Леонид Аркадьевич вернулся назад, опять вальяжно расположился в кресле, но настроение отчего-то было уже вконец испорчено. Нет-нет да и все-таки он поглядывал в сторону балкона. Мешало дурацкое ощущение, что кто-то все же там побывал и, может быть, даже сейчас смотрит на него с той стороны темного стекла. Он решил, что надо будет непременно застеклить балкон.
А пока что на всякий случай нужно принять некие превентивные меры. Фонарь хоть и светит, но толком в этой вечерней тьме сейчас все равно ничего не разглядеть. Мало ли, может, на балкон крысы как-то пробираются. По каким-то своим неведомым ходам. За свою бытность на санэпидемстанции Леонид Аркадьевич чего только не насмотрелся, знал, на что эти сволочные крысы способны.
Рассудив таким образом, он допил коньячок, сладко зевнул и, выключив телевизор, все той же шаркающей походкой отправился на покой.
Уснул Леонид Аркадьевич довольно быстро. Сон был плохой. Ему приснилась жирная мерзкая крыса, больно кусавшая ему ноги.
На следующее утро еще перед уходом на работу Леонид Аркадьевич тщательно осмотрел балкон. Никаких дырок он в стене не обнаружил.
Тем не менее после работы заглянул в большой хозяйственный магазин, который ему очень нравился.
Магазин этот был крайне полезный, в нем всегда оказывалось возможным приобрести различные интересные и облегчающие жизнь вещи.
Леонид Аркадьевич выбрал две крысоловки и на всякий случай дополнительно купил еще несколько зеленых кубиков крысиного яда, почему-то, судя по этикетке, выпущенного в Бельгии.
Странно, кстати, что в Бельгии оказалось столько крыс, он был лучшего мнения об этой стране.
Дома Леонид Аркадьевич вдумчиво разместил крысоловки на балконе, разбросал вокруг кубики. Теперь наконец можно было спокойно отдохнуть.
Но из отдыха, впрочем, опять ничего не вышло. Не успел он разместиться в кресле, как буквально через две минуты по темному стеклу вновь бесшумно проскользнула неясная тень.
Он напрягся, прислушался, полагая, что вскоре услышит отчаянный писк попавшейся крысы. Однако писка не было.
Что-то тем не менее присутствовало на балконе, периодически мелькало за стеклом, однажды даже отчетливо прошелестело там. Он, безусловно, чувствовал чей-то упорный, раздражающий его взгляд.
В течение вечера Леонид Аркадьевич четыре раза открывал балконную дверь, но заботливо заправленные (одна кусочком сыра, другая - колбасой!) крысоловки оставались нетронутыми.
Вконец издергавшись, он в сердцах зашторил окно и пошел спать.
Однако спал Леонид Аркадьевич в эту ночь совсем уже отвратительно.
Долго и изнурительно ворочался, дважды (в два часа ночи и в половине пятого!) писал в баночку, причем не столько потому, что крепко спал и не хотел просыпаться, сколько просто оттого, что было мучительно вылезать из теплой постели, думая о том, что там, на балконе, кто-то может быть.
Утром первым делом Леонид Аркадьевич раздвинул шторы и через стекло осмотрел балкон.
Все было по-прежнему. Правда, ему показалось, что один из ядовитых зеленых кубиков сдвинут с места, он вроде бы положил его не совсем туда, но уверенности не было.
В таком разбитом, раздерганном состоянии Леонид Аркадьевич отбыл на работу.
Там, правда, в течение дня он понемногу успокоился. Все шло как обычно, просителей было много, завтра надо опять идти в банк, относить в сейф очередную порцию ловко заработанных за прошедший месяц денег.
Понемногу Леониду Аркадьевичу стало ясно, что его одолевают какие-то мнимые тревоги. Кубик этот зеленый он просто забыл, куда положил, вот и все. Переутомился, потому и мнится всякое.
Видимо, все-таки все пертурбации с разводом и переездом не прошли бесследно.
А чего тут удивительного!
Он все же живой человек, переживает по любому поводу, хоть и держится бодрячком. Главное, не поддаваться, не идти на поводу у пустых страхов.
Вопреки первоначальному плану Леонид Аркадьевич позвонил Колышкиным, подозвал к телефону Шуру и договорился с ней, что она придет к нему в первый же выходной.
Тут же выяснилось, что выходной у нее завтра.
Ну что ж, завтра так завтра. Это даже хорошо, что она так скоро появится. Убраться как следует не помешает. Леонид Аркадьевич хоть и очень аккуратен, но пыли уже везде набралось достаточно.
И пусть заодно как следует вымоет балкон. Чтобы уж наверняка!
А потом он угостит ее чаем с немецким печеньем. И тогда уж перейдет к делу. Предложит ей целых шестьсот дополнительных рублей.
Леонид Аркадьевич удовлетворенно улыбнулся при мысли о том, как будет славно, когда крепко сбитая, широкозадая Шура ему даст, и остаток дня пребывал уже в своем обычном жизнелюбивом настроении.
