"На линии горизонта" - литературные инсталляции, 7 рассказов на тему: такие же американцы люди как и мы? Ага-Дырь и Нью-Йорк – абсурдные сравнения мест, страстей, жизней. "Осколок страсти" – как бесконечный блеснувший осколочек от Вселенной любви. "Тушканчик" - о проблеске сознания у маленького существа.
Содержание:
Диана Виньковецкая - НА ЛИНИИ ГОРИЗОНТА - Литературные инсталляции - Такие же американцы люди как и мы? 1
Ага–Дырь и Нью–Йорк 1
Осколок страсти 10
Тушканчик и я 13
Повар Юрка 15
Донской казак в Вирджинии 20
Пост скриптум 23
Записки из Вандервильского дома 26
Диана Виньковецкая
НА ЛИНИИ ГОРИЗОНТА
Литературные инсталляции
Такие же американцы люди как и мы?
ДИАНА ВИНЬКОВЕЦКАЯ, автор шести книг, лауреат двух литературных премий
"Ай да Дина, Ваша хевра удостоилась шедевра" - Иосиф Бродский, Нобелевский лауреат.
"яркая и трогательная книга" - Сергей Довлатов, Радиостанция Свобода.
"Редко кто писал так живо, выразительно и объективно!" - о. Александр Мень.
"… прекрасная книга - во всех отношениях… это редчайший случай", - Проф. Ефим Эткинд, Сорбонский Университет, Париж.
"Крупное литературное событие… Финальные страницы книги я читал с замиранием сердца". - Проф. В. Дмитриев, Университет Оклахомы, Уорлд Литератор Тудэй.
"…увлёкся. Книга очень важная, очень личная… Переполнена настоящим миром" - Виталий Коротич.
"…понравилось необычайно… о трёх русских судьбах в Америке… о большем: о судьбах внутри Судьбы… - подлинный шедевр" - Проф. В. Дмитриев, Университет Оклахомы.
"… ярко и вдохновенно показана судьба творческой личности" - А. Левенбук, ведущий "Радио–няня"; директор Еврейского Московского театра.
"… книга прелестна и тонка, как и всё написанное Дианой Виньковецкой". - Мирра Борисова, редактор, Мы, Иерусалим.
"…понравилось необычайно… о трёх русских судьбах в Америке… о большем: о судьбах внутри Судьбы. - подлинный шедевр". - Проф. В. Дмитриев, Университет Оклахомы.
"…ярко и вдохновенно показана судьба творческой личности". - А. Левенбук, ведущий "Радио–няня"; директор Еврейского Московского театра.
"Глубокое проникновение в психологию творческого и разрушительного начала в любви. Написано в лучших традициях классической русской литературы". - Ю. Ерёмин, историк, Пушкинский дом, Скт. Петербург.
"Такая как ты Дина на свете одна едина!" - Иосиф Бродский, Нобелевский лауреат.
"…прочёл… и сознаюсь - с изрядным волнением… написано с душевной чуткостью, проницательностью, бесстрашием…" - И. Ефимов, писатель, издатель, Инглвуд, Нью Джерзи.
"Две книги, "Илюшины разговоры" и "Горб Аполлона", должны быть на столе в каждой семье". - С. Лён, академик, Советник Президента Ельцина по культуре.
"Дина, Вы - мастер". - С. Бабёнышева, Зав. редакции "Нового мира".
"Сочетание экзистенциальной глубины Сартра и литературы Гоголя" - В. Навроцкий, писатель, философ. Скт. Петербург.
Илюшины разговоры
Америка, Россия и я
Ваш о. Александр. Переписка с о. Александром Менем
По ту сторону воспитания
Горб Аполлона
Ага–Дырь и Нью–Йорк
Я покинула свою несправедливую страну, перестала быть её подданной, переплыла океан, оказалась на другой стороне Атлантики в Новом свете - в самой демократической стране. Отправилась невесть куда - безвозвратно. Переместилась в пространстве - в новый город, в другой язык, в иную культуру.
- Ну и как? - спросил мой знакомый художник Игорь. Этот незримый разговор происходил где‑то посредине Европы, и я думать не думала, что он расшевелит воспоминания, сравнения и превратится в целое размышление всё на ту же тему: Америка и Россия.
- Нельзя отказать себе в удовольствии движения в направлении к себе, - начала я ответ, затянувшийся на целое повествование, - изменяться в зависимости от опыта - времени - пространства - места твоего обитания, вопреки или вместе с обретением платьев, домов, комфорта. Если же смотреть на Землю со стороны другой звезды, то есть с большой высоты, то результаты таких перемещений вряд ли разглядываются, хотя мне они открыли… Тут голос моего собеседника прервал меня:
- Что "в сущности, весь мир - провинция… а не провинциальна только Библия", и что "мир весьма дикое место", - так ты в "своей" Америке написала. - И стоит ли куда‑то перемещаться? Может, только для того, чтобы ещё раз убедиться, что везде толпы, пыль, сухая земля, неприбранный мусор? И люди везде - ещё люди? И мечутся между Добром и Злом, или скорей всего, как сказал Поэт, между Плохим и Ужасным?
- Вот то‑то и оно, что это я написала после того, как пожила в Америке достаточное время, во всяком случае у меня не хватило бы ни мужества, ни взгляда заявлять такое, если бы осталась в своей земле, - не изжила бы неполноценность перед Западом… И думается, мало бы что рассмотрела кроме привычного. Говорю только о себе. И если теперь я не идеализирую внешние перемещения, то это легко сказать после того, как пыталась столько времени отыскивать то, чего нет… во вне. Ни в "своей", ни в "несвоей" Америке не попалось такого места, где бы возвышался и летал, хотя возвышенная радость может посетить тебя в любом месте, даже в самой заброшенной дырке, в самом "запредельном" углу. Хоть где - в столице, в пустыне, на краю земли может почудиться царство звуков, красок, света, воли, беспредельность; вдруг ощутишь пространство, как свободное дыхание. Миг. И опять же, где бы ты ни находился, прекрасная радость улетает, унося с собой всю многоцветную музыку, - остаётся только одинокий звук твоего несоответствия, нелепости и абсурда - тебя и места. И при невероятном разносе всего что ни есть на свете, при всех крайностях взаимоотношений, эмоциональных всплесках есть удивительно общее между тобой и местом - несоответствие тебя и пейзажа. Это роднит захолустья со столицами, блистательный Нью–Йорк с диким Ага–Дырём, и - тобой.
- И ты не боишься таких слов? Хочешь довести всё до какого‑то общего знаменателя, выровнять, обобщить дырки и столицы? Стереть между ними грань? Поднять Ага–Дырь до Нью–Йорка, или опустить Нью–Йорк до Агадыря? - перебил меня мой собеседник.
- Нет, я только хочу посмотреть: что же за гранью? Что рассмотрится глядя из дырки и что с высоты небоскрёба? Предполагает ли абсурд равновесие? И что из всего этого получится в знаменателе? Что останется в остатке? И какой же это будет остаток? Сопоставляют же самые интеллектуальные представления философов о мире с мыслями и действиями самых "последних" прозаических людей. А бесконечная вселенная любви разбивается на осколки, которые падают на всю землю, и на дырки тоже. И почему бы ни рискнуть весело и грустно объединить органически–необъятный Нью–Йорк и маленькое захолустье по тому вечному, что есть в каждом отдельном человеке? А если заглянуть, что твориться у каждого в душе, то как отличить - кто откуда? Может, только для того, чтобы ещё раз убедиться, что "люди везде - ещё люди, и мечутся между Добром и Злом", - как ты сказал.
- Не абсурдно ли сравнивать такие несхожие места - столицу мира - с самой заброшенной среди степей дыркой, о существовании которой никто и знать не знает? - С оттенком иронии и усмешкой придирался мой художник, а сам, казалось, почему‑то хотел, чтобы я говорила на эту тему. - Урбанистический пейзаж - и степь - ошеломительный контраст. Разница в положении между Агадырём и Нью–Йорком так велика, что какое может быть сравнение? Всем известно, что Нью–Йорк около океана, в дельте большой реки - столица мира, а никому неизвестный Агадырь внутри континента среди степей - дырка, которую на географической карте даже точкой нельзя ограничить - не будет видно. И хотя в Агадыре живут люди, и в Нью–Йорке проживает достаточно многообразное человечество, но внешне это два несопоставимых мира. Что ты придумала?
- В современном искусстве существуют абсурдные сопоставления: в инсталляциях, коллажах, тоже наделённых качествами, которые не могут сочетаться, к примеру, у Дюшана в его знаменитом реди–мейд "Велосипедное колесо" - велосипедное колесо, вмонтированное в табуретку. Колесо и табуретка. А у меня будет - небоскрёб и чум. Юрту–чум можно поставить в небоскрёбе и посмотреть насколько переплетаются небоскрёбы с чумами?
И получится литературная инсталляция. Конечно, меж этими поселениями - пласты геологической истории, но и там и тут есть общее: ущербное и любимое. И везде есть небо.
- Безусловно, чтобы где‑то комфортно жить, нужно что‑то там любить, хоть что‑нибудь одно, по крайней мере. Что ты могла любить в Ага–дыре? Ума не приложу.