Сердце мое заколотилось, и я понял, что все очень серьезно. Здесь не нафантазируешь и не отбрехаешься - тут себе биографию испортить - нечего делать, проще простого… Хотел с Люськой посоветоваться, но… что-то остановило… купил бутылку и поехал к школьному товарищу. Так вернее.
Когда мы закончили школу, все суетились, в институты поступали, очки, проходные баллы… а он сразу в армию и на Будапештское пекло… с парашютом… Он старше был на четыре года… а когда вернулся досрочно - после госпиталя, говорить ни с кем не хотел и ничего не рассказывал… так только иногда срывалось у него что-нибудь, и он опять молчал долго… мы с ним странно дружили. Когда мне пятнадцать с половиной было - ему почти двадцать, и почему ему разрешили закончить дневную школу, а потом идти служить, - никто не знал… из нас - никто… Только мальчишество мое прошло, а одиночество - нет, и симпатия наша взаимная не прошла… стала дружбой… наверное, мне повезло, что у меня такой друг был… и неважно, что не так часто виделись…
Он выслушал все внимательно и сказал просто:
- Уходи.
- В каком смысле? - поинтересовался я.
- Ты в этом своем болоте, чем больше суетиться будешь, тем глубже погружаться, а потом засосет - не вылезешь…
- Значит, бросать все на полдороге… и опять идти с самого начала, а там - чуть высунешься, снова… - Юрка человек откровенный. Он даже и не раздумывал - сразу все нарисовал:
- Если о себе думаешь - немедленно уходи… а если веришь, что очень науке нужен, может, у тебя еще романтика в одном месте свербит, - сразу уходи… - и я всю ночь думал, кому я нужен вообще на этом свете? Выходило: кроме себя - никому… так грустно стало - это… такое открытие, которое никак нельзя использовать - только утопиться или удавиться, но для этого характер особый требуется.
Проверять жизнь экспериментом я не стал, но понял, что если все время об этом помнить… плохо дело кончится… надо что-то наложить сверху, слой другой, чтобы дифракция такая возникла и оставила размытый силуэт, а самому, наоборот - резче очертиться как-то, проявиться, как на фотобумаге в кювете с проявителем…
Но в этот момент я почувствовал, что все, за что мог спрятаться, как-то ужасно надоело, если грубо, без приближений - обрыдло и стало скукоживаться… Стенд мой, который почему-то вызывал раздражение у всех, кто до меня начал "ковырять" науку, даже у Кулинича… он опять бубнил мне, что я неправильно поступаю - "вкалывать надо, чтоб все видели"… а тут еще мои отлучки в патентный институт… И сначала все подхихикивали, что ерундой занимаюсь, но вдруг распоряжение директора по институту, чтоб все руководители тем представили патентную экспертизу своих работ…
А кто это знал, с чем едят эту патентную экспертизу? Ну, и началось! Кинулись ко мне, а я думаю: "Братцы! А когда ж я жить и работать буду?" Раз отказал, два, мол, сами давайте - не боги горшки обжигают… Обиженных я считать не стал, а тем более к слухам приноравливаться… они ж из компетентных и независимых источников… "ТАСС уполномочен сообщить"… Но откуда-то Люськино имя узнали, потому что многие в ее патентный институт кинулись… цепочку-то выстроить проще простого… и пошло, пошло… одна Авдошкина мне сочувствовала и, правда, помогать стала… но зато я все время, как на исповеди присутствовал - она мне такого понарассказала… Сидит, работает, а язык сам по себе живет… уже до женских секретов добралась… Познавательно, конечно, но очень уж подозрительно: про такое, наверное, только с подружкой близкой, или доктором, и я никак не мог решить, кто я - никак не выходило, что кто-нибудь из них…
А привычка? Без нее не проживешь… а с ней… слишком часто - лучше б ее и не было… а то все, как у амебы становится: сплошь врожденные рефлексы… и больше ничего…
Диссертация мне казалась полной ерундой, и я успокаивал себя только тем, что не могли все разом сговориться, чтобы врать мне, что она нужна и полезна, ну, и так далее… Командировки - тоже тоска… разве что заработок… Вокзал заплеванный, чай перекипевший, мутный с тугим коржиком, простыня влажная, номер в гостинице с резким запахом хлорки, тусклый свет и сквозняк в цеху, а вечером кино с поцарапанной пленкой и ужин в буфете: утка с зеленым горошком и стакан сметаны, а потом ночью пьешь, пьешь и рыгаешь, звук такой, как будто лошадь мордой трясет, а губы шлепают и в горле у нее клокочет… тоска. Черноземный горизонт до бесконечности, до абсурда, до отчаяния… и в довершение всего Люська перестала очки снимать, когда целуется. Я сначала решил, что по рассеянности это, и, по-джентельменски стерпел… Терпел, потому что дужка стекла мне чуть пониже переносицы так уперлась, что думал обчихаюсь… какое уж тут чувство, если думаешь, как не обидеть человека своей несдержанностью… А Люська ничего… будто не заметила… и опять очков не сняла… Мне так обидно стало… больше всего