- Хорошего всем дня! - заведующая отделением встала и встретилась взглядом с пристально и немного недоуменно смотревшим на нее Моршанцевым. - Одну минуту! Познакомьтесь с нашим новым врачом, Дмитрием Константиновичем Моршанцевым. Дмитрий Константинович закончил ординатуру по сердечно-сосудистой хирургии в институте Вишневского…
- А что там не остался? - спросила бледная носатая женщина с капризно выпяченной нижней губой.
- Вас забыл спросить, Маргарита Семеновна! - ответила вперед Моршанцева заведующая отделением. - Прошу всех помочь Дмитрию Константиновичу поскорее освоиться. Дмитрий Константинович, сегодняшний день вы проведете с нашей старшей сестрой Аллой Анатольевной. Она познакомит вас с отделением и с институтом, а завтра уже вами займусь я…
- А какие палаты я буду вести, Ирина Николаевна? - спросил Моршанцев.
- Вы неправильно ставите вопрос! - нахмурилась заведующая. - Сначала я должна убедиться в том, что вам можно доверить больных, пусть даже и под присмотром, а потом уже вы получите палаты. Если получите. У нас - отделение интервенционной аритмологии, а не терапия в скоропомощной больнице, где к больным пускают кого попало!
Можно было возразить, что терапия в скоропомощной больнице - это не какой-нибудь санаторий, а хорошая, настоящая кузница кадров. Чего только не увидишь в таких отделениях, каких только диагностических поисков не проведешь. Моршанцев пошел учиться на врача по призванию, а не из каких-то иных соображений (хотя надо признать, что фактор престижности профессии тоже им учитывался), на старших курсах дневал и ночевал в стационарах, стремясь все увидеть и всему научиться, и элитарного презрения к обычным больницам разделить не мог. Но возражать, тем не менее, не стал - велик был риск превратить первый рабочий день в последний.
Алла Анатольевна, улыбчивая энергичная толстушка позднего бальзаковского возраста, первым делом отвела Моршанцева к сестре-хозяйке - приодеть. Затем усадила в своем маленьком кабинете, вручила чистый блокнотик из самых дешевых и начала вводить в курс дела, попутно занимаясь своей повседневной деятельностью.
По идее, работа всех медицинских учреждений организована по единому стандарту, но это только по идее, на первый взгляд. В каждом стационаре, в каждой поликлинике существуют свои, особые правила и порядки, начиная с того, как приглашаются к больным консультанты, и заканчивая нюансами распределения обязанностей во время дежурств.
Моршанцев слушал, исправно мотал сведения на несуществующий ус, то и дело черкал в блокнотике. Когда Алла Анатольевна выходила по делам, он читал различные инструкции и приказы, папки с которыми стояли рядом в шкафу, - даже вставать не надо, только руку протяни.
В половине второго Моршанцева отпустили пообедать.
- Отдохните, Дмитрий Константинович, подкрепитесь, а потом я расскажу вам самое главное, - сказала Алла Анатольевна.
"Самое главное" заинтриговало, поэтому Моршанцев пообедал быстро, за десять минут. На дорогу до столовой и обратно плюс стояние в длинной, но быстро движущейся очереди ушло вдвое больше времени. Вернувшись в отделение, он застал старшую медсестру за чашкой растворимого кофе и хотел было деликатно подождать в коридоре, но Алла Анатольевна махнула рукой, приглашая заходить. От предложенного кофе Моршанцев отказался. Не из стеснительности, а потому что не признавал никакого кофе, кроме молотого, крепчайшего, приготовляемого из расчета две полных "с горкой" ложки на чашку. Если кофе для язвенника яд, так пусть этот яд будет полноценным, а не какой-нибудь сублимированной бурдой. "Моршанцев - ты перфекционист!" - осуждающе говорила бывшая подруга Жанна. Моршанцев в ответ улыбался, разводил руками и говорил, что он таков, какой есть, и меняться уже поздно. Когда-то поначалу Жаннина критика умиляла, "критикует - значит, я ей небезразличен", думал Моршанцев, но со временем постоянные нападки начали утомлять и послужили одной из причин для расставания. Другой причиной стала избыточная любвеобильность подруги. Моршанцев не был ханжой, но и не считал возможным делить любимую женщину с кем-то еще. Под "кем-то еще" с учетом Жанниного романтического энтузиазма вполне можно было подразумевать не одного человека, а целую группу товарищей.
- Институт у нас особенный, - начала Алла Анатольевна. - Другого такого нет не только в России, но и в Европе…
"Рекламная пауза, - подумал Моршанцев. - Все верно - новичок должен проникнуться величием и осознать сопричастность".
- …И люди у нас работают особенные, - заметив мелькнувшую на лице собеседника улыбку, Алла Анатольевна улыбнулась в ответ. - Да-да, особенные. Лучшие специалисты. В ЦКБ наших врачей встречают с распростертыми объятиями, только не больно они туда рвутся…
Моршанцев приготовился скучать, но вступительное слово оказалось коротким - Алла Анатольевна уже перешла к делу:
- То, что я вам скажу, Дмитрий Константинович, очень важно. Важно для вас, чтобы вы смогли правильно влиться в наш коллектив и занять в нем подобающее место. Вы же собираетесь долго у нас работать, не так ли?
