Старухи примолкли, испугавшись такого поворота событий.
Ульяна подошла к Ольге-Ельцинистке, обняла её и, покачивая словно ребёнка, ласковым голосом стала увещевать:
– Да ты что, милая?! Что раскричалась? Кто он тебе? Отец родной? Или может, брат, сын?.. Оля, Оля! Ты ведь не хочешь вражды? Не хочешь. Я знаю. И мы не хотим. А будешь так себя вести… Задирать всех, оскорблять… Кто-нибудь вызовет машину с санитарами…
– Я нормальная! – вырвавшись из объятий Ульяны, выкрикнула Ольга.
– Я знаю, знаю! – поспешила успокоить её Ульяна. – Но они-то, которые приедут, об этом не знают. Скрутят тебя и увезут в неизвестном направлении. Вот и подумай: стоит ли твой Ельцин этого? А?
Старухи согласно закивали головами.
– Да вы все не так понимаете! – закричала Ольга, но Ульяна вновь заключила "подругу" в крепкие объятия.
Ольга уже не сопротивлялась, а даже как будто сама прильнула к Большой старухе.
– Ты, Ульяна, хорошая… Но, к сожалению, у тебя есть один недостаток…
– Нет у нее недостатков! – твердо сказала Нинка-Хулиганка. – Ни одного! Ее вчера причислили к лику святых!
– Вот это хорошая шутка! – поддержала Историк.
Даже Ельцинистка улыбнулась.
– Все же есть один. Мне кажется, что ты, Ульяна, на митинги не ходишь.
Старухи захихикали.
– Замечание правильное, – сказала Ульяна, – не хожу.
– Вот видишь?!
– Не моё это дело – митинги. Людей там очень много. У меня голова от них кружится. Могу упасть. А человек я не маленький, поэтому и раздавить могу трех-четырех, которые поменьше…
– Ты не пойдешь, она не пойдет, та тоже не пойдет… Кто же тогда будет ходить на митинги? Кто?! – с осуждением в голосе, спросила Ольга.
– У нас для этого есть ты. Мы для митингов не годимся. Давай, милая, распределять обязанности. Ты – на митинги, а мы – в лес за грибами и ягодами. Согласна?
– А она к пацанам на дискотеку, – указала на Гламурницу Хулиганка.
И Гламурница поддержала, заорав песню:
"Захочу – полюблю,
Захочу – разлюблю
Бо-га-ты-ря-а-а-а…"
Не дав Гламурнице допеть, вскочила со скамейки Хулиганка с частушкой:
Говорит старуха деду:
– Я в Америку поеду.
Поступлю в публичный дом,
Буду жить своим трудом.
Старухи сначала ахнули от неожиданности, а потом расхохотались. Смеялась у своего окошка и Елена Олеговна. Хулиганка, раззадоренная успехом, продолжила:
А мой милый – мильцанер,
Не боится драки,
Потому что у него
Пистолет на сраке.
– Хватит, Нинка! Уймись! – захлёбываясь смехом, простонала Монашка (Евдокия).
– Да почему же "уймись"?! – вступилась за Нинку-Хулиганку Ульяна. – Кому плохо от её частушек?!
– Давай, Нинка! Спой ещё! – закричали старухи.
И Нинка спела:
Мой милёнок тракторист,
Ну а я – доярочка.
Он в мазуте, я – в говне,
Чем же мы не парочка?
– Ещё, Нинка! Ещё давай! – кричали старухи.
И Нинка "зазвездилась":
– Сейчас дам. У меня их, этих частушек…!
Мы сидели с милкой рядом,
Обнимались горячо:
Она выбила мне зубы,
Я ей вывихнул плечо.
Не переждав смеха, Нинка запела следующую частушку:
Я нашла заначку мужа
И купила сапоги.
Больше мне они не нУжны,
Он мне вырвал две ноги.
Каждую из своих частушек Нинка сопровождала "пританцовкой" и "припевкой":
– Ух-тюх-тюх-тюх! Ух-тюх-тюх-тюх!..
Старухи (одна, вторая, третья), приподнимая юбки, со смехом бежали в кусты, смеялись в кустах, продолжали смеяться, выйдя из кустов, и на обратной дороге к скамейке.
Нинка "выдохлась", и Ульяна предложила продолжить "концерт" другим старухам:
– А что, девчата? Не одна же у нас Нина такая частушечница! Кто следующий? Выходи!
– После Нинки?!
– А что тут такого?!
Старухи стали отнекиваться:
– Да что ты, Ульяна?..
– Что? Никто не осмелится?
– Я, пожалуй, осмелюсь! – сказала Гламурница.
Старухи со словами одобрения захлопали в ладоши:
– Давай, Люся!
– Молодец!
Гламурница встала перед подругами и запела свою частушку:
Охмуряла я парнишку,
Ой, молоденький какой!
И на вид совсем зелёный!
Оказалось – голубой…
Старухи захохотали, откинувшись назад, а у себя дома на маленьком стульчике, у самого окошка, слушая частушки "приозёрных" старух, хохотала Елена Олеговна.
Совершенно неожиданно привстала Монашка-Евдокия.
– У меня только одна частушка есть, а больше… не знаю…
– Давай свою частушку!
И Дуняша спела:
В клубе дяденьку судили,
Дали дяде десять лет.
После девушки спросили:
"Будут танцы али нет?"
Старухи аж закричали от восторга.
– У меня – политические частушки! – с места крикнула Анна-Историк. – Пойдёт?
– Пойдёт!
Дума думает раз двести,
Все решают, отклоняют.
Аж мозоль натёрли в месте,
На котором заседают.
– Точно, точно! – "запричитали" старухи. – Верно как схвачено!
– А еще у меня не совсем приличная есть, – продолжила Анна. – Вы уж простите…
– Не бойся, Анюта! Простим! Ещё и спасибо скажем!
– Ну, тогда слушайте:
Мой милёнок – демократ
Лысоват да жидковат.
А достанет рейтинг свой -
Не мужчина, а герой.
Долго после этой частушки не могли успокоиться старухи. А потом пели еще! И "такими" словами, какие в порядочном обществе не должны бы употребляться, но…
Говоря о планах НАТО,
Не могу, друзья, без мата.
Да и вообще, друзья,
Не могу без мата я!
– А у меня специально для Ольги! Про Ельцина! – вскочила Нинка-Хулиганка.
Если б весь народ собрать,
Организовать умело,
Можно солнце обоссать -
Вот бы зашипело!
– Ой! Ой! – застонали старухи. – Прекрати, Нинка! Ей больше не надо петь!
Смеялись все. Не смеялась только одна старуха. Политик-Ельцинистка. За весь "концерт" она ни разу не улыбнулась. А в ответ на частушку Хулиганки плюнула и зло проговорила:
– Дуры – они и есть дуры…
Смех притих…
– Пойдем-ка мы с вами… – начала Ульяна.
– На х… – продолжила Хулиганка.
– Почти что… В лес. Разленились вконец, а зима на носу.
– Может, завтра? – заканючила Нинка.
– И завтра пойдём. А теперь… Идите за корзинками…
Старухи встали со скамейки и направились в сторону домов. Не пошла только Ельцинистка. Она сидела, пока её подруги не скрылись из виду, а потом встала и пошла в другом направлении.
"Ну и хорошо, что ушли! – подумала Елена Олеговна. – А то вообще ничего по дому не делаю… Куда это годится?"