– Никита, жди меня через час, я к тебе заеду с семьёй по дороге с дачи и завезу нашего Кешу. Пусть вашей Дусе будет счастье!!!
Резкий звонок в дверь вывел нашу меланхоличную семью из нирваны. Жена пошла ставить чайник, а сын с Дусей на плече аккуратненько её отцепил и, приговаривая нежные слова, какое счастье её ждет, ведь сейчас ей привезут суженого, посадил ручную птицу в клетку.
Я распахнул дверь. В нашу квартиру ворвался тайфун "Джудди", вместе с тайфунами "Катриной" и "Чарли". То, что трое мальчиков Василия были детьми подвижными и активными, это еще половина дела, вопли, которые они испускали, явно превышали 100 децибел, а то, что они сносили всё, что встречалось на пути, – то это, что называется, неполадки с детской координацией, обусловленные мальчишеской активностью. Когда нам протянули клеточку со сливоголовым Кешей, нашему взору предстало душераздирающее зрелище: абсолютно лысая птица нервно тряслась в уголке, оставшиеся три пера на макушке стояли дыбом, пупырчатая кожа на тоненьких ножках отдавала синевой, а когда дитячий визг от вкусного торта с чаем, переваливал за 100 дцб, попугай вздрагивал, прикрывал глаза и, казалось, собирался упасть в обморок или скончаться.
Когда гости все выпили, съели и уехали, нам показалось, что это были не тайфуны, а просто Мамай прошел по нашему дому…
Долгое время несчастный Кеша привыкал к тишине и покою. Потом он начал есть, и мы боялись, что он лопнет вдоль или поперек. Он перестал шугаться и вздрагивать, замирать от ужаса, пригибать голову к жердочке, прикрывать глаза и постепенно оброс роскошными перьями. Мы немного подумали и решили, что самое время соединить пару.
Дуся через несколько дней поняла, что в её доме поселился замечательный сосед… Она, наконец, прочувствовала, что тот дяденька, который угощает её орехами и семечками, совсем не тот самец, который ей нужен. Вот этот, такой красивый, такой сливоголовый, такой родной, ей как раз и подойдет. НО… не тут-то было. Как Дусенька ни подкатывала к юноше с нежностями, как ни пела, как ни посвистывала, он был как глухой…
Однажды мы увидели очень эротичную, интимную картину: Дусенька подкралась к Кеше и пыталась затащить его себе на спину. Ничего не вышло. Насильно мил не будешь! Запуганный с детства попугай начисто утратил лирические чувства, мог только есть и спать. В нём был навсегда убит мужчина 100-децибельным звуком любящих детей, а Дусенька всё не оставляла надежды…
Их дальнейшее совместное существование со стороны жениха ограничивалось поеданием вкусных кормов и тупого сонного времяпрепровождения после сытного обеда. Со стороны нетоптаной невесты: песни, пируэты, желание поцеловаться, нежные звуки эротической песенки в виде посвистываний, покрякиваний и неутомимое затаскивание самца на спину не знало пределов и продолжалось с упорством и настойчивостью Сизифа. Что делать? Кто виноват? Извечные вопросы мира. Увещевая Дусю не сдаваться, я почти каждое утро жалел её и беседовал с ней по-мужски, сочувственно открывая ей тяжелые тайны воздействия дефолиантов и химического оружия. Она внимательно слушала, старательно поглощала подсыпанный в клетку свежий вкусный корм, дожидалась, когда, наконец, нажрётся Иннокентий и с яблочком в клюве начинала опять за ним ухаживать… Что вы думаете? Однажды на её нежный посвист он коряво ответил. Быть может их судьба и сложилась бы, в конце концов, но мне пришлось уехать на несколько лет в жаркую Арабскую страну, и я расстался, с этой оживающей семьёй. Как продолжилась их дальнейшая жизнь мне неизвестно, но я думаю, что порой пусть будет неизвестность, чем печальный конец.
Максимкино счастье
Сказка
Максимка родился холодным февральским утром, ровно в десять часов. За окном завывал ветер, метель поднимала такие снежные протуберанцы, что аж на четвертом этаже родильного дома снежинки отпечатывались на окне и разрисовывали стекло зимними узорами. Добрая фея Лисяма превратилась в крохотную снежинку, залетела в микроскопическую щелочку между фрамугой и бетонной стеной и, подкравшись к новорожденному, подарила ему маленькое, желтенькое Счастье. На самом деле Лисяма всем родившимся дарила по Счастью, а не только тем, кого угораздило родиться в хмурую ненастную погоду. Она поместила Счастье под мизинчиком левой ножки и велела ему никогда не оставлять Максимку, всегда быть рядом и всю жизнь помогать ему во всём.
Не успел Максимка родиться, как тотчас же начал расти. Вместе с ним росло и его жёлтенькое Счастье. Каждый день из-под мизинчика на ноге оно перебиралось в пупок и сладко там ночевало до самого утра. Когда Максимка уже подрос, Счастье тоже подросло. Иногда оно забиралось в его кудрявые русые волосы и, цепляясь за колечки, пряталось за ухом. Пока Максимка был малышом и ходил в детский садик, Счастье, весело подпрыгивая, составляло ему надежную компанию. Когда Максимка плохо себя вёл, вредничал, капризничал или болел, счастье уменьшалось, становилось грустным и иногда даже плакало вместе с ним.
