При одной мысли о гневе Жана Мишель Орлеанский попятился, вид у него был удрученный. Он несколько раз извинился и пошел своей дорогой, а мы с Беатрис аж покатились от смеха. Давно мы так не смеялись, а ведь какими когда-то были хохотушками. Мне будет очень ее недоставать, когда она сделается камеристкой Клод. При Клод она останется до той поры, пока ей не позволено будет выйти замуж и оставить службу.
Судов на реке было видимо-невидимо, они плыли вверх и вниз по течению. На другом берегу такелажники сгружали мешки с мукой, предназначавшиеся для несчетных кухонь Лувра. Некоторое время мы наблюдали за их работой. Мне всегда нравилось смотреть на Сену - она словно таила надежду на побег.
- Мне надо кое-что рассказать о Клод, - проговорила Беатрис. - Она совершила большую глупость.
Я вздохнула. Меньше всего мне хотелось разбираться в подробностях, но ничего не поделаешь, я мать.
- И что она такое натворила?
- Помните этого художника - Никола Невинного, он еще делает шпалеры для большого зала?
Я следила глазами за солнечными бликами на воде.
- Помню. И что?
- Я их застукала под столом.
- Под столом? Где?
Она смешалась, в огромных глазах мелькнул страх. Беатрис носит изящные наряды, как и все мои камеристки. Но даже тончайший шелк, затканный золотом и украшенный драгоценными камнями, не делает ее краше. У нее живые глаза, но впалые щеки, курносый нос, а кожа идет красными пятнами при малейшем волнении. Сейчас она вся пылала.
- В ее комнате? - предположила я.
- Нет.
- В большом зале?
- Нет.
Ее смущали мои догадки, а меня - ее недомолвки. Я опять бросила взгляд на реку, борясь с желанием на нее прикрикнуть. С Беатрис лучше быть терпеливой.
Неподалеку двое рыбаков, сидя в лодке, удили рыбу. Клева не было, но, казалось, их это не смущало. Они увлеченно переговаривались и над чем-то тихо подсмеивались. Нас они не заметили. И слава богу, а то, узнай они, кто мы такие, принялись бы кланяться, а потом отгребать подальше. Смотреть на радость простолюдинов - в этом есть какое-то особое удовольствие.
- В кабинете вашего мужа, - выговорила Беатрис шепотом, хотя никого, кроме меня, не было поблизости.
- Матерь Божья! - Я перекрестилась. - Как долго они оставались одни?
- Не знаю. Думаю, несколько минут. Но они… - Беатрис запнулась.
Меня так и подмывало ее встряхнуть.
- Они?
- Не то чтобы совсем…
- А ты где была, Господи Боже мой? Чья это обязанность - приглядывать за ней?!
Я намеренно не взяла Беатрис с собой, поручив ей проследить за Клод, дабы не случилось непоправимого.
- Я глядела. Но она обвела меня вокруг пальца, негодница. Послала купить… - Беатрис теребила четки. - В общем, не все ли равно. Но она не лишилась девственности, госпожа.
- Ты уверена?
- Да. Она была раздета не до конца.
- Раздета?
- Только наполовину.
Как бы сильно я ни разозлилась, дерзость Клод отчасти меня подкупала. Не дай бог, они попались бы на глаза Жану - лучше об этом даже не думать.
- И что ты сделала?
- Я выгнала его.
По ее лицу было видно, что это неправда. Никола Невинный, наверное, специально тянул время, издеваясь над Беатрис.
- Что вы думаете делать, госпожа?
- А ты что сделала? Что сказала Клод?
- Я сказала, что вы наверняка захотите с ней об этом поговорить.
- А что она? Умоляла ее не выдавать?
- Нет, - нахмурилась Беатрис, - рассмеялась в лицо и ускакала.
Я заскрежетала зубами. Клод превосходно известно, что ее девственность - величайшая ценность для Ле Вистов и что она обязана сохранить непорочность ради мужчины, который станет ее мужем. Когда-нибудь ее муж унаследует состояние Ле Вистов, а может, еще и титул. Дом на улице Фур, замок д'Арси, мебель, драгоценности, даже заказанные Жаном шпалеры - все достанется мужу Клод. Жан найдет достойную партию, но и Клод не должна ударить лицом в грязь. От нее ожидаются благочестие, почтительность и, само собой, невинность. Если бы ее застукал отец - при одной мысли о подобной вероятности меня охватила дрожь.
- Я поговорю с ней, - сказала я. Злость на Беатрис улетучилась, уступив место негодованию на Клод, которая из-за какого-то пустяка готова была запятнать наше доброе имя. - И поговорю прямо сейчас.
Когда мы с Беатрис вернулись, девочки уже поджидали меня. Малышка Женевьева и Жанна бросились мне навстречу, а Клод сидела возле окна и играла со щенком, держа его на коленях. Она даже не взглянула в мою сторону.
У меня совершенно вылетело из головы, зачем я устроила этот сбор. Но младшие - особенно малышка Женевьева - казались настолько счастливыми, что пришлось выдумывать предлог на ходу.
- Девочки, вы наверняка знаете, что скоро дороги просохнут и мы поедем в замок д'Арси на все лето.
