот первый вечер, когда я появился у них дома. То, каким образом мы выбирали гостиницу, оказавшись в конечном итоге далеко не в самом фешенебельном квартале, позволяло догадаться, что, несмотря на негодующие протесты, миссис Лазар была фактором, игравшим далеко не последнюю роль, - озабоченность мистера Лазара ясно говорила об этом. Похоже, это путешествие предстояло в обстановке, далекой от роскоши. Но кто сказал, что оно должно быть таковым?
В самой гостинице ресторана не было - был лишь маленький и плохо освещенный бар, в котором немногие постояльцы в белых тюрбанах и старомодных европейских костюмах листали газеты, время от времени перебрасываясь короткими фразами по-английски, как если бы они и впрямь были коренными британцами, оставшимися здесь после распада Британской империи и превратившиеся за прошедшие годы в старых и потемневших от солнца индусов. Я поменял на рупии сто долларов у администратора и вновь оказался на узенькой улочке, пронизанной мягким и вместе с тем иссушающим солнечным светом, который ощущал всей поверхностью кожи, как и подобало истинному англичанину с той самой минуты, как мы приземлились в Индии. Не желая оказаться еще одним жадным туристом из Израиля, остолбеневшим при виде множества подносов с едой, громоздившихся на бесчисленных прилавках, я решил перекусить чем-нибудь непохожим ни на что, а посему вернуться в первый из отвергнутых нами отелей, где я засек сверкающую витрину большого ресторана. С удивившей меня легкостью я преуспел в своем намерении отыскать уже проделанный однажды путь и прошел в ресторан, где принялся обследовать блюда, выставленные на подносах, заполнивших столы. В итоге я выбрал кусок ростбифа, завернутого в тонкую черную лепешку - чапати, возлежавшего на огромном желтого цвета листе.
Этого оказалось вполне достаточно.
И тут же мне до смерти захотелось подняться наверх и взглянуть на один из номеров, понять, что показалось миссис Лазар неприемлемым. Дежурный администратор проводил меня на второй этаж, чтобы показать единственную свободную комнату, оставшуюся незабронированной; не исключено, ту же самую, что показывали ей. Номер оказался просторным, с видом на большую красноватую крепость в отдалении. Я стал приглядываться к деталям, пытаясь увидеть эту комнату ее глазами и понять, что же ее здесь не устраивало. Кровать была огромна и застелена серым покрывалом, чистым, но потрепанным по краям. Одна из стен была в длинных тонких потеках, словно кто-то выплеснул на нее выпивку. Я шагнул вовнутрь, принюхиваясь… индус-администратор смотрел на меня, улыбаясь. Я не смог уловить никакого запаха, кроме сладковатого аромата разложения. Что же в таком случае вызвало у нее такое отвращение? Я был удивлен, думая об этой полной женщине с какой-то новой и самому мне непонятной яростью.