В старшем классе Макс наперекор мамочке вплёл в волосы дрэды и покрасил их в зелёный цвет. Счастье, недолго думая, преобразилось точно так же. Хотя подобная причёска, со спутанными особым способом волосами, является универсальной и очень древней, потому что на протяжении веков встречается у различных народов и культур в разных уголках мира, всё же Максик был не из племени масаев, и этот закидон несколько подорвал мамино здоровье. Могла ли она предположить, сколько еще её здоровья огромными стаканами выпьет её любимый сыночек, когда перестанет прислушиваться к своему жёлтенькому другу? А Счастье не унывало! Часто оно перебиралось в ушную раковину Максима и нашептывало своему любимому, ниспосланному феей жребию, чтобы он не делал ЭТОГО – плохого или ТОГО – тоже плохого, но мальчик, чем дальше вырастал, тем больше игнорировал всякие советы, а вскоре и вовсе перестал слушать, отмахивался, как от надоедливого комара…
Максим учился в университете на втором курсе, когда к нему пришла уверенность в том, что он знает всё на свете и никто ему не указ. Маленький ленивый чёртик, мирно спавший на левом плече Максима, проснулся… Ведь Счастье посыпало его жёлтым сонным порошком все восемнадцать лет, пока путешествовало по телу Макса от пяток до макушки. От непослушания и вредности Максима жёлтый порошок Счастья отсырел и потерял свои качества, уже не действовал на чертовскую силу, она проснулась и принялась за свои тёмные дела…
И вот однажды, когда мамы не было дома, чёртик проснулся, сделал потягушечки и решил распоясать Максимку на всю катушку. Максим достал из шкафа папину бутылку коньяка, налил полный стакан и выпил его весь одним махом. Счастье подбежало к юноше со словами: "Как ты не прав, дружище!", но Максим пнул Счастье прямо в лицо, и оно забилось под диван в самый дальний угол и проплакало там всю ночь, а чёртик хохотал и пьяным голосом пел плохие непристойные песни до самого утра. С этого грустного дня и начались страдания несчастного Счастья. Максим беспрерывно обижал его и даже бил. Счастье перестало выползать из-под кровати, покрылось пылью, потеряло пушистость и солнечную желтизну, исхудало и заболело. Ему стало невыносимо тяжело, оно плакало, плакало, и слёзы кончились.
Когда Максим собрался выходить из дома, предварительно нагрубив маме и папе, Счастье подкралось к двери и незаметно проскользнуло в дверной проём. Чёртик сзади дал ему пинка и злобно засмеялся. Счастье кубарем скатилось с лестницы и ушло от Максима НАВСЕГДА.
Вы даже не можете представить, что тут началось! В доме у Максима наступила печаль. Всё, к чему бы он ни прикасался, становилось серым, тусклым, грязным, злым и липким. Все друзья и праздники покинули этот дом, а мама с папой умерли от горя. Максима теперь никто не любил, все ребята обходили его стороной. Толстое чёрное одиночество пролезло в дверной проём, когда Максим выходил на улицу за хлебом, и поселилось на кухне на коричневом засаленном диване. Беспросветная лень засорила кухню, потом коридор, а потом и обе комнаты.
Лисяма летела над городом и внимательно рассматривала улицы, заглядывала в окна домов, во дворы, парки и переулки. Ни один кусочек местности не ускользал от её взора. Воздушные массы из смеси азота, кислорода, а также аргона, углекислого газа, воды и водорода, облетающие Землю в разных направлениях, протекали по городу, не торопясь. Цветные вспышки энергии счастья розовыми живинками вспыхивали то там, то сям, а голубые и зелёные светящиеся искры с серым налётом печали повествовали о том, что жизнь не всегда тёплая и розовая; иногда она грустна, отчаянна и скорбна. Лисяма заглядывала в эти невесёлые места и внимательно присматривалась: не потеряли там люди своё Счастье? Не нужна ли помощь в поиске его. Если их Счастье сидело на корточках или висело в волосах, или выглядывало из карманов, ожидая лучших времён, то она двигалась дальше. Если же пустынная тоска просачивалась черной липкостью безнадежности, она включала свой лучик и находила заблудившееся или ушедшее Счастье. Потом чиркала по нему потоком тепла, очищала им серый комочек того, что было когда-то жёлтеньким и пушистеньким, от внешней и внутренней печали и освещала воспрянувшему от невзгод крохотному комочку дорогу домой.
На детской площадке в цветном оранжевом домике под оранжевой низенькой лавочкой сидело грязное, никому не нужное Счастье Максима и укладывало в рваную сумку пустые бутылки из-под пива. Однажды поздно ночью его подкараулили злые бродяги, отобрали бутылки и сильно поколотили, поэтому Счастье пряталось от всех. Лисяма пролетела мимо и не заметила его.