– Вышло так, что дьявол сделал ее своим орудием: она должна была прогрызть щель в ковчеге, чтобы внутрь набралась вода и все утонули. Для этого сатана сам вселился в нее. А кот почувствовал что-то нехорошее, исходящее от серой зубастой твари, сидевшей рядом, кинулся на нее и загрыз. С тех пор кошки едят крыс и мышей, которые считаются нечистыми животными.
– А коты, выходит, все молодцы? – печатая большие шаги, за которыми едва поспевали девчонки, спросил Арсений. – Они что же, все хорошие люди?
Шутка развеселила компанию. Самым удивительным оказалось то, что и Коля вместе со всеми прыснул вполне искренним смехом. С его стороны это было, конечно, легкомысленно. Ну ладно дети, которые не отдают себе полностью отчета в том, куда и зачем идут. Но он-то, учитель! Впрочем, разве лучше было бы плестись сейчас с повешенным носом и вытаращенными от страха глазами?
– А что будет делать у Насти кошка Егора? – спросила Юля.
– Сам пока не знаю. Но, с другой стороны, кошек всегда впускали в дом первыми, когда не знали, есть ли там опасность. На новоселье, например. Думаю, что это обычай, а не суеверие…
– А какая между ними разница? – поинтересовался Арсений.
– Народный обычай не противоречит истине, а вот суеверие является насмешкой над ней и в результате служит злым силам. Не зря само слово "суеверие" расшифровывается как "вера всуе", то есть напрасная, ненастоящая. А всякую неправду, всякую подмену использует дьявол – недаром его называют "отцом лжи"…
Вскоре они остановились возле Настиных окошек, таких низеньких, что до них можно было достать рукой. Наверное, это был последний в Москве дом, где еще такое сохранилось. Покосившиеся, с некрашеными рамами окна были плотно закрыты, ни щелочки не осталось. Одно из них, вероятно, было кухонным, другое – то самое, за которым лежала сейчас колдунья. Придумав к случаю, будто окно надо охранять, Коля понял теперь, что так оно и есть на самом деле. При желании можно открыть форточку, протянуть в комнату руку и зажать в ладонь то, что тебе дадут изнутри. Господи, как страшно!
В это время с другой стороны двора появился Егор, придерживающий поперек живота большую откормленную кошку. Пушистая красавица болталась в неудобной позе, задевая хвостом и задними лапами коленки хозяина. Но она не делала попыток освободиться. В полусощуренных дымчатых глазах читалась вполне сознательная мысль: "Хозяин знает, что делает".
Приблизившись, Егор снова удивил учителя – протянул ему кошку, словно ручную кладь, и отступил, поглядывая на окна. Что-то он про себя прикидывал, что-то соображал, но сейчас некогда было выяснять, что именно. Спасибо еще, Егор не выказал намерения войти вместе с учителем в квартиру, а согласился стоять с ребятами возле окон. Коля велел всем четверым никуда не отходить и никого близко не подпускать, а сам с теплой пушистой тяжестью на руках вошел в прохладный подъезд. Вот и обтрепанная дверь в подсобное помещение, где живет семья Вараковых.
По этой двери проходила сейчас граница чумного острова, карантин которого он прибыл блюсти. Жаль, не было времени съездить в общежитие, взять с собой иконку или пояс "Живый в помощи вышнего…" Но на нем был нательный крест, Настя тоже ходила с крестом; это еще на первом уроке, когда говорили о Крестных муках Спасителя, Коля просил всех крещеных найти свои крестики и впредь носить не снимая. Единомышленники его послушали.
– Кто там? – окликнул его из-за двери сдавленный голос Насти. – Это вы, Николай Дмитриевич? Как вы узнали, что я?.. что у меня?..
– Неважно, Настенька! – Дверь открылась, и Коля вошел в квартиру, сделав последний шаг за черту карантина. – Мы все здесь, ребята на улице. Видишь вот, даже кошку с собой принесли…
При этих словах названная особа сделала движение, говорящее о том, что она желает выйти из своего пассивного положения. Коля спустил ее на пол, который она тут же начала пристрастно обнюхивать.
Рядом всхлипнула Настя; ее скривившееся в гримасе плача лицо было бледным, как тогда перед обмороком. Видно, их спасательная экспедиция поспела в самый раз, хоть и не привезла с собой ничего, кроме моральной поддержки. Ну да и это пока немало, подумал Коля. Может быть, это и есть самое главное, во всяком случае, первоочередное…
– Она меня все время зовет, – прошептала Настя, заходясь от беззвучных слез. – Все время зовет и просит: подай воды. Мне кажется, это она нарочно, чтобы я подошла к ней близко. Но вдруг пра-а-а… вдруг правда она хочет пить, а я не даю-ю!
– Действительно, как же быть? – Коля обхватил голову руками: так ему лучше думалось. – Мы не можем допустить, чтобы твоя бабушка страдала от жажды. Но входить туда тебе, Настя, нельзя. Понимаешь, они предпочитают отдавать это родственникам. – (Но когда родственников рядом нет, отдадут любому! – добавил он про себя.) – Поэтому пойти лучше мне. Я буду осторожен: быстро поставлю воду и сразу назад. (И очень может быть, уже будет поздно.)