Дома он был по-прежнему настроен по-боевому. Мельком, через оконное стекло, взглянул на балкон, убедился, что там все без изменений, и, напевая привязавшуюся непонятно откуда "Беса ме мучо", ушел на кухню. Там Леонид Аркадьевич занялся приготовлением ужина и в комнату вернулся только, когда за окном уже опять стало совсем темно.
Он подавил в себе поползновение зашторить балкон, решил проявить силу воли. Вновь вольготно расположился в кресле, выпил коньячку и стал смотреть по телевизору свою любимую юмористическую передачу "Городок".
Обычно Леонид Аркадьевич в эти моменты хохотал до слез, веселился с чисто детской непосредственностью. Сегодня, однако, он только изредка хихикал, да и то как бы стесняясь. Что-то все же беспокоило его, не давало полностью расслабиться.
А когда по экрану поползли финальные титры передачи, Леонид Аркадьевич вдруг ясно почувствовал на себе чей-то взгляд. Кто-то пристально наблюдал за ним из заоконной темноты.
Леонид Аркадьевич отреагировал не сразу. Некоторое время он еще якобы следил за титрами, чтобы усыпить бдительность наблюдавшего, а потом резко повернул голову. И тут же увидел, как по стеклу промелькнула тень.
Всякие сомнения отпали. На балконе кто-то был, и этот кто-то сейчас смотрел на него оттуда, с той стороны темного стекла.
Сердце у Леонида Аркадьевича провалилось куда-то вниз, пальцы похолодели.
Но он все же пересилил себя, медленно, стараясь не спугнуть смотрящего, потянул рычаг, убрал подножку, затем встал с кресла и осторожно всунул ноги в шлепанцы.
После чего, по-прежнему пытаясь не делать резких движений, Леонид Аркадьевич нагнулся, взял прислоненную к камину кочергу, крепко, до боли, сжал ее в руке и только тогда вдруг стремительно рванулся к балкону с твердым намерением раз и навсегда разобраться с непрошеным гостем.
Но то ли из-за того, что он поспешил, засуетился, то ли потому, что привык дома шаркать ногами, но Леонид Аркадьевич на бегу внезапно запутался тапком в длинной бахроме ковра, потерял равновесие и, нелепо взмахнув руками, всем телом по инерции рухнул вперед.
При этом каминная кочерга, опередив его падение на долю секунды, с размаху ударила по балконной двери, разбив стекло вдребезги. Верхняя часть, правда, все еще держалась, но ниже зияла огромная дыра.
Упав, Леонид Аркадьевич головой перевесился на балкон и уткнулся носом прямо в затвердевший кусочек сыра, укрепленный им в крысоловке еще вчера вечером. Крысоловка сработала моментально и сильно щелкнула его по голове, но Леонид Аркадьевич совершенно не почувствовал этого.
Он вообще уже ничего не способен был чувствовать. В горло его глубоко воткнулся торчавший, как гигантский зуб, острый кусок разбитого стекла, мгновенно пропоровший шею и разрезавший сонную артерию.
Серая уличная ворона, свившая себе гнездо в ветвях растущего напротив дерева, внезапно с любопытством завертела головой. Что-то ярко блестело на балконе в свете уличного фонаря.
Это была позолоченная ручка валявшейся в луже крови кочерги. Но ворона об этом не знала. Она распахнула крылья, поднялась в воздух и сделала пару кругов над балконом, всматриваясь в заинтересовавший ее предмет.
Летая, она дважды пересекла луч света, падавший от фонаря, и всякий раз по той части стекла, которая еще держалась в оконной раме, бесшумно скользила ее большая зловещая тень.
Филимонов
Филимонов проснулся и сразу насторожился. Пока глаза постепенно привыкали к полумгле, он сумел осознать, что его так озаботило. Это была необычная тишина, от которой он полностью отвык за последние полтора года.
До дна ямы, в которой он находился, сверху сейчас не долетало ничего, ни один знакомый звук. Не было гортанных выкриков, шума мотора подъезжающей или, напротив, отъезжающей машины, не было выстрелов или взрывов, даже пения птиц и то не было слышно.
Похоже, что бой, который, не затихая, шел наверху в течение двух суток, наконец прекратился. Кто в нем победил, пока что оставалось полнейшей загадкой.
Если бы победили наши, пытался рассудить Филимонов, то его бы уже давно освободили. С другой стороны, если бы победили чеченцы, то о нем бы вспомнили и накормили его.
В животе мучительно засвербило. Последний раз он ел позавчера, ему сбросили полиэтиленовый мешок. В мешке оказалось немного мяса, хлеба, сыра и пластиковая бутылка с водой.
А вчера ему так ничего и не дали, хоть он и кричал несколько раз, пытался напомнить о себе. Но наверху все время трещали выстрелы, так что он понимал, что там было не до него.
Целый день вчера Филимонов ждал, волновался, но в конце концов утомился, свернулся в калачик и уснул.
Сейчас, проснувшись, он внимательно вслушивался в тишину, пытаясь уловить в ней хоть малейший намек на жизнь.