Однажды вечером, с упоением читая книгу о буддизме, я вдруг обратила внимание на зеленый "мерседес", появившийся на улице. Доехав до нашего почтового ящика, он снизил скорость, а потом и вовсе остановился на обочине. Через мгновение из "мерседеса" выскользнула очаровательная блондинка в модных джинсах с заниженной талией, коротеньком красном топике и сандалиях на высокой танкетке. В руках она держала небольшой сверток. Девушка оглянулась на дом, перевела взгляд на сверток, видимо сверяя адрес, потом снова на дом и направилась к крыльцу. Только подойдя почти вплотную к ступеням, она наконец-то заметила меня.
- Ой, привет! - воскликнула красотка с подозрительным дружелюбием. Я не успела ответить на приветствие, как девушка с широкой улыбкой остановилась возле меня. - Ты, наверное, Оден!
- Да, - ответила я с неохотой.
- А я Тара! - Очевидно, предполагалось, что имя мне знакомо, но, к сожалению, лицо блондинки не вызвало у меня никаких ассоциаций. Тогда она с некоторым смущением добавила: - Я девушка твоего брата.
"Боже мой!" - подумала я, а вслух сказала:
- Да-да, конечно.
- Ах, как здорово, что мы познакомились! - радостно воскликнула Тара и тут же обняла меня. Она пахла гарденией и бумажными салфетками. - Как только Холлис узнал, что я поеду домой мимо вас, он попросил передать тебе подарок. Сувенир прямо из Греции, представляешь?
Тара передала мне сверток в простой коричневой обертке, на котором небрежным почерком брата были написаны мое имя и адрес. Последовала мучительная пауза, а потом я сообразила, что блондинка в нетерпеливом предвкушении ждет, когда развернут подарок. Я так и сделала. В свертке оказалась небольшая рамка для фотографий, украшенная разноцветными камушками и оптимистической надписью: "Лучшие денечки". А со снимка в рамке мне беспечно улыбался Холлис собственной персоной - в коротких шортах, футболке, с рюкзаком за спиной и возвышающимся на его фоне Тадж-Махалом.
- Правда, красиво? - спросила Тара. - Мы купили ее на блошином рынке в Афинах.
Ну не могла же я заявить в лоб, что только самый настоящий нарцисс додумается выбрать в качестве подарка собственную фотографию, поэтому осторожно согласилась:
- Да, рамка очень красивая.
- Я так и знала, что тебе обязательно понравится! - Тара восторженно всплеснула руками. - Я ведь объясняла Холлису, что красивые рамочки нужны всем. Запечатленные события обретают в них особое очарование, правда?
Я снова перевела взгляд на рамку с цветными камушками, потом на беспечное выражение на лице Холлиса и опять согласилась с блондинкой:
- Да, конечно.
Тара наградила меня лучезарной улыбкой, а потом заглянула в окно дома поверх моего плеча.
- А твоей мамы нет дома? Я так хочу с ней познакомиться! Холлис просто обожает ее и постоянно говорит только о ней.
- У них это взаимно, - буркнула я. Тара непонимающе взглянула на меня, а я улыбнулась. - Мама на кухне. Длинноволосая брюнетка в зеленом платье - ни с кем не спутаете.
- Ой, как здорово! - Она снова сжала меня в объятиях, я даже уклониться не успела. - Огромное спасибо!
Я снисходительно кивнула. Самоуверенное поведение свойственно всем подружкам моего не в меру общительного братца, по крайней мере до тех пор, пока они наивно верят в собственную исключительность. А когда перестанут приходить электронные письма и прекратятся телефонные звонки, самоуверенность мгновенно испаряется. И тогда девушки предстают совершенно в ином виде: покрасневшие от слез глаза, истерические причитания на автоответчике, пронзительный визг шин на нашей подъездной дорожке - это разъяренные тигрицы покидают наш дом. Вот Тара не похожа на лихого водителя, но кто знает, какие черти водятся в этом тихом омуте.
В одиннадцать часов вечера мамины поклонники по-прежнему слонялись по дому, повсюду раздавались их громкие голоса. Я спряталась от них в своей спальне, время от времени проверяя электронную почту - ничего нового не нашла, кроме единственного сообщения от отца, традиционно спрашивающего о моих делах. А не позвонить ли знакомым девчонкам, чтобы послушать последние новости? Пожалуй, нет. После неудачных выходов в свет это отнюдь не лучшая идея. Оставалось только скучать, сидя на кровати.
Тоскливый взгляд наткнулся на фотографию Холлиса. Я взяла ее в руки, рассматривая безвкусное нагромождение камней на рамке. "Лучшие денечки", говорите? Незамысловатая надпись и беззаботная улыбка брата почему-то напомнили мне одноклассниц по "Перкинс-Дэй". Девчонки обычно сплетничали, но не о школьных уроках или средних баллах за год, а о таких чуждых мне темах, как, например, путешествие к Тадж-Махалу, дружба с мальчиками или неразделенная любовь. Спорю, что у подружек найдется немало фотографий, которые легко украсили бы рамку. А у меня вот нет ни одной.
