Добравшись, наконец, до дома, Татьяна Ильинична достала увеличительное стекло и принялась изучать драгоценность. Чем больше она разглядывала это чудо, тем больше убеждалась в том, что это бижутерия. Не может валяться на асфальте под мостом такой роскошный бриллиант с голубым оттенком! Недолго думая, она отправилась к соседке Белле Моисеевне Малкиндт, познания которой не ограничивались только драгоценностями. Её советы по любому поводу, касающемуся жизни мужчин, женщин и детей на нашей грешной земле, обладали такой прозорливостью, такими оригинальными решениями, такой простотой и такой исчерпаемостью, что всякий, имеющий доступ к её кухне и нуждающийся в безотлагательном совете, немедленно приходил к ней в гости со своими соответственно гостинцами. Белла Моисеевна взглянула на находку и произнесла одно лишь междометие: "Ох!". Она надолго замолчала, вертя в руках серёжку и рассматривая её на свет. Серёжка искрилась и лучилась всеми цветами радуги в зависимости от цвета светового луча. Поскольку давно наступили сумерки, то электрический свет уменьшил то голубое свечение, которое озарило Татьяну Ильиничну под мостом. Наконец она произнесла:
– Пойдем, дорогая моя, завтра к моему знакомому ювелиру Фиме и пусть он нам реально таки скажет, что это не бриллиант.
* * *
– Маша, ты не забыла, сегодня Сашенька к нам в гости приведет свою Нелю.
– Мама, Неля у нас в гостях уже сто раз была.
– Нет, Маша! Он приведет её не просто так. Они подали заявление в ЗАГС.
– Мама, кончай меня пугать! Какое заявление? В какой ЗАГС? Сашка только что окончил учиться, какая семья? Не морочь мне голову.
Маша тряхнула головой и вышла из ванной комнаты. Широко открытыми глазами она смотрела на престарелую мать:
– Мама, откуда ты всё это взяла?
– Машенька, я давно тебе хотела сказать, но Сашенька не хотел тебя расстраивать и строго-настрого мне запретил, а сейчас откладывать уже некуда. Времени мало осталось. Да и нужно с Нелиными родителями познакомиться, наконец…
– Ё-моё… – Маша присела на краешек стула и замерла, потом тихонько заскулила, как щенок.
– Маша, ну, перестань же скулить. Ты что, животное?
– Конечно, я животное, не растение же! У нас денег нет жениться.
– Машенька, денег никогда нет, но жизнь остановить невозможно. Ты пойми! А деньги, вот возьмём эту серьгу, что восемнадцать лет пролежала в копилке. За неё Белкин Фима двадцать тысяч долларов давал, помнишь? Вот нам и свадьба!!!
* * *
– Саша, я до сих пор маме ничего не сказала. Я боюсь!
– Теперь поздно бояться. Завтра мы с мамой приедем к вам в гости. Завтра суббота, твои никуда не собирались, тут мы их и накроем.
– Если мои узнают обо всем, мне даже страшно подумать, что может быть! Как хорошо, что меня не тошнит, а то бы мама сразу догадалась…
– Честно говоря, я тоже боялся, что мама скажет, но бабуля так её уговорила, что она вместо того, чтобы обалдеть, обрадовалась… Представляешь!.. Какое, говорит, это счастье – дети… И завязала голову платком, как будто у неё голова раскалывается… Нелька, я тебя так люблю!!! Бабуля рассказывала, как она много лет назад нашла красивую серьгу с бриллиантами. Ужасно дорогую. Её хотели у неё купить, но она не согласилась, все по объявлению ждала, кто отзовётся. Многие отзывались, но описать серьгу не смогли, а там у неё такой листочек из платины, а на нём буква "О", а внутри неё буква "П". И всё это вензелями переплетено.
– Саш, я так счастлива! Я так тебя люблю! Я только рожать боюсь. А ведь меня хотели отправить в Англию учиться. Хорошо, что здесь поступила. Как ты думаешь, а можно и рожать, и учиться?
– Конечно, можно, а почему нельзя? Бабуля моя поможет. Она просто золотая!
– Это да! Твои такие чудесные. Я их так люблю! Мои-то строже. Я поздний ребёнок, долгожданный. Мама уже отчаялась, думала, что не судьба ей родить, а тут я. Так каждый шаг мой стерегут. Ужас!
* * *
Накрапывал дождь. На террасе за круглым белым столом в теплом джемпере сидел мужчина и внимательно слушал и смотрел новости по компьютеру. Конец передачи был посвящен полемике политиков: "Оправдывает ли цель средства её достижения". Звонок вывел его из внимания, разговоры в эфире перешли на повышенные тона и превратились в базар: кто громче, тот и услышан… Неля выбежала под дождь и понеслась открывать калитку.
