Исчезновение Глафиры не вызовет здесь психоза всенародной потери. Дело вряд ли дойдет до медальонов и календарей. Люди, успевшие осесть и появиться на стенах хмурых домов за время Глафирина отсутствия, славятся своей недоверчивостью. Им важно, чтобы жертвуемый был хороший человек, чтобы его место занял другой классный пацан. Я готов прослушивать их речь, рассудительный говор аборигенов, честно говоря, часами…
Глафира выбрал Нью-Йорк, когда они могли позволить себе разве что "Беловежскую пущу" на железобетонных папертях вокзалов и вузов. Стоят и воют. Глафира поторопился с Нью-Йорком. Нельзя так рано.
Навоз погиб в самый раз. Дядя Каланга мчит сдавать проспиртованную кровь. Тебе-то зачем? Ты разве тоже распевал с ним "Беловежскую пущу"? Жизнь прожить - Навоза задавить. В ответ гробовое молчание.
Далее. Ящерица звонит… Шапорину! И требует, чтобы тот присутствовал на панихиде. Аргумент: "Ты же знал Навоза". Ящерице-то какое дело? Шапорин, говорит, не пошел. Славянская трапеза скорбящих выпускников - явление если не ежедневное, то регулярное. Приятно наблюдать, как превращается в гнилостный белоглазый Гарлем их житуха. Разве что не хватает журавлиной стаи на небе. И земного музея обуви тех, от кого на земле осталась только кличка-ярлык. Вот особые сиротские ботиночки, а вот сапожки-гробики, послеинфарктный мягкий шуз. Подходящее название для шансона - "Сапожки-гробики". Морщинки-лобики, церковки-попики, сапожки-гробики…
Мне не нравится описывать внешность и переживания людей, о ком идет речь. Вернее, у меня это не получается. Сразу хочется спросить, вы что их, мало видели? Недавно, сразу после Нового года, мой приятель Калоев (по отцу осетин) ходил на похороны своего знакомого. Самоубийство. И чтобы не ревел он минут сорок в трубку, докладывая подробности (говорят, у пьяниц память патологическая, у трезвенников - еще крепче, Калоеву пить нельзя), я задал ему лишь один вопрос:
- Ты лик видел?
- Видел лик.
Своим ответом Калоев сберег мне здоровье и деньги. Я сэкономил два стержня, три пачки "Уинстона" и четыре поллитры "Союз-Виктан". Не считая закуски, сельтерской и заляпанных жирными пальцами пластинок. Плюс занавески и одежда, провонялые махоркой. В пяти словах уместилась вся "Смерть Ивана Ильича". Юмор полуосетина - вполне безобидный наркотик.
За всю жизнь я посетил одну единственную выставку картин по доброй воле. Собрался и поехал в Москву, отстоял очередь в Пушкинский музей. Туда привезли картины из Америки. Среди них - "Элвис" работы Энди Уорхола. Он-то мне и нужен. Фото уже видел, но все равно постоял минут двадцать. Четыре одинаковых фигуры с пистолетом… или мне и это надо описывать? В общем, ладно. Похоже, и слава богу. По-моему для живописи главное - это сходство.
Знакомый Калоева выкинулся из окна и, по словам осетина (оба хипповали когда-то, занятие прямо скажем, паскудное), упал прямо в блевотину и дикое количество окурков. Сколько на эту тему уже написано, даже я могу процитировать, например: "поскользнулся на чьей-то блевотине" - это конечно, "Москва-Петушки". Или книжку с такими вот местами мог взять в библиотеке даже первоклассник: "А Дон Рэба наблевал на пол, поскользнулся и упал головою в камин". Эх, писатели-писатели… Взрослые брали у первоклассника Данченко совсем другое место "головою в камин". Сосюру читает каждый второй, хотя сегодня это называется иначе. В общем, ладно…
С точки зрения читателей Сосюры, наши с Глафирой отношения не представляют никакого интереса. С точки зрения советской морали - это был "жидомасонский заговор", тем более ужасный, что смысл его не смог объяснить бы никакой лектор, если бы нашелся медиум, готовый его об этом спросить. С точки зрения обособленной личности, пережившей точечный холокост, с помощью которого удаляется с лица земли все плохо засекреченное диковинное, наше знакомство было ничем не испачканной игрой двух свободных умов. Не считая Лёвы Шульца.
Лёва понимал не все и не всегда. Шульц долго не знал, что на кресте распят другой человек. А узнав правду, тоже не расстроился. Главное, что похож. Я, конечно, избавил его от лже-Гиллана. Вернее, он сам попросил меня куда-нибудь его деть. И "Суперстар" перешел в собственность к Навозу. Но и там он провисел недолго. Кому сплавил "Спасителя" Навоз, и где он теперь висит, мы не узнаем никогда. Остается только старая хохма: "У Вас Исус отклеился!"
* * *
Освещенный только зимними окнами двор. Дорога вдоль гаражей от мусорника до подъезда, где Зайцев. Мы ходим, как три демона в кроличьих шапках, туда-сюда, и обмениваемся краткими хохмами, чей смысл и по сей день позволяет мне выходить из воды сухим. Под нашими ботинками скрипит январский снег. Я и сейчас слышу его скрип. Деревья, не менее чуждые жизни, что светится электричеством за окнами, чем мы, безмолвствуют, точно знают, сколько лампочек перегорит и кого из жильцов вынесут вперед ногами, а они будут стоять, вопреки ураганам, мне на радость, устремив к никогда не меркнущему до конца небу махалки своих черных ветвей.
