* * *
В здании было ещё пусто. Я зашёл в приёмную директора и стал ждать. Часов около семи стали приходить разные люди, пришла и секретарша. Спросила, кого я жду. Я объяснил, что пришёл снимать кино по разрешению её начальника. Она ответила: "Да, он мне говорил". Потом отперла дверь его кабинета, впустила меня и сказала подошедшим охранникам, что по распоряжению Кротова я могу там находиться. Заперла за мной дверь, и я остался в кабинете один. Сложил оборудование в углу за колонной и стал осматриваться. Кабинет был огромный, с двумя стеклянными дверьми, выходившими на длинный, вдоль всего кабинета, балкон. В проёме между дверьми стоял большой кожаный диван. На левой стене – портреты Ленина и Хрущёва. В центре кабинета был длинный стол из полированного красного дерева, буквой Т упиравшийся в письменный стол под портретами. На длинном столе – десятка два хрустальных стаканов и в центре группками бутылки с нарзаном. Горлышко каждой бутылки покрыто фольгой, как у шампанского. Блокноты, заточенные карандаши. В углу на небольшом столике – вазы с диковинными фруктами, которые до того я видел только на картинках. Я вышел на балкон. Внизу уже начинали собираться люди, в том числе фотографы и кино-операторы. Все ждали приезда делегации.
Часов около девяти утра дверь отперли и вошёл директор. Увидев меня, он оторопел:
– Ты кто такой? Что тут делаешь?
– Виктор Васильевич, мне Веня сказал, что вы разрешили у вас в кабинете снимать Кастро…
– Ах, да-да, правда. Было такое дело. Я сейчас пойду встречать делегацию, а ты оставайся здесь, ничего не трогай, никуда не выходи, а то бед не оберёшься. Кубинцы сюда придут после посещения завода, сможешь тогда их снимать сколько тебе надо.
После того, как он ушёл, я скучал в его кабинете ещё около часа, выходил на балкон и смотрел на всё растущую внизу толпу. Некоторые люди держали портреты Кастро и кубинские флаги. Вдруг людское море зашумело, заколыхалось, подняли повыше портреты – милиция расчищала дорогу. Показался длинный кортеж "чаек" и чёрных "волг". В головной открытой машине в тёплой куртке стоял Кастро рядом с белобрысым молодым человеком (я с ним позднее познакомился – это был Коля, переводчик и соглядатай, которого КГБ приставил к кубинцам). Вокруг них сидели охранники и ладонями отпихивали рвущихся к машине восторженных обожателей Фиделя. Вся вереница без остановки въехала на территорию завода через большие ворота рядом со зданием, где я стоял на балконе второго этажа.
Вскоре двери кабинета раскрылись и вошла группа человек шесть. Некоторые несли металлоискатели, а у одного был дозиметр. Они стали осматривать всё, что было в кабинете, проверяли на металл и радиацию каждое кресло, каждый фрукт, каждую бутылку на столе. Проверили и меня с пяток до макушки. Осмотрели мои карманы. Особенно их заинтересовал аккумулятор для камеры, так как о коло него дозиметр слегка попискивал, но всё обошлось. Документов у меня никто не спрашивал, полагали, видимо, что раз я в кабинете, значит имею на то право. Потом они все ушли и снова заперли дверь.
Когда двери опять распахнулись, в кабинет вошёл невысокий седоголовый человек, в светлом костюме, с Конвасом в руках и с маленькой никель-кадмиевой батареей на ремне через плечо. Этот новенький Конвас был великолепен! Он весь сверкал светло-серой молотковой эмалью и хромированными деталями. Зависти моей не было предела. Его владельца я немедленно и с восторгом узнал – это был знаменитый документалист Роман Кармен. Я видел многие фильмы Кармена, знал про его опасные съёмки на фронтах 2-й мировой войны, в битве за Дьен-Бьен-Фу во Вьетнаме и в кубинских горах Сьерра Маэстро, когда Кастро ещё был партизаном. Следом за ним в кабинет вошли его ассистенты со светильниками. Это меня ещё больше обрадовало – свет мне был очень даже кстати.
Я взял в руки свой чёрно-ржавый Конвас и нацепил сбрую с аккумулятором. Кармен оторопело на меня посмотрел, но ничего не сказал и вышел на балкон. Я пошёл за ним. Внизу шумела беспредельная толпа, а под балконом стояли десятки фотографов и кино-операторов. Никого из них в здание не пустили. Все ждали, когда Кастро вернётся с экскурсии по цехам. О, как я был счастлив, стоя рядом с самим Карменом! Корреспонденты снизу кричали мне – просили снять кое-что и для них, но я ничего не отвечал и пыжился от гордости, кося глазом на Кармена.
Вскоре один из охранников позвал нас и сказал, чтобы мы приготовились – кубинцы вот-вот должны появиться. Мы вернулись с балкона в кабинет и стали по обе стороны входной двери: я слева, а Кармен справа. Он кивнул ассистентам, чтобы включили свет. Мы пристроили наши Конвасы на плечи и приготовились. Двери широко распахнулись.
