- Мы сочли, что тебе будет любопытно, Тугай-бей. Этот старик стоял в еврейском молельном доме и что-то говорил своим. Туда зашел всего один гайдук с саблей. Ему никто не мешал, и он - один (видел это собственными глазами!) - перерезал не меньше ста человек. Это был сильный гайдук, но даже он устал в конце. Я подумал, что тебе, мурза, будет интересно узнать, что говорил этот старик, и, хвала Аллаху Всемогущему, старик этот понимает наш язык. Он сказал, что уговаривал евреев не сопротивляться. Я привел его повеселить тебя, мурза, но если ты хочешь, я его зарежу прямо сейчас.
Татарин выхватил кинжал из-за пояса, показывая всем своим видом, что готов выполнить любую волю господина.
Тугаю стало приятно.
__ Ты молодец, воин. Ты все сделал правильно.
Он с любопытством осмотрел старика.
- Твои братья смело сражались здесь, они неплохо знают военное дело, не хуже поляков. Зачем ты дал их перерезать?
Молчание.
- Мне сказали, что ты говоришь на нашем языке. Или меня обманули?
- Я говорю на всех языках, - ответил раввин.
Тугай усмехнулся.
- Ты на самом деле говоришь на всех языках, старик? Или ты смеешься надо мной?
Спросил по-турецки. Старик также по-турецки ответил:
- Я не лгу тебе. Я действительно говорю на всех языках.
Действительно, говорит. Тугай снова перешел на татарский. Кроме турецкого, других языков он не знал.
- Ну так зачем же ты уговаривал евреев не сопротивляться и не просить пощады? Мы могли бы сохранить им жизнь.
Старик молчал.
- Я спросил тебя, старик!
Тот поднял полные тоски глаза с кровавыми пятнами на белках:
- Зачем им такая жизнь, мурза Аргын Тугай-бей?
- Откуда ты знаешь мое имя? Ах, да, мой человек обратился ко мне по имени…
Старик покачал головой.
- Нет, мурза. Я знаю про тебя не от твоего человека. Я знаю, что тебе и только тебе обязаны казаки победами у Желтых вод и Корсуни, я знаю, что тебя послал твой хан Ислам Герай, и послал не для того, чтобы помочь православным вернуть церкви, которые у них отобрали евреи, как тебе рассказывал Хмель. Вы пришли за добычей. А еще тебе очень хотелось хотя бы разок увидеть хвосты лошадей непобедимой польской конницы, ты хотел насладиться тем, как они убегают от тебя, и тебе это удалось. Но это был последний раз, мурза из рода Аргын. Больше тебе этого не увидеть.
Тугай-бей всмотрелся в лицо старика. Слышать эти слова было неприятно, однако он сдерживал себя, потому что знал, что старик этот уже мертв.
- Ты пророк? Тебе дано предвидеть будущее?
- Да.
Тугай рассмеялся:
- Один Аллах видит будущее! Никто из смертных, даже если он еврейский мулла, - язвительно сказал он, - не может знать будущего. Чем ты можешь подтвердить свои слова, старик?
- Ничем.
Тугай отмахнулся было, однако беседа его развлекала.
- Ты еще и лжец. Но ты же понимаешь, что это тебя не спасет, правда?
- Я не лжец, - с трудом сказал, как выдохнул, старик.
- Как твое имя?
- Зови меня реб Шимшон, мурза.
- Хорошо, реб Шимшон, - усмехнулся Тугай. - Что ты говорил своим собратьям, реб Шимшон, что они дали себя убить как скот, без сопротивления?
- Я боюсь, тебе будет трудно понять это.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что я глуп?
- Вовсе нет, мурза Тугай, это было бы неправдой, ты не глуп. Дело не в этом.
- А в чем?
- Для этого тебе надо знать наше учение, но ты в него не веришь.
- Так испытай меня, - усмехнулся Тугай.
Его воины вязали пленников, добыча была малочисленной, да и некачественной - одни евреи, но это лучше, чем ничего. Так что можно было и развлечься перед длинной дорогой в Крым.
Реб Шимшон снова внимательно посмотрел на татарина:
- А ты уверен, мурза Перекопа, что готов меня выслушать? После этого твоя жизнь уже никогда не будет такой, как раньше.
"Ах ты, прыщ гнойный! - хотел воскликнуть Тугай-бей. - Уж не смеешь ли ты мне угрожать?!" Но вовремя остановился. Это не было угрозой. Это действительно был вопрос, причем вопрос, требовавший ответа. А Тугай вдруг неожиданно замешкался: иди знай, что имеет в виду этот еврейский колдун? И впервые почувствовал страх. Не тот страх, который бывает в битве, когда вдруг все становится необыкновенно ясным, время останавливается, и ты видишь полет стрелы, а противнику нужна целая минута, чтобы замахнуться на тебя саблей. Но тоскливый незнакомый страх, от которого подступала нестерпимая рвота, как от гнилой конины. Все естество бея кричало: не хочу знать, не надо! Но он был воин и был мурза, значит, он не мог быть слабым, значит, его воины не должны видеть, что он испугался какого-то полусумасшедшего неверного.