Моршанцев кивнул.
- Тогда прошу запомнить следующее. - Алла Анатольевна сделала коротенькую паузу, словно подчеркивая, оттеняя важность того, что будет сказано. - У нас не принято лезть в чужие дела. Активность следует проявлять только по делу, то есть - по отношению к своим больным и только с ведома и одобрения завотделением. Вы же слышали, как сегодня досталось Микешину от Ирины Николаевны?
Нетрудно было догадаться, что речь идет о Михаиле Яковлевиче.
- А что именно он сделал? - спросил Моршанцев, оставив риторический вопрос без ответа.
- Он неверно сориентировал больного в отношении сроков. Получилось так, что заведующая говорит одно, а лечащий врач - другое. Вы понимаете, чем чревата подобная ситуация?
- Понимаю. Недовольством, скандалами, жалобами.
- Вот-вот. Вы не обижайтесь, Дмитрий Константинович, что я вам все это проговариваю, ведь вы хоть и новичок у нас, но доктор, а я хоть и старшая, но медсестра…
- Что вы, Алла Анатольевна! - поспешил ответить Моршанцев. - Какие обиды, о чем вы? Наоборот, я вам очень признателен за то, что вы…
- Это моя обязанность, - мягко улыбнулась старшая медсестра. - Ирина Николаевна поручила - я выполняю.
Последняя фраза прозвучала строго и многозначительно, мол, не по своей инициативе я вас, доктор, поучаю, а потому как велено. Моршанцев понял намек и немного удивился тому, почему заведующая отделением не сказала ему этого сама. Да и зачем проговаривать ему, врачу пусть и молодому, но закончившему ординатуру, набравшемуся кое-какого опыта, очевидные вещи, известные каждому третьекурснику?
- Всегда помните, что за каждым больным стоит чей-то интерес, - продолжила Анна Анатольевна. - У нас не принято перебегать дорогу коллегам, не принято, как это говорят, "тянуть на себя одеяло", не принято выносить сор из избы. Все, происходящее в стенах института, должно здесь и остаться. Репутация института - это наша с вами репутация, и пятнать ее нельзя. Вы это и сами понимаете, это все понимают, только иногда делают наоборот. А таких проступков у нас не прощают. Все что угодно простят, поправят, если можно поправить, прикроют, если поправить уже нельзя, но вот с невменяемыми, будь они хоть семи пядей во лбу и самые золотые руки Москвы, у нас принято расставаться сразу и бесповоротно. Да еще если кто-то будет справки наводить - расскажут все как есть, покрывать не станут, поэтому трудоустроиться будет проблематично. Я вас еще не очень запугала?
- Не очень, тем более что к невменяемым я не отношусь.
- Вот и славно.
Алла Анатольевна допила остывший кофе и удивленно посмотрела на сидевшего напротив Моршанцева.
- У вас есть какие-то вопросы, Дмитрий Константинович?
- Нет.
- Тогда идите домой, хватит с вас на сегодня.
- Но ведь рабочее время еще не закончилось, - Моршанцев сверил наручные часы с висевшими над дверью.
- У нас работают не от звонка до звонка, а столько, сколько требуется. Сегодня у вас первый день, обилие впечатлений, вот и ступайте домой их переваривать…
Поездка на автобусе до метро добавила впечатлений, только на этот раз несколько отвлеченных.
- Она мне говорит: "У вас в Екатеринбурге недавно открыли филиал нашего института. Почему бы вашему мужу не обратиться туда?" Ага! Обратись! Туда без денег и соваться нечего! - громко, на весь салон, возмущалась "астая" дама, сидевшая впереди Моршанцева.
Слово "астая" Моршанцев придумал еще в школе для обозначения женщин, обладающих избытком форм. Грудастая, задастая, щекастая - все это вмешалось в одно емкое слово. Самому Моршанцеву нравились изящные, субтильные женщины и непременно - с большими доверчивыми глазами. Избыток форм, на его взгляд, отдавал вульгарностью, а за маленькими глазками крылись коварство и расчетливость.
- Без денег сейчас вообще ничего сделать нельзя, - поджала губы собеседница, горбоносым профилем походившая на хищную птицу, - везде давать приходится.
- Так давать-то я готова! - колыхалась "астая". - Вопрос - сколько! У нас мне назвали какие-то бешеные цены! За госпитализацию без очереди - тридцать тысяч, за операцию - семьдесят…
- Семьдесят? - недоверчиво ахнула горбоносая.
- Это только хирургам! - уточнила "астая". - Анестезиолог и послеоперационное пребывание в реанимации оплачивается отдельно. Я прикинула - на круг вышло не меньше ста пятидесяти. Сестрам, то да се… Вот мы и решили попробовать лечь в Москве, мы же российские граждане с полисами! Я ей так все и объяснила.
- А она?