– Какая разница! Если один человек поверил, и другой может. Я, например, нисколько не сомневаюсь, что моя бабушка где-то существует. И еще в том, что она любит меня. Только вот почему она за мной не пришла?
Я решила разубеждать подругу в рамках ее собственных представлений:
– А может, она считает, что тебе пока рано туда? Может, ты должна еще побыть здесь?
– Для чего, Мальвина? После всего, что я пережила?
– Теперь поживешь получше… И на тебя, глядишь, солнышко посветит!
– Этого не может быть. На самом деле, Мальвинка, жизнь совсем не такая, как нам представлялось…
Это было правдой – прежде мы думали о жизни иначе. В детстве кажется, что мир только и ждет, когда ты вырастешь, чтобы в полной мере раскрыть тебе объятия. А потом все оказывается не так, особенно если твоя юность пришлась на кризисный период, когда весь народ похож на тяжелобольного. Но это уже из моих разговоров с Иларией, да еще, может быть, из моих снов. Я давно уже вижу во сне нечто похожее, только забываю подробности.
Действительно, солнышко на нас последнее время не светило. Вот баба Тося решила во что бы то ни стало вернуть домой Валькиного сыночка и ради этого заперла бизнесмена у себя в комнате. Два дня они с Леонидом Сергеевичем держали пленника, а после тетя Тамара выпустила его. Валька думает, он дал ей за это денег, хотя, может быть, это и не так. Но бабка после своего неудавшегося дебюта слегла. Грустная история, я ее до сих пор переварить не могу: и Вальку жалко, и бабу Тосю, и особенно Садика, который теперь не увидит своей родной матери. А еще страшно за Леонида Сергеевича: вдруг Расул подаст на него в суд? Человеку со связями засудить бомжа ничего не стоит. Хотя Леонид Сергеевич не совсем обычный бомж, прямо-таки исключительный тип бомжа. Бабка ладно, бабке все с рук сойдет, ее в тюрьму не посадят. А вот Леонид Сергеевич…
Все это привело к тому, что мое настроение оставалось последнее время на нуле. Надо было встряхнуться, переключаться на что-нибудь, иначе будешь как Нюта: "хочу умереть". Да и дела требовали моего участия. Поэтому сегодня, управившись с двором и подъездом, я отправилась по данному Иларией Павловной адресу.
Душепопечительский центр – звучит-то так, словно в позапрошлом веке! Я никогда еще не бывала в подобного рода заведениях и не знала, как там себя вести. Сперва мне пришлось проходить через какие-то ворота, за которыми дорога раздваивалась: к церкви и к дому. Церковь была хорошенькая, из красного кирпича с белой отделкой, какая-то вся радостная, узорчатая. Она напомнила мне о детстве: школьные экскурсии, иллюстрации к русским сказкам… Словно повеяло тем временем, когда все в жизни было просто, понятно и хорошо. Никаких тебе стрессов, никаких безвыходных ситуаций.
Дом, к которому вела другая половина дороги, выглядел, наоборот, вполне современно: подъезд, звонок, охранник. Выслушав, зачем я сюда иду, он позвонил по внутреннему телефону и сказал мне, в какой кабинет обратиться.
По пути я с интересом оглядывалась вокруг, ожидая увидеть что-то необычное. Но это был как офис как офис: коридор вел мимо полуоткрытых дверей, в кабинетах люди сидели за компьютерами, листали документы, пили кофе. А мне-то казалось, что ду-ше-по-пе-чи-тель-ный центр – прибежище чуть не средневековой старины. Что здесь полутемный зал, грубые скамейки, на которых сидит молодежь, слушающая витиеватые речи старых мудрых людей. Сама не пойму, была ли я успокоена или слегка разочарована – наверное, и то и другое.
А вот в комнате, куда я пришла, меня встретил человек необычного вида: на нем была длинная темная одежда и островерхая шапочка как будто из черного бархата. Это был священник, а, скорее всего, монах, потому что, я слышала, черное носят монахи. Вот и пришлось-таки встретить старого мудрого человека! Но из-под островерхой шапочки на меня глянули светлые почти мальчишеские глаза. Этот монах был моим ровесником, мы с ним могли бы учиться в одном классе.
– Здравствуйте…
Я не знала, как принято здороваться с монахом, поэтому глубоко кивнула ему, вроде как поклонилась. А он совершенно нормальным языком спросил, какие у меня проблемы.
– Моя подруга несколько лет была в секте и вернулась совсем больной. Теперь ей негде жить, потому что свою квартиру она уже продала. Деньги, разумеется, взяла секта…
– Да уж не иначе, – усмехнулся этот современный юноша-монах.
– Еще у нее проблемы с психикой. Она твердит все время: "Я хочу умереть…"
– Понятно, – вздохнул он. – Давайте запишем ее на прием к психологу. Потом надо будет сходить в социальный отдел по поводу, где вашей подруге жить. У нас есть небольшой жилищный фонд на базе монастырей…
– Не надо, – вмешалась я. – А вот к психологу хотелось бы поскорей.
