В дверь постучали, вошёл краснощёкий Иванов и сказал:
– Проверил, товарищ полковник. В посёлке он плёнку не покупал.
Тут я разозлился и сказал:
– Он врёт! Наверное даже не был в посёлке. Вот пусть пойдёт в магазин и сверит по серийному номеру на пачке. Я точно её там покупал.
– Да какая разница, где вы покупали плёнку! Важно то, что вы на неё успели заснять. Иванов, возьми-ка эту плёнку в лабораторию на проявку.
– Так ведь плёнка свежая, даже не была в аппарат заряжена! – закричал я.
– А вот это мы и проверим, – сказал полковник и протянул Иванову пакетик с плёнкой. К моему ужасу он дал ему и фотоаппарат. Мне стало ясно, что Иванов плёнку зарядит и нащёлкает кучу таких кадров, которые меня надёжно упрячут в лагерь на долгие годы. Я совсем сник, а полковник сиял. "Сидел он тут в этой дыре долгие годы и пенсию ждал, – думал я, – и вдруг такая удача! Поймал шпиона. Да он мне такое нашьёт, что мало не покажется. Может даже в генералы выйдет. Вот ведь повезло негодяю".
Полковник продолжал допрос. Въедался в детали, спрашивал про всё и всех. Я отвечал вяло, понимая, что это всё теперь ни к чему. Так, формальности. Действительно ли он верил, что я связан с какой-то иностранной разведкой, или просто хотел использовать подвернувшуюся удачу? Кто знает? Похоже, что он искренне меня подозревал. А что будет дальше? Он меня наверняка отправит в областное управление, где тоже есть любители сделать из мухи слона и заработать лишнюю звёздочку на погоны.
Длился этот допрос долго, часов до шести вечера. Потом Верещагин вышел и оставил меня одного. Я сидел и тоскливо смотрел в окно.
Вернулся он нескоро, где-то через полчаса, посмотрел на меня в упор и вдруг сказал:
– Я все проанализировал и пришёл к выводу, что всё это не стоит выеденного яйца. Вы действительно оказались у нашего объекта по глупости и злого умысла мы тут не видим. Поэтому я решил вас отпустить. Езжайте домой.
Я не поверил своим ушам. Какой поворот сюжета! После всех этих разговоров и уговоров, вдруг – раз – и отпустить. Неужто он действительно порядочный человек, который зла ближнему не желает? Нет нужды говорить, как я был счастлив и рад этому неожиданному повороту. Полковник подошёл к столу