– Неля, немедленно надень плащ или зонт возьми, что ли! – крикнула мать.
По тропинке к дому шли Мария, Александр и Неля. Саша полуобнял девушку и закрыл её зонтом.
– По-моему у нас гости… – тревожно произнесла мать.
* * *
Ответный визит Нелиных родителей в маленькую квартирку Саши, задушевные разговоры о жизни, воспоминания о прошлом, планы на будущее и обсуждение свадебных мероприятий как следствие поступков неразумных влюблённых, так быстро решивших свою судьбу и также быстро переменивших судьбы близких людей, протекали естественно и тепло. Доброжелательность родителей оказалась так велика и восприятия жизненных ценностей так близки, что все персонажи почувствовали некое родство, и нежность, и покой, а когда бабушка достала из шкатулки сверкающую серёжку, положила её на белое фарфоровое блюдце, тихо повествуя об истории этой неожиданной путешественницы, мама Нели заплакала.
– А мы думали, что наша потеря – это плата за счастливую беременность!!! Хотели и со второй серьгой расстаться, но потом решили сохранить на память! Там инициалы наших имен "Павел и Ольга" на листочке, а бриллианты еще от бабушки остались…
Дама в перчатках "Гловелетты"
Просветительский проект для "широкого слушателя всех сословий" увлёк Татьяну Сергеевну с первого концерта. Во-первых, для всех сословий выступали мастера высочайшего класса: солисты оркестра под управлением Владимира Спивакова, солисты оркестра народных инструментов России имени Н. П. Осипова, а также талантливейшие певцы и певицы Московского академического Музыкального театра им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко. Во-вторых, стоимость билетов позволяла пенсионеру посещать все концерты без исключения. А в-третьих, действо проходило в Московской государственной картинной галерее народного художника Ильи Глазунова.
Милое, как Татьяне Сергеевне казалось, ушедшее в прошлое слово "сословие", напечатанное на программке к каждому концерту, в современном мире звучало как возврат в Империю с сильной рукой монарха, где социум, такой совсем недавно коммунистический, превратился в общество с феодальными отношениями. Как трактует энциклопедия: сословие – это сложившаяся на основе классовых отношений феодализма общественная группа с наследственными правилами и обязанностями, а в дореволюционной России – группа лиц, объединенная профессиональными интересами. Поскольку звериное лицо капитализма уже двадцать пять лет внимательно наблюдает за жителями России, общество расслоилось, и вот вам, пожалуйста: бедные беднеют, а богатые богатеют. Слои не перемешиваются, за редким исключением, происходит проникновение отдельных особей туда – сюда, но это мелочи.
Как уже упоминалось, самое нищее сословие – пенсионеры. Просветительский проект "Литературно – музыкальное путешествие в Париж 1900 года" следовало бы назвать благотворительным, поскольку частенько та часть нищих пенсионеров, что приползала на концерты, была очень даже просвещена своими еще советскими знаниями. Татьяна Петровна покупала билеты на все деньги, то есть всем подружкам, таким же старым каракатицам и знакомым, не прорвавшимся в олигархи.
На Московской земле что ни шаг, то история. Посетив три концерта и приобретая билеты на четвёртый, Татьяна Сергеевна полистала исторические записки прошлых лет об улицах и переулках Москвы и обнаружила, что участок, на котором было построено здание, издавна принадлежал семейству Нарышкиных. Часть участка с нынешними домами № 9-11 отошли в качестве приданого к Алексею Федоровичу Грибоедову, дяде знаменитого поэта и дипломата А.С. Грибоедова. В доме по Волхонке, 11, долгое время жил и работал художник В.А. Тропинин, здесь написан автопортрет художника на фоне московского Кремля. Именно сюда, в мастерскую художника, зимой 1826-27 гг. приходил позировать Пушкин. А вот дом № 13 так и остался за Нарышкиными. Со временем нынешний особняк, который неоднократно перестраивался, выкупила княжна Мария Петровна Оболенская, вдова прославленного генерала и героя войны 1812 г. Дмитрия Сергеевича Дохтурова. После смерти княжны Оболенской, в 1856-59 гг., в доме проживал участник декабрьского восстания 1825 г., герой войны с Наполеоном, награждённый орденом св. Анны IV-й степени, орденом св. Владимира IV-й степени с бантом, прусским орденом "За заслуги" и Кульмским крестом, полковник Сергей Петрович Трубецкой. В исторических заметках сказано, что смертная казнь князя Трубецкого была заменена на пожизненную каторгу в Сибири. Затем сроки каторги были сокращены, и спустя тридцать с лишним лет, добродушный, кроткий, молчаливый и смиренный бывший князь ходил по этим залам особняка, где сейчас мы слушали вечную музыку мастеров среди картин знаменитого художника.