– Вообще-то они у нас перегружены, но я постараюсь найти какое-нибудь окно… – Он листал журнал записи, по-мальчишески вытянув губы трубочкой. – В ближайшие дни все забито. Но я попрошу… Дайте мне свой телефон, я свяжусь с вами и скажу, когда вы сможете привести подругу.
Я продиктовала номер и свое имя.
– Мальвина? – удивился он.
– Вы в детстве читали "Приключения Буратино или Золотой ключик"? Помните, там была кукла Мальвина, все равно что живая девочка!
– Кто же не помнит Буратино? – ответил он. – Только вся эта история происходило не у нас, а в Италии.
– Ну и что ж, что в Италии?
– Там живут католики, – объяснил мой собеседник, складывая бумажку с моими данными. – Традиционная религия – католицизм. Естественно, и имена католические.
– А разве у нас нельзя как-то особенно назвать ребенка?
– Почему нельзя? Главное, чтобы имя было в наших святцах – в списке православных святых.
Дальше он пояснил, что православное имя дается человеку при крещении, независимо от того, как оно звучит. Есть имена простые, вроде Дуни-Фроси, есть изощренные, как, к примеру, Алла и Маргарита. Суть, однако, не в этом…
– Суть в том, что человека при крещении называют в честь какого-нибудь святого! – Вспомнились мне слова Иларии Павловны. – И этот святой становится его небесным покровителем.
– Вот видите! – обрадовался монах. – Вы сами знаете. А имя можно выбрать по православному календарю. Это такой старинный благочестивый обычай: в день какого святого человек родился, тем именем его и окрестят…
– Значит, это связано с днем рождения, – сказала я, чтобы поддержать беседу.
– Не обязательно. Иногда особенно почитают какого-то святого, так в честь его и называют. Независимо от даты. Но когда предпочтений нет…
– Тогда по календарю, – понятливо кивнула я.
– Да. А хотите, посмотрим, какое имя полагается вам? – и он вынул из ящика довольно толстый глянцевый журнал с надписью "Православный церковный календарь на 2013 год".
– Посмотрите! – Мне тоже стало интересно: какая святая меня дожидается…
В это время сзади открылась дверь и вошел еще один человек в такой же темной одежде и бархатной шапочке. Тоже монах, но постарше. Он нес в руках икону, с которой на меня глянуло как будто знакомое лицо: слегка улыбающаяся женщина в старинном головном уборе, называемом, кажется, куколь. Он приподнимался надо лбом и спускался двумя полосами по обе стороны лица. Это тоже была монахиня. Но где же я могла ее видеть?
– Смотри, отец Андрей, написали образ. Преподобная княгиня Евфросиния, в миру Евдокия. Супруга великого князя Димитрия Донского.
Молодой монах встал со своего места, перекрестился и поцеловал икону.
– Кто это говорил: с того, что ее опять начнут широко почитать, начнется возрождение России?
– Пророчество одной блаженной, – ответил монах постарше. – В начале двадцатого века, вскоре после революции, когда Россию пускали под откос…
– Вот видишь, отец Дионисий, и ты об этом слышал. А ведь Россию по-настоящему еще не подняли.
– А вот как вернется широкое почитание святой Евфросинии…
– Когда день ее памяти, я забыл? – спросил отец Андрей.
И тут я услышала, как назвали день, который я с детства привыкла считать самым прекрасным в году. Потому что тогда, в детстве, он приносил мне ощущение праздника, веселье, гостей, подарки. Теперь – только один подарок, от мамочки, плюс неумолимое напоминание, что время не стоит на месте. Короче, назвали мой день рождения.
Когда я сказала об этом вслух, отец Андрей взволновался:
– Надо же! А мы как раз думали, в честь какой святой вас можно окрестить. Теперь ясно – в честь преподобной Евфросинии Московской!
– Мне кажется, я ее уже где-то видела…
– Ясно где, – откликнулся тот, которого звали отец Дионисий. – На других иконах.
– Я никогда не смотрела ни на какие иконы.
– А больше нигде вы ее видеть не могли!
– В том-то и дело, что видела…
– Раз девушка чувствует, значит, неспроста, – вмешался отец Андрей. – Нет, правда, давайте окрестим вас Евфросинией, – обернулся он ко мне с надеждой в глазах.
– Прямо сейчас? – Мне вдруг стало холодно внутри от какого-то веселого тайного страха: как это я, Мальвина, выйду отсюда уже с другим именем, под покровительством преподобной княгини?
– Можно бы и сейчас, но вам надо подготовиться… Погодите-ка! – Андрей вновь стал шарить в ящике своего стола и через некоторое время извлек оттуда тоненькую брошюрку: "Житие преподобной Евдокии – Евфросинии, великой княгини Московской".
– А почему у нее два имени? – спросила я, поскольку уже настроилась на Евфросинию.
– Потому что Евдокией ее звали до принятия монашества. А в монашеском сане полагается новое имя, вот она и стала Евфросинией.
– А что значит "Житие"?
– Это описание ее жизни: как она жила, как стала святой.