- Мои знакомые, которые видели, как ты меня тогда на поезд сажал, потом спрашивали: "Это кто был? Он тебе друг? Любимый? Родственник? Гуру? Кто он тебе?" - говорила, вставляя ключ в скважину. Замок скрежетал: - Я им отвечала: "А всё сразу". - Подтягивая на себя дверь, обернулась, смотрела чётко мне в глаза и говорила в тот момент только для меня - больше потом никогда со мной не разговаривала: - Ну ведь так и есть, - и глаза закончили: "Ты знаешь".
Да, так и есть. И мы это обе знаем. Но раз это так, раз для нас обеих это так, почему нельзя нам быть друзьями, почему мы не понимаем друг друга, а ведём себя так, будто нам есть что делить, будто у нас есть что-то, что можем мы потерять? Нет, ни у кого из нас ничего нет, а Гран - это вольный странник, и если он вдруг пустит корни, я первая не захочу такого Грана знать.
Сашка Сорокин стал мне спасением. Он появился на мобильнике Грана так неожиданно, как появляются только с трассы. Тут же идём его встречать. Они идут, а я несусь со всех ног и прыгаю ему на шею, трусь о ежастую, рыжую щёку.
- Ой, ой, Мелкая, потише, я упаду.
Он качается под рюкзаком. Бессонный, пыльный, от него пахнет Якиманкой и трассой - точнее, пивом и сигаретами, но это одно и то же.
Гран с Настей подходят с достоинством. Сашка, чуткий к чужим настроениям, становится тоже манерным и пожимает им руки. Идём в квартиру неспешно, а я кручусь вокруг него, как собачка, приговаривая:
- Наконец, наконец ты приехал, я тебя ждала, так ждала, а тут творится такое, ну да ты увидишь, ты всё сам поймёшь.
Небритый, с голодухи от еды опьяневший, Сорокин сидит, сутулясь, на кухне и взахлёб рассказывает о своих трассовых мытарствах. Даже ушные раковины старушки притихли: ей Сашку и из комнаты хорошо слышно, так громко и вдохновенно он говорит.
Через месяц, когда мы потеряемся и нас уже будут искать, эта старушка расскажет милиции, что мы наверняка секта, а тот рыжий и небритый у нас за старшего, потому что мы его несколько дней ждали и всё это время молчали.
- Гран, скажи, куда мы идём?
- Я уже говорил тебе, Мелкая: мы идём туда, где есть сила.
Если бы они хоть что-то друг другу сказали! Но они молчат. Точнее, они всё время о чём-то говорят, но всё это ерунда: они ни разу не сказали ничего важного, такого, чтобы стало ясно, почему мы с Сашкой делим их по палатках - я живу с Граном, Сашка - с Настей.
Они смотрят так, будто раньше знали кого-то другого, ждали кого-то другого, но вдруг их друг другу подменили. Смотрят так, будто не могут понять. Получается, что понимаем только мы с Сорокиным, но молчим, потому что они молчат тоже.
Какие они были раньше - он и Настя, - что были они друг для друга, я могу только догадываться, читать в их взглядах, в их настроении и молчании. Иногда думаю, могла бы я что-то сделать, если бы знала наверняка. Но я не знаю, а потому всё, что мы с Сорокиным можем теперь - просто быть и идти на волшебное наше Озеро. Эту роль мы выполняем безупречно.
Что значит - заблудиться в лесу, - я раньше представить себе не могла. Да и сейчас не понимаю, как это так: мы заблудились. Идём-то всё время по тропе. Ну и пускай, что она порой исчезает и Сорокин с Граном затевают спор, ходили ли тут когда-нибудь люди или тропа это звериная. Ну и пусть, что ни одного человека за всё это время не встретили. Ничего страшного с нами не происходит, и если есть что-то, отличающее наше движение от обычной прогулки, так только само чувство, нериятное и давящее: мы заблудились, мы не знаем дороги.
И лес оттого становится более мрачным, близким и равнодушным к нам. Он обступает, нарастает со всех сторон, и кажется, что он специально расступается перед нами, чтоб манить вперёд, всё дальше и дальше, а обернёшься назад - и не увидишь своих следов: тропа за спиной заросла уже лесом.
Всё мерещится вокруг, кажется; и я могу уже поклясться, что вижу в живую лицо бородатого старика. Оно проступает в каменном профиле гор, в изгибе реки, в рисунке коры, в причудливо запёкшейся на тропе грязи. Его шапка оторочена мехом, большие губы утопли в усах, брови лезут на глаза, мясистый нос, а в ушах - большие берёзовые кольца.
Я увидела его впервые, в задумчивости приглядевшись к сплетению жил в камне, большом, белом, узорчатом камне, который оставался прохладным и немного влажным на самом солнцепёке. Лицо проступило, стало чётким и, даже отвлёкшись, я тут же обнаружила его вновь, так естественно складывались линии в образ. Теперь встречаю везде, стоит только вглядеться.
Сидим молча у костра. Сушим вещи над огнём, а сверху то и дело принимается дождь. Но для нас даже слегка тёплая одежда - благо. Ледники дышат холодом, но они по-прежнему далеки. Как и Озеро. Гран сегодня сосредоточен и по дороге часто оглядывался, куда-то всматривался. Я понимала: он ищет знаки, почему мы не можем найти верный путь, что мешает нам.