Развивается жизнь Шульца, меня и Глафиры. "Еще была клевая группа "Блэк Масс" или "Месс". "Черная Месса", - говорит Глафира в этот январский вечер, ничем не намекая, что ему известен смысл этого ритуала. Точно, в январе, на Старый Новый год… И Глафира, пожалуйста, вспомнил про Черную Мессу. Возвращался ли он к этой теме там, в Америке? Возможно, по телевизору, поздно вечером что-то мог видеть - фильм ужасов, почему нет?
Снег. Зима. У Серого гулянка. На втором этаже, слева от Симы Соломонны. Вы бы знали, какой кошмар приснился мне про эту квартиру. Если бы Лавкрафт бухал так, как мы бухаем, он бы и не такое увидел. Лампочка над подъездом высвечивает нити елочного дождика в прическе женщины с сигаретой. Глафира спрашивает:
- Шо там у вас такое, Алла? Гулянка?
- Как зовут Серого жену? - переспрашивает Шульц. - Алла?
- Я сказал "Гала", - поправляет Глафира, и, подмигнув мне, добавляет: - Май литтл Шульц.
Лёва едва не падает на снег. Но от падения его спасает дощатая спинка скамейки, на которой до начала 70-х круглый год сидел очень старый дедушка Сереги Зайцева.
А если кто начнет возмущаться, мол, опять он вас обманывает, все было иначе, вы повторите уже известную вам формулу: "Не садись не в свои сани, Саня. Твоя епархия - "Dark side of the moon" и куннилингус". Все было так, как человек рассказывает, как человек запомнил.
* * *
Ну, а что же паренек из инкубатора? Надо признаться, я его недооценил. Трагедию делать из этого не обязательно, но имеет смысл остановиться подробнее.
Однажды вечером мы с Азизяном приходим в "Интурист", поднимаемся на одиннадцатый этаж (куда ходят кто попало). И видим - слева от лифта накрытый… я хотел сказать, уставленный бутылками стол, лишние стулья, а за столом - воспитанник интерната. Глазам не верю - его профиль, его лик. В джинсовой куртке, с чинарём в зубах, и рукою - платившей за то, что и даром мало кому надо, обнимает Нэнси Войну Миров. Ее камышово-бамбуковые ноги опять выглядят еще тоньше, из-за постепенно выходящих из моды платформ. Те же туфли третий сезон. Она ёрзает стулом, словно между ног у нее катушка для спиннинга. Сколько лицемерия в этих штампах - "длинноногая девочка, "попа", "классные волосы"… Я поприветствовал их умышленно педоватым движением руки. Глаза Нэнси пошли к носу, а ноги, стукнувшись коленками, разъехались еще шире. Азизян смотрел прямо, но не мог видеть Нэнси из-за косоглазия.
- Ну шо, папа, куда двинем? - спросил он своим обычным голосом.
- В буфет, - ответил я, нащупав в кармане чирик.
Не хотелось бы злоупотреблять даром воображения в ущерб достоверности (моя проза и без того слишком уязвима во множестве мест), но кто знает, может быть, в эту же ночь молодой повеса играл на слизистом банджо Войны Миров под тем самым пультретом Slade, что мы ему всучили. И Нэнси не спросила: "А он фирменный?"
То есть передо мной сидел взрослый мальчик, совсем не похожий на податливого, прежних дней несмышленыша. Такой мог позволить себе привести домой на ночь хоря, потому что его мамаша, я выяснил, работает в вагоне-ресторане и не бывает дома по трое суток.
VI.2003-II.2004
ИВАНОВО ДЕТСТВО
Он был похож на молодого Кеннеди, и этим был мне крайне неприятен. Светловолосый, с нечистым лицом, застенчиво умный - типичный американский студент в очках. Даже откопавший его где-то Ходыка сразу предупредил - это чужой человек, не нашего круга. Правда, мне с самого начала показалось, что Ходыка либо ведет двойную игру, либо не знает, как относиться к новому знакомому. Вдруг это гений?
Ходыка и свел нас однажды в пивной, чтобы узнать мое мнение. А после рассказал такую информацию, что моя первичная неприязнь моментально переросла в стремление как можно быстрее и эффективнее нагадить этому типу; всего желательней, нанеся заметный денежный урон, - всучить какую-нибудь дрянь, короче говоря - наебать. А желания подобного рода "ни в каком огне не пережечь". Особенно, если тебе семнадцать лет и с каждым прожитым годом тебя все больше не устраивает окружающий мир с его людьми и товарами.
Подобно юному пианисту Ходыке ("клавишник" - тогда еще никто не говорил), паренек происходил из культурной семьи, вот только призвание у него было другое. Я, кстати, так и не услышал от Ходыки фамилию паренька. Не исключено, что в дальнейшем он прославился, наворотив уйму зашифрованной антисоветчины; возможно, и по сей день (почему бы и нет) чем-то занимается.
Без явного осуждения, тем более - глумления, как-то беспристрастно Ходыка поведал, что парнишка пописывает эти, ну, в общем, сценарии, и даже уже кому-то их показывал, куда-то посылал, и оттуда прислали ответ, мол, недурственно, продолжай в том же духе… сволочь.