– Смейся-смейся! – наигранно обиделась подруга, поскольку только у простаков ролевая игра заканчивается вместе половым актом, у затейников во время секса она только начинается и длится долго-долго, то и дело выныривая в жизни вне постели.
– Если серьезно, то ты права. Абсолютно! Знаешь, чего больше всего боятся засранцы?
– Чего?
– Что их испачканные подштанники выставят на всеобщее обозрение.
– Чудов придумал?
– Угу. И Учитель перед смертью посоветовал.
– Тогда дело в шляпе?
– В шляпе! – чайная ложка выскребла остатки каши из тарелки. – Ну, побежал. Опаздываю.
Фигуристка помогла выбрать рубашку и галстук, чмокнула на дорогу и рухнула на диван. "Домашний театр" порой изнурителен. Она опечалилась из-за Учителя, возможно, самого куртуазного и от того самого страшного человека, способного достигать цели, невзирая ни на какие правила и преграды. Старого личного шпиона Президента видела трижды, а запомнила надолго. Тогда опытный чекист неведомым образом сумел развернуть ситуацию с Крымом, и полуостров воссоединился с Россией. Теперь герой мертв и любимый сомневается, сможет ли Чудов, захочет ли разрешить проблему Реинкарнации вождей. Но обычно Лидер не склонен к сомнениям и рефлексии. Значит, за углом российской истории опять притаилась беда. Имя ей – Бунт. А ведь Любимый уверял, что лимит революций для страны исчерпан. "Как не во время Учитель откинул коньки!", – расстроилась девушка: не видела предсмертной улыбки покойника – на сердце у нее стало бы легче.
На заднем сидении Александр лебезил словно юноша, мечтающий впервые припасть к персям объекта влюбленности. Грудь весьма впечатляла, как не крути. А крутила Лидия умело, не профессионально-заучено, скорее природно-отточено. Предсказуемая реакция мужчины не помешала ему, шаря руками по волнующему округлостям, задать волнующий его вопрос.
– Привезла?
– А ты как думаешь? – тонкие пальцы игриво перебрали локоны, пробежав сверху вниз, скользнув на плечо и по вырезу платья.
– Уверен, справилась! – резко улучшилось настроение потенциальной жертвы, избежавшей шантажа со стороны ЦРУ. – Не тяни, покажи!
– У меня есть условие.
– Любое готов исполнить. Нынче открываются широчайшие перспективы: меня вводят в высший эшелон "Цельной Руси".
– Речь о том…
– Если про деньги, то хватает: рекламные контракты, гонорары за выступления. А скоро вообще рекой потекут.
– Башли пригодятся, но я о другом. Хочу, чтобы ты взял меня с собой, когда уедешь из Рашки. Меня тошнит от здешней жизни, хочу в Европу или Штаты. Причем с сыном.
Керенского покоробила страсть, с которой прозвучала просьба. Нет, он не читал советской классики и не знал крылатую фразу из пьесы "Любовь Яровая": "Пустите Дуньку в Европу…". Нет, в эпоху массового туризма и отчасти бегства россиян за границу, не видел ничего технически сложного. Но как человек, чей архетип вкусил "прелести" эмиграции, представлял не понаслышке, с чем столкнется Лида "за бугром". Хотя, с другой стороны, появлялся шанс сбагрить "ночную фею" с московской сцены, где набирающему высоту политику требовались безупречность в личных связях.
– Разумеется, милочка! На сей счет надо серьезно подумать, кто ж знает мою судьбу-судьбинушку в России. Однажды уже пришлось бежать и мыкаться по заграницам без средств и крова. Выбери страну, прикинем. На первое время есть сотка "грина". Сейчас уехать не могу – думские выборы на носу, иду "паровозом" в избирательном списке "Цельной Руси". После обеда выступаю на съезде "ЦР".
– Правда?! – задохнулась успехом Лидия.
Её пальцы шустро пустились бродить меж ног мужчины. Его рука принялась активнее тискать молочные железы совершенной формы, которыми наследственность одарила женщину рядом, желанную и удобную секс-партнершу. Когда возбуждение стало чрезмерным, Лида отстранилась, чтобы продемонстрировать, но не отдать (!) злополучную расписку о сотрудничестве экс-главы Временного правительства Российской Республики со столь же временной (до смены президента недолго) администрацией США.
Копию, конечно, оригинал-то гэбисты оставили себе. Только ни Лидия, ни Александр, по приезду на квартиру бурно занявшись любовью, того не ведали. Зато ведал консул в Петербурге, от того его посланец – датчанин – прямо в ту минуту дежурил в машине рядышком с московской квартирой будущего распорядителя триллионов ЖКХ. В бардачке лежал пакет с пятью пачками по 100 купюр с портретом Бенджамина Франклина – максимальная сумму, которую можно потратить на обратный выкуп расписки у Лидии. Журналист не собирался отдавать так много, планируя скорее попугать, чем подкупить воровку. Ждал час с лишком, пока не подкатил "мерс" с Маршак, забравшей Керенского на партийный форум. Посланец из прошлого или его точная копия обнаглел и "краев не знал", как гласил московский жаргон. Санкт-Петербургский консул США велел добыть расписку, хотя Нильс не представлял, как в реальности ее использовать для компрометации. Не опубликуют же американцы ТАКОЕ в прессе? Оперативная логика подсказывала, что нет. Скорее "фирма" опасается, что это сделает ГБ, если заполучит документ. От того он и встретил Лидин рейс из Питера, чтобы перехватить. Но, увы, в аэропорт ее приехал встречать сам Керенский. Ну, ничего, сейчас тот смылся, и телка выйдет – перышки почистить или что, не усидит в четырех стенах, вернувшись в столицу.