- Эти горы полны духов, - говорит вдруг, глядя в костёр.
- Добрых или злых? - спрашивает Настя.
- Не бывает добрых или злых духов, - отвечает. - Они хозяева этого места, а мы гости. Нам надо это сознавать и вести себя соответственно.
- Я знаю, - вставляет Сашка. - Тут лешаки есть. Они мне ягоды и грибы показывают.
- Ты к ним с уважением относишься? - спрашивает Гран.
- Да, я их благодарю всегда.
Это была сущая правда: я сама видела, как Сорокин раскланивался за каждый гриб.
- Угу, - кивает Гран и замолкает. Мы все понимаем: он нас сюда привёл, только он может вывести.
Ночью снится сон: над палаткой склонилось дерево. Склонилось и бормочет. Огромная, разлапистая ель. В облике начинают прорисовываться уже знакомые черты - стариковские, голова в шапке, с заросшим лицом и оттянутыми серьгами мочками.
- Горы водят, - слышу. - Водят горы. Ветви плохо связаны, рассыпаются. Цели нет единой, разумения. Дать ничего не можете, а получить хотите. Горы водят.
- Водят вас горы… горы водят… - бормочу и просыпаюсь, потому что Гран трясёт за плечи, светит в лицо фонариком. Я ещё расслаблена, плохо соображаю, а он трясёт:
- Говори: кто ты?
- Да ты чё - это я! - отмахиваюсь.
- Кто был? С кем ты говорила?
- Да сон был, сон!
Его лицо твёрдое, почти жестокое, будто он только что упустил кого-то, кого долго выслеживал. Мне становится не по себе. Рассказываю сон - не так-то много.
- Да, я понял. - Задумывается. - Да… Да. Я понял. - Поднимает лицо вверх и говорит кому-то, кого нет в палатке: - Спасибо. - Выключает фонарик и снова зарывается в спальник.
Стоим под огромной лиственницей. Она растёт над обрывом, одна, под её ветвями - поляна. Замечательная поляна, чтобы поставить пару палаток. Пока нет дождя, разводим костёр.
Несколько дней как не слышим шума реки. Той, что вела нас к волшебному Озеру.
- Ну что, Гран, когда мы придём? - спрашивает Настя с вызовом.
- Когда изменимся.
- Как изменимся?
- Перестанем себя вести по-старому и станем другими.
- А как мы себя ведём?
- Неправильно. Мы загадываем вперёд, чего-то ждём и надеемся.
- А как же быть?
- Надо быть здесь и сейчас. Радоваться тому, что вокруг нас, что с нами происходит.
- Ах, Гран, у меня не просыхают ноги, мы ночи напролёт мёрзнем, засыпаем на рассвете, потом тащимся неизвестно куда, едим эти гадкие болотные грибы, как можно этому радоваться?
- А ты радуйся! Воспринимай всё как испытание, как урок, и радуйся, что у тебя есть возможность меняться.
- Гран, ты только болтаешь, а я мёрзну на самом деле и мне действительно всё это надоело! Ты всё учишь, а от этого ничего не меняется, и мы вообще непонятно уже куда идём!
Что произошло потом, не успели заметить ни я, ни Сорокин. Во время разговора мы пытались не смотреть в их сторону, пытались быть как можно тише и варить нашу кашу. Мы заметили только, что Гран как-то наскочил на Настю, и та отпрянула, будто отлетела, к лиственнице. Лицо у неё было испуганное, а Гран уже спокойно вернулся к костру.
- Ты права, - сказал он ровным голосом. - Слова мало меняют человека. Дзенские учителя недаром носили палки.
Я думала, что Настя крепко обидится. Но она вернулась и вела себя так же, как мы, а мы делали вид, что ничего не случилось.
Потом он ударит Сорокина за то, что тот в упоении от найдённых рыжиков заболтался, как с ним обычно бывает, историями, что случались с ним, когда он ходил за этими самыми рыжиками. Насте достанется ещё раз потому, что она отказывается снимать очки, хотя понимает, что они ей ни к чему, а глазам нужен отдых. После этого без очков останется и Сашка. Я получу несильный пинок потому, что буду самозабвенно рассуждать о гаданиях на картах таро и кофейной гуще. Я соображу, что это пустой трёп, и с Граном соглашусь.
Мы притихнем, станем строже и будем следить за своими словами и действиями. Вдруг хотя бы это приблизит к нам Озеро.
- Гран, хочешь, я тебе всё-всё о ней расскажу?
- Ну расскажи, Мелкая.
- Вы познакомились на дороге. Точнее, вас познакомила дорога. Где-то здесь, в этих краях. И оба пошли на Запад. Правильно я вижу?
- Ну, пока получается.
- Ваша трасса была лёгкой и быстрой, ты учил её понимать уроки, которые даёт дорога, и видеть знаки вокруг. В городах ты показывал ей, как правильно ходить задом наперёд и разглядывать на асфальте тени. Так?
Он улыбается.
- Потом вы пришли в город, где живёшь ты. И ты пустил её в свой дом. Она жила достаточно долго, чтобы к тебе привыкнуть и привязаться, узнать твои слабости, запомнить твои предпочтения. Была уже осень, идти на трассу не хотелось, так?