Я опять посмотрела на фотографию Холлиса, на его рюкзак за плечами. Путешествие в конечном счете дает прекрасную возможность не только сменить обстановку, но и изменить что-то в себе. Отправиться в Грецию или Индию сейчас не удастся, следовательно, надо найти другой вариант.
Я открыла ноутбук, перешла на страничку своего почтового провайдера и нашла последнее сообщение отца. Не поддаваясь зародившимся сомнениям, я быстро отправила ему письмо с одним-единственным вопросом. Через полчаса отец прислал ответ.
"Конечно, приезжай! Оставайся у нас сколько хочешь! Мы с радостью примем тебя!"
Вот так неожиданно поменялись мои планы на лето.
Ранним утром я уже паковала в багажник дорожную сумку с одеждой, ноутбук и огромный чемодан с книгами. Еще в начале лета мне на глаза попалась учебная программа по нескольким предметам, которые предстоит изучать осенью в Дефрисе. Справедливо решив, что преждевременное знакомство с материалом никому еще не повредило, я обошла все книжные магазины в университетском городке, отыскивая учебники и справочники по найденной программе.
Будь на моем месте Холлис, он бы наплевал на книги и уехал налегке. А чем мне заняться в гостях у отца? Пойти на пляж загорать или щебетать с Хайди? Если честно, меня не устраивают оба варианта!
С мамой я попрощалась накануне вечером, предполагая, что она не проснется рано утром после долгой вечеринки. Однако когда я вошла на кухню, то застала ее убирающей со стола бокалы с остатками вина и смятые салфетки. Мама выглядела уставшей и невыспавшейся.
- Поздно разошлись? - поинтересовалась я из вежливости, хотя вследствие бессонницы заранее знала ответ. Последний автомобиль отъехал от дома в час тридцать ночи.
- Не сказать, чтобы поздно, - ответила мама, набирая в раковину воду. Она оглянулась на мои сумки возле гаражной двери и не удержалась от саркастического замечания: - А не рановато ли для поездки, или так хочется поскорее сбежать от меня?
- Нет, что ты, - успокоила я. - Просто хочу избежать пробок на дороге.
Откровенно говоря, не думала, что маму волнуют мои планы на лето. А может, и не волновали бы вовсе, выбери я для места отдыха любое другое место. Но стоит на горизонте появиться отцу, как ее отношение абсолютно ко всему резко меняется. И так было всегда!
- Как представлю, что тебе предстоит увидеть, не могу удержаться от смеха! - улыбнулась мама. - Твой папочка нянчится с младенцем! В его-то годы! Смешно!
- Приеду, посмотрю и все доложу, - пообещала я.
- Ой, обязательно! Звони мне каждый день.
Мама опустила руки в мыльную воду и начала мыть бокалы.
- Ну а как тебе новая подружка Холлиса? - вспомнила я про вчерашнюю гостью.
- Что ей вообще здесь понадобилось? - устало вздохнула она.
- Она привезла мне подарок от Холлиса.
- Подарок? - Мама выложила вымытые бокалы на сушку. - И что же он прислал?
- Рамку для фотографий, купленную в Греции. А внутри фотография самого Холлиса.
- Понятно, - протянула она, выключая воду, и тыльной стороной ладони отбросила волосы с лица. - Посоветовала бы ей оставить фотографию с рамкой себе. Вряд ли она его еще увидит!
По правде сказать, меня посетила та же мысль, но, услышав ее из уст матери, я внезапно пожалела Тару. Милая блондинка с наивным доброжелательным лицом так смело вошла вчера в наш дом, свято веря, что она единственная и неповторимая в жизни Холлиса, а теперь ее ждет сплошное разочарование.
- Как знать, - засомневалась я под наплывом чувств, - вдруг Холлис изменился? Может, они даже поженятся?
Резко развернувшись, мама недовольно сузила глаза.
- Помнишь, Оден, что я говорила о людях?
- Что они не меняются?
- Совершенно верно, запомни это хорошенько.
Она продолжила мыть посуду, а я неожиданно заметила на стойке у двери забытую пару очков в темной оправе с толстыми линзами. Вот все и стало по местам: голоса, раздававшиеся до поздней ночи, ранний подъем мамы и не присущее ей доныне желание убрать с глаз долой напоминание вчерашней вечеринки.
Взять бы сейчас очки, повертеть демонстративно в руках, чтобы мама догадалась о моих мыслях… Но я не позволила себе подобной выходки, а вместо этого стала прощаться. Мама сжала меня в объятиях. Она всегда обнимает так крепко, будто не хочет от себя отпускать, но потом вдруг разжала руки, торопясь отправить в дорогу.