Рассуждал Нильс логично, только оперативный горизонт новичка узковат, чтобы вообразить, какие еще силы задействованы. Через две авто сзади стояла неприметная тачка с оперативниками разведки КНР. Их московский босс, ему единственному (не считая сотрудников "АБЦ", давших направленную "утечку") ведомым способом, выяснил, что женщина (имя и фото забиты в смартфоны наблюдателей) располагает рукописным документом, представляющим большую ценность в рамках мирового распространения марксизма с китайским лицом. "Основная ответственность руководства определяет главные противоречия в каждой точке исторического процесса и вырабатывает центральные линии ее решения", – московский резидент наизусть помнил постановление Политбюро ЦК КПК, требующее помогать росту авторитета Ленина и устранению его конкурентов. В данном случае главное противоречие Ульянов имел с Керенским, а центральная линия его решения проходило через девушку, что сей секунд выходила из дома на Ленивке. Краешком линия задевала датского гея, что отирался поблизости, но это – его проблема. Мог бы и в ином месте обретаться, Москва – большая.
Разочарованные патриоты, например, собрались в фабричном клубе на съезд большевиков. Хотя "Национальный центр изучения общественного мнения" относил их одновременно и к парламентской оппозиции, и к протестному электорату, партия отнюдь не бросалась "грудью на амбразуру", избегая критики в адрес Президента. Зато остальным властным структурам доставалось по полной. Дюбенин выступил с разгромной речью, не оставив камня на камне от экономической и социальной политики правительства. Зал традиционно кипел негодованием и гудел от скуки. Но вот на трибуну взошел свежий оратор – Ильич. Его речь ждали с особым трепетом в преддверие парламентских выборов, на которых рассчитывали существенно увеличить фракцию в Думе. Глаза следили за каждым шагом Вождя – не качнется ли от болезни, уши ловили каждое слово – не пропала ли картавость. Философских и идеологических откровений не ждали, люди собрались в основном конкретные, без словесной шелухи в головах.
"Товарищи, страна переживает исторический момент! "Левый поворот", о котором столько говорено, вот-вот станет реальностью. Но только в том случае, если мы – партия в целом и каждый партиец в отдельности – сможем повести народ за собой, – после приветственной овации начал Ленин. – А потому начать поворот надо с себя, с нас. И начать немедленно, не завтра, а прямо сейчас. Следует решительно искоренить буржуазные замашки и коррупционную заразу в наших рядах, избавиться от мздоимцев и жуликов разных мастей".
Делегаты затихли, как мыши в храме, заслышавшие грозный глас настоятеля. Напомнив о марксистских заповедях и перечислив смертные грехи, Ульянов, следуя христианской традиции, решил привести пример из жизни. Каждому понятный и от того вопиющий случай антипартийного поведения Завотделом идеологии и пропаганды. Сценическое искусство требовало присутствия не только Преступника, сидевшего в президиуме, но и Жертвы – Айтишницы. И она взошла по ступеням, потупив взор, и заклеймила греховодника, поведав о гнусном замысле соблазнения Вождя, о MINI Cooper, о своем корыстном искушении и бескорыстном раскаянии. Слеза сбежала по щеке, за ней вторая и третья, а язык (теперь уже без шарика пирсинга) сплетал паутину, из которой Завотделом не выбраться. Соседи по президиуму физически отодвинулись от злоумышленника, тем самым дистанцируясь политически. Потом показания давал Вальяжный, сухо, оперативно-грамотным языком. Про вербовку секс-шпионок, воровство партийных денег, создание тайных офшоров, покупку дорогих иномарок. Картина сложилась неприглядная, тишина стояла тотальная.
Желающих высказаться в поддержку Завотделом не нашлось, зато образовалась очередь из ораторов, спешивших осудить давно известные и вновь вскрытые пороки. Правдорубы, по чистому стечению обстоятельств, представляли главным образом ту массу большевиков, что ограничена в доступе к кормушке и желает отодвинуть от нее присосавшихся. Партийные бонзы замерли в ужасе: авторитет Олимпа поколеблен, известный небожитель низвергнут, другие под вопросом. Делать нечего – партийная дисциплина должна быть восстановлена, без потерь не обойтись. Дюбенин обменялся взглядами с Кораблевым, тот согласно приподнял брови. Оставалось похвалить Героя, пожалеть Жертву и поразить молнией Преступника. Драматургии устаревшая, почти древнегреческая, а в самый раз – публику проймет.