обидно, из того, что меня тогда давило… Я тут же решил: значит, сам виноват: вот женился бы - она бы всегда очки снимала, а так - и не скажешь… Ну, короче говоря, я принял это за знамение судьбы. Попросил у Андрюшки, чтобы он мне перепечатал стихи те, что под копирку достал, из "Доктора Живаго", и когда вычитал там: "Аве отче, если только можешь, чашу эту мимо пронеси", по-настоящему заплакал. Слезы катятся, а я думаю: отчего я так разревелся? И выходит: просто из зависти, что человек не только себя понять может, но и всему миру объяснить, что с этим несчастным огромным и крошечным миром происходит, объяснить всего двумя строчками! Вот это уже вершина концентрации эмоции, а энтропия какая! Тут я понял, что въехал на своего конька - на энтропию, я уж давно заметил, что у меня такой комплекс выработался "энтропийный" - с тех пор, как Борис Давидовичу экзамен сдавал не по книгам, а по его диссертациям… И понесло меня, понесло… я уж так далеко от поэта забрался, что и сам не знал, как выбраться… поехал к Юрке и первый раз в жизни так напился, что ничего не помнил и утром не мог никак сообразить, где я…
Лежу - потолок чужой, занавески чужие, угол скатерти со стола свисает чужой и картинка на стене, какая-то очередная сосна реалистическая, готовая к распилке на дрова… голова гудит и хлюпает, и ни одной мысли. Вот это меня страшно обрадовало - что в голове пусто… А первая мысль, которая позже появилась, что, значит, я все-таки выбрал путь и ушел… а там уж и не трудно было по обрывкам, обрывкам добраться до Юркиной квартиры, вчерашнего разговора и даже воспоминания о том, как я не позволял ему снять с себя туфли и говорил: "Я тебе не доверяю!" Это я про туфли… чтобы он снял их…
Совершенно гнусный сюжет получался…
Я пошел к Бороде. Исповедоваться. И там же, сидя против него в кабинете за столом, понял, что никого нельзя слушать ни в чем, что тебя касается… а только скрести душу пятерней и кряхтеть… то ли от натуги, то ли от удовольствия… и прислушиваться внимательно, что внутри происходит… мы с ним больше про "Эрмитаж" говорили, про Петербург провинциальный, и мне ясно стало, почему он лабораторией заведует, а не Иван Семенович, например… я даже удивился, как это просто, и объяснять не надо…
Вот только не сходилось с другими лабораториями, там частенько Иван Семенычи сидели… уж я-то побродил, повидал, благодаря патентам этим…
Однажды после моего возвращения из К… Люська сказала мне, что занята вечером… Это первый раз было за все знакомство наше, и я твердо решил - раз у меня теперь одна женщина осталась, с индустриальным именем, я ей не изменю, проверю на ней свою теорию, наконец, которую у себя на столе выстроил, и буду потом ей верен всю жизнь… а советом люськиным воспользовался: снял себе комнату в расчете на заводскую премию, а к отпуску приплюсовал еще месяц за свой счет, и… налег на свою женщину…
С этого момента начались странности в моей жизни. Комната эта мне случайно досталась… и хозяйка молодая в соседней комнате… Я опять в фантазии брачные ударился, чуть только с ней договариваться стал (что это со мной, объяснил бы кто), но они быстро улетели, потому что эта Валентина Матвеевна сказала мне сразу:
- До первой женщины! Вы меня поняли? Если, - она такая энергичная, особенно руки… кто-то, очевидно, в роду кавалеристом служил, - рубит сверху вниз, - увижу женщину в доме - вещи за дверь… Даже по подозрению… В моем доме женщина больше никогда не появится! - но мне же интересно, я исследователь… вопросы мучают:
- Вы женоненавистница? - нахально, конечно, но я же скоро кандидатом буду, солидным… А она без обид, и без апломба говорит:
- Да. У меня подруга мужа увела. Это часто бывает. Но я думала со мной-то никогда не случится… и вот - пожалуйста… - я призадумался, честно сказать, потому что она сама сразу оборвала мои жениховские домыслы и прикидки, и с Люськой все непонятно, и в дом никого не приведешь, а уж мне солидному как-то неудобно по скверам да подъездам слоняться… И в самом деле - у нее подруга мужа увела, у меня в голове и сердце какая-то индустриальная женщина, Люська последнее время перестала очки снимать… все перепуталось и перемешалось… Но я подумал, что все один к одному: телефон никому не дам и засяду писать… Последний бросок…
В городе нашем, стоит захотеть, можно во всех столицах мира побывать… почти… ну, во всяком случае, дружественных стран, надо только там пить умеренно и есть понемногу, чтобы к концу путешествия не умереть…
Мне почему-то на страны народной демократии везло. Защиты, защиты пошли одна за одной, и после каждой я попадал в столицы разных стран на шикарные пиры… Но уж наш институт и моя лаборатория просто возлюбили Венгрию… центр Европы, Токай, лечо… не знаю уж почему точно… первым Андрюшка позвал… потом друзья по институтской учебе, потом Кулинич…