– Николай Дмитриевич, – сморкаясь после слез, заговорила Настя. – Вы туда не пойдете. Ведь это моя бабушка, так пусть я от нее и стану колдуньей, а не кто-то другой. И криков ее я больше не вынесу. Это сейчас она затихла, потому что слушает, кто вы…
В квартире действительно царила напряженная тишина, какая бывает в случае, если кто-то, затаившись в глубине, чутко прислушивается. Коле вдруг страшно захотелось взять Настю за руку и вместе с ней выйти отсюда на свежий воздух – к жизни, к ребятам. К Вике, которая сидит сейчас за своей вышивкой и не знает, что ее золотая нитка не тоньше того волоска, на котором висит их общее будущее. Ведь если с ним что случится, он никогда больше к Вике не подойдет! Хватит ей в жизни одного колдуна. Но внутренний голос напомнил Коле о том, что посвященные люди над собой не властны: они могут причинять зло даже своим близким… Господи, неужели он когда-нибудь сделает так, чтобы Вика ослепла от золотых ниток, статному красавцу Арсению устроит перелом позвоночника, ответственную Юлю столкнет в пьянство и гульбу, а ласковую Кристину сделает похитительницей детей?! Что же тогда придется на долю Егора? Ну, Егору останется только передать то самое, что он получит сейчас от Настиной бабки.
Так стоят ли все эти будущие трагедии того, чтобы принести колдунье воды?
Из глубины квартиры раздался нутряной старушечий голос, с хрипом и свистом выталкивающий из горла слова:
– Ох!.. Кто там… Пить принесите!
Коля взял первую попавшуюся кружку (они с Настей стояли одной ногой в кухне, другой в прихожей, потому что квартирка была крохотная), отвернул холодный кран и набрал воды. Он отдавал себе отчет в том, что это могли быть последние минуты его нормальной жизни. "Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!" – перекрестившись, сказал он, взял кружку и только тут заметил, что проход в комнату загораживает Настя.
– Николай Дмитриевич, вы не пойдете. Это я пойду.
– Но, Настя…
– Я вас туда не пущу.
И вот тогда он решил, что вправе применить силу. Бывают случаи, когда это позволено даже учителю. Он нажал на Настю плечом, чтобы убрать ее с дороги. Но девчушка оказала неожиданное сопротивление, очевидно, думая, что бывают случаи, когда это позволено даже ученице. Встречный толчок привел к тому, что вода, которую он нес, разлилась, а из-под вешалки стремглав вылетело что-то грохочущее и подпрыгивающее. Настя завизжала, он инстинктивно схватил ее за плечи и оттащил в угол.
– Ч-ч-то это т-такое? – В трудные минуты жизни Коля всегда заикался.
– Это столик! – закричала Настя, вдруг переставшая визжать. – Ничего страшного, просто столик на колесах! Его нам давно подарила тетя Дуся, мамина подруга…
– Ну, дай ей Бог здоровья! – пожелал Коля, тут же сообразивший, что этот столик поможет решить проблему. – Видно, от души подарила, раз сейчас он нам так пригодится. Ведь если он на колесах, мы можем вкатить его в комнату, а сами не заходить!
Через две секунды кружка с водой стояла на пыльной крышке столика, но Коля остановил чересчур спешившую Настю:
– Не торопись: лучше потерять немного времени, чем снова потом попасть в наше прежнее положение. Воды должно быть много: кто знает, сколько все это продлится! А еще поставь туда что-нибудь поесть и бабушкины лекарства. Ведь мы потом не сможем забрать столик назад, чтобы нагрузить его второй раз…
Пока Настя суетилась, Коля попробовал собраться с мыслями. Самоезжий, как в сказке, столик разрешал до некоторой степени ситуацию, но лишь на первом этапе. Ну выпьет старуха воды, а потом? И все-таки в явлении столика можно усмотреть некий добрый знак: сейчас столик, а там, глядишь, появится что-нибудь еще, что поднимет их на следующую ступеньку лестницы, ведущей к спасению…
– Кыш! – вдруг закричала из кухни Настя. – Пошла прочь, дрянь такая!
И тут из-под вешалки бесшумным пушистым снарядом вылетела Егорова кошка, быстро скрывшаяся за кухонной дверью. Снова вскрикнула Настя, прозвенели какие-то горшки, и мимо Коли пронеслась большая черная крыса, преследуемая пышным, почти не разгибающимся в беге комком с прижатыми к затылку ушами. Воспользовавшись дверной щелкой, крыса юркнула в комнату, а комок опять распрямился в большую, полную достоинства кошку. Она села у приоткрытой двери с видом, который ясней ясного говорил: "Я знаю что делаю".
– Не бойся, Настенька, крысы здесь больше нет, – позвал Коля.
– Это та самая… она еще вчера вечером… – Бедная девочка уже не могла говорить от того, что у нее перехватывало горло. – Когда вчера бабушка ее увидела… стала плакать… Я думаю, это она-а-а!!! – в голос заревела Настя.
– Кто она?
– Бабушкина сме-е-ерть!