* * *
В проёме двери появилась огромная фигура Кастро впереди группы "барбудос" – бородачей. Я нажал на кнопку своего Конваса и тут произошло нечто невероятное.
Моя ржавая камера произвела оглушительный треск, точь-в-точь как очередь из пулемёта Максим в фильме "Чапаев". В то же самое мгновение, раскинув руки и закатив глаза, Кастро повалился на пол. Все были уверены, что я застрелил дорогого гостя. Стоящий рядом охранник сильным ударом по ногам сбил меня, так что я плюхнулся лицом на пол. Он вырвал из моих рук взбесившийся Конвас и хорошо ещё, что не пристрелил меня на месте. Сверху навалились ещё, скрутили мне за спиной руки, а один коленом прижал мою голову правой щекой к паркетному полу так, что я и пискнуть не мог. Левым глазом я видел, как над лежащим на полу у двери бесчувственным Фиделем склонился длинноволосый барбудо и стал щупать ему пульс.
Однако, тут же кубинский президент Освальдо Дортикос Торрадо (единственный кубинец без бороды) подошёл ко мне, несчастному и сплющенному, помахал охранникам и через Колю-переводчика сказал, чтобы меня отпустили. Затем он громко всем объявил, что ничего страшного не произошло, что дорогой Фидель часто падает в обморок, если переутомляется. Он и вправду очень устал после хождения по заводским цехам. А то, что он потерял сознание в тот самый момент, когда затрещала камера этого молодого корреспондента – чистой воды совпадение и больше ничего. Никто не виноват, никаких проблем, и Фидель сейчас придёт в себя и не надо волноваться.
Меня сразу отпустили и поставили на ноги. Один охранник даже заботливо отряхнул мне брюки. Несколько барбудос подняли с пола обмякшего Кастро, который всё ещё был без сознания, и понесли на диван. Длинноволосый, что щупал ему пульс, подошёл ко мне, потрепал по плечу и извинился, что меня так жестоко скрутили. Лишь через несколько лет я узнал его на фотографиях – это был Че Гевара. Он сказал:
– Глупо получилось, амиго. Надеюсь, что вас не сильно придавили, но пожалуйста, не включайте больше вашу странную камеру здесь, в помещении.
Че Гевара и Кастро
Я думал, что Роман Кармен умрёт от смеха, глядя на моё помятое лицо и проклятый Конвас с аккумулятором от "Победы". Пришлось мне снять с себя сбрую и сложить её вместе с камерой в углу. Так что моя затея со съёмками в кабинете у Кротова провалилась, и единственное, что мне оставалось – смотреть, как кубинцы снимали с бесчувственного Кастро ботинки. Они откупоривали бутылки с нарзаном, что были обёрнуты фольгой, и поливали прохладной водой прямо из горлышка его босые ноги. Вода стекала на паркетный пол. Кастро довольно быстро пришёл в себя, ему дали сигару и он закурил, жадно затягиваясь. Потом длинноволосый барбудо Че ему что-то объяснил и он стал оглядываться вокруг. Указали на меня и он помахал, чтобы я подошёл.
– Говорят тут, что я вас сильно напугал, – сказал он мне.
– А мне показалось, что это я вас напугал своей камерой, – довольно нагло ответил я.
Кастро захохотал, пуская густые клубы сигарного дыма, потом протянул мне руку и пожал. Чтобы не навлекать на себя больше неприятностей, я отошёл в сторону и ждал, пока он отдохнёт. Где-то через пол-часа Кастро встал с дивана, надел ботинки, тёплую куртку и вся компания отправилась на митинг на площади, до предела забитой десятками тысяч людей. Я взял свои вещи и пошёл с ними. Там я снимал своим пулемётным Конвасом, но никого на улице он уже не напугал. Не получилось у меня интересного сюжета. А жаль.
Когда на следующий день я пришёл на завод и рассказал рабочим про то, что было накануне, один из них уважительно посмотрел на мою правую ладонь и сказал:
– Я бы эту руку не мыл, которую пожимал Фидель!
Косить под Иностранца
При вегетарианцах Хрущёве и Брежневе мы порой позволяли себе выходки, которые при людоеде Сталине могли бы нам дорого обойтись. Под словом "вегетарианцы" я не имею в виду, что эти вожди мяса не кушали – ещё как кушали! Я просто хочу сказать, что они ели только животных, но вот людей они не ели, или ели редко. Если когда и посылали кого на заклание, то только что для поддержания порядка, чтобы народ не забывался и знал своём есто. Поскольку большой кары за шалости не ожидалось, в дни нашей оттепельной молодости мы были, как сорвавшиеся с привязи жеребцы, и позволяли себе дурить и даже чуть-чуть дразнить власть.
Контактов в те годы с заграницей было мало, а потому одним из самых любимых розыгрышей было "косить под иностранца", то есть строить из себя нечто импортное. Валяли мы дурака иногда для дела, но чаще просто так, по врождённому авантюризму. Хотели позабавиться и в собственных глазах выглядеть эдакими Остапами Бендерами. Вот несколько баек из того далёкого прошлого.