- Ты наглец, раввин! Но я на тебя не сержусь. Да, я готов услышать ответ. Вот только прежде, - малодушно заторопился Тугай, боясь, как бы старик не открыл рот раньше времени, - расскажи мне, как ты можешь знать то, чего не может знать никто?
Тугай дал знак толстому воину отпустить кафтан старика отчего тот сразу обмяк и, как-то сложившись, рухнул на землю. Долго и тяжело дышал, потом полусел-полулег. Стража переглянулась. Толстяк попробовал поставить старика на колени, как и положено, но ноги раввина уже не держали, и он опять сполз набок. Тугай махнул рукой: оставь. Так было даже забавней: возвышающийся на коне военачальник и поверженный в прах побежденный.
- Видишь ли, мурза, - с видимым трудом начал старик. - Нас многие ненавидят, потому что боятся. Ты улыбаешься, и ты прав: как можно нас бояться, ведь мы самый гонимый, самый забитый и самый несчастный народ? Мы рассеяны по всей земле, у нас нет своей страны, а та, что была когда-то нашей, - теперь самое проклятое место в мире, все приходят туда как завоеватели, а остаются жить как нищие, проклиная тот час, когда забрали себе эту землю. Мы богатеем самым низким ремеслом - давая деньги в рост и собирая арендную плату, а если занимаемся ремеслами, то с трудом можем прокормить свои семьи. Наши жены сварливы от непосильного домашнего труда, а наши дети вечно напуганы возможными бедами. Нас презирают за нашу веру, которая больше запрещает, чем разрешает. Нас убивают за то, что мы не будем есть нечистую пищу, и мы на самом деле скорей готовы умереть, чем оскверниться, но это не вызывает уважения, а лишь добавляет отвращения к нам. Мы отличные воины, но никогда не воюем. Мы прекрасные земледельцы, но не сеем и не пашем. И все наше существование в этом чудовищном мире подчинено одному: выжить.
Но нас всё же боятся. Боятся смертельно, потому что нам ведомо то, чего не знает никто. И поэтому нас убивают и будут убивать, ибо человеку свойственно убивать то, чего он боится. Человек думает, что таким образом он уничтожает страх. Но убивает он свой страх только в этом мире, а этот мир - лишь малая часть мира большого. И не самая существенная часть, мурза.
Старик перевел дух. Длинная речь утомила его, но он продолжал:
- Поэтому мы умирать не боимся. И предпочтем смерть осквернению. Потому что смерть - только миг, а осквернение может грозить вечностью, и это намного серьезней, чем ваши глупые стремления вкусно поесть, крепко поспать и сладко совокупиться. И поэтому вы боитесь нас, боитесь и презираете, потому что мы знаем то, чего не знаете вы. И никогда не узнаете.
- Ты слишком нагл для старика, жизнь которого я могу оборвать в любой момент, - высокомерно произнес Тугай-бей. На самом деле ему было страшновато и нестерпимо хотелось узнать то, чего все нутро так же нестерпимо знать не хотело. - Но я дам тебе договорить до конца, потому что ты забавляешь меня. Мне тоже хочется увидеть то, что скрыто, но берегись, если ты меня обманываешь!
- Ну, сам подумай, перекопский мурза из древнего и знатного рода Аргын, зачем мне тебя обманывать? Какой смысл? Жизни моей не спасет уже ничто.
Бей удовлетворенно кивнул. Действительно, еврейский мулла говорил правильно, в живых Тугай его не оставит ни при каком раскладе.
- Вы не узнаете всего того, что знаем мы, потому что вы не читаете наших священных книг. Впрочем, вы вообще никаких книг не читаете. Как и ваши сегодняшние друзья казаки. Вы только слушаете своих мулл и попов, а они и сами толком ничего не знают. В наших святых книгах важна каждая буква, важна каждая черточка, написанная остро отточенным пером специально обученного человека, хорошо знающего, где нажать на пергамент посильней, а где и послабей. Но вы ленивы и нелюбопытны, вы привыкли свято верить тому, что вам говорят, а не тому, что вам дал Всевышний. Вы не знаете нашего языка, поэтому вы не можете понять смысла букв и их соединений. Вы ищете простые значения, а не проникновение в суть. Но, впрочем, так было и так будет, тут ни ты, мурза, ни я, старый раввин Шимшон, ничего изменить не сможем.
Я с трех лет, с того момента, как мне показали и заставили выучить буквы нашего алфавита, древнейшего на земле, изучал святые книги. Знаешь, Тугай, почему евреи так рано женятся? - неожиданно спросил раввин.
- Почему? - заинтересованно прошептал Тугай, наклоняясь к луке седла.
- Чтобы ничто не отвлекало от учебы. Вы гонитесь за наслаждениями, меняя женщин, пока не убеждаетесь, что все это - суета и все женщины по большому счету похожи друг на друга, так что, познав одну, ты познаешь их всех. Мы это знаем с самого начала, поэтому женимся, как только наше тело способно принять наслаждение женщиной. И тогда ты можешь весь отдаться поиску главного наслаждения - наслаждения откровением истины.
- Мне не нравится такая жизнь, - хмыкнул Тугай-бей. - Женщины такие разные, но тебе, старик, уже не узнать, чем славянка отличается от турчанки, спорить не буду, продолжай.