Жанна захлопала в ладоши. Она обожала отдыхать в замке. Носилась как безумная с ребятней из ближайших деревень, почти все время - босиком.
Клод тяжко вздохнула и притянула к себе щенка за голову.
- Я бы лучше осталась в Париже, - пробормотала она.
- Перед отъездом мы справим праздник весны, - продолжила я. - Наденете свои обновки.
У меня вошло в привычку заказывать дочерям и камеристкам наряды к весенним праздникам.
Камеристки заговорили все разом, одна Беатрис молчала.
- А теперь, Клод, пойдем со мной. Я хочу взглянуть на твое платье. Меня беспокоит вырез. - Я подошла к дверям и обернулась. - Мне нужна только Клод, - пояснила я камеристкам, которые было зашевелились. - Мы ненадолго.
Клод закусила губу, но не двинулась с места, продолжая возиться с собакой - то поднимая, то опуская ей уши.
- Либо ты идешь, либо я разорву твое платье собственными руками, - вспылила я.
Камеристки зашушукались. Беатрис взглянула на меня с изумлением.
- Мамочка! - воскликнула Жанна.
Глаза у Клод расширились, лицо исказилось от злобы. Она поднялась, сбросив щенка на пол с такой грубостью, что он даже взвизгнул, и направилась прочь, глядя прямо перед собой. Я последовала за ее прямой спиной через анфиладу комнат, отделяющих мою спальню от ее.
Спальня у Клод меньше, чем у меня, и обставлена скромнее. Безусловно, у нее нет пятерых камеристок, которые проводят здесь бо́льшую часть дня. Камеристкам требуются стулья и стол, подушки, скамеечки для ног, камин, ковры на стенах, кувшины с вином. В комнате Клод все очень просто: кровать, застеленная красно-желтым шелком, стул, туалетный столик да сундук для платьев.
Ее окно выходит во двор, а мое смотрит прямо на церковь.
Клод подошла к сундуку, вытащила новое платье и швырнула его на кровать. С минуту мы обе разглядывали наряд. Платье было просто заглядение - из черного и желтого шелка, разрисованного гранатовым узором. Поверх него надевалось бледно-желтое сюрко. Мое новое нижнее платье покрывал такой же рисунок, только сюрко я заказала из красного шелка. На празднике мы бы составили великолепную пару, хотя в данную минуту я предпочла бы, чтобы наши одежды разнились, дабы не давать повода для сравнения.
- С вырезом все в порядке, - сказала я. - Я хотела поговорить о другом.
- О чем? - Клод встала возле окна.
- Если ты не прекратишь грубить, я отошлю тебя к бабушке. Там тебе быстренько напомнят, как положено вести себя с матерью. - Моя мать выпорола бы Клод за милую душу, не посмотрев, что она наследница.
Слегка помешкав, Клод пробормотала:
- Прости, мама.
- Погляди на меня, Клод.
Она подняла свои зеленые глаза, в которых читалось скорее смущение, нежели злость.
- Беатрис мне все рассказала.
- Предательница. - Глаза Клод округлились.
- Ничего подобного, она поступила совершенно правильно. Она пока еще моя камеристка и обязана выказывать преданность. Но дело не в ней. У тебя вообще голова есть на плечах? Да еще в комнате отца?
- Я хочу его, мама. - Лицо Клод просветлело, как будто на нем бушевала гроза, а потом налетел ветер и разогнал тучи.
- Не говори ерунды, - фыркнула я. - Что ты об этом знаешь?
Тучи опять сгустились.
- А что ты знаешь обо мне?
- Я знаю, что тебе не к лицу путаться со всякими проходимцами. Художник не многим высокороднее крестьянина!
- Неправда.
- Разве тебе не ясно, что ты выйдешь замуж за человека, которого выберет отец, - дворянина, достойного породниться с дворянской дочерью. Ни к чему ломать себе судьбу из-за художника или кого-то там еще.
На лице Клод появилась гримаса отвращения.
- Я не обязана походить на старую высушенную грушу только потому, что вы с папой не делите ложе.
Меня так и подмывало ударить ее по пухлым красным губам так, чтобы из них потекла кровь. Я сделала глубокий вдох.
- Доченька, похоже, это ты меня совершенно не знаешь. - Я распахнула дверь. - Беатрис!
Я крикнула очень громко - на весь дом. Мой крик наверняка слышали дворецкий в кладовых, повар на кухне, конюший в конюшне, служанки на лестнице. Если Жан дома, он, несомненно, тоже слышал, сидя у себя в кабинете.
Наступила тишина, более напоминающая кратковременное затишье перед вспышкой молнии и ударом грома. А затем дверь в соседнюю комнату рывком распахнулась и вбежала Беатрис, за ней - камеристки. При виде меня Беатрис сбавила шаг, а камеристки застыли как вкопанные на равном расстоянии друг от друга, точно жемчужины на нитке. В дверном проеме встали Жанна и малышка Женевьева, заглядывая внутрь.
Я схватила Клод за руку и грубо подтащила ее к дверям, так что она очутилась лицом к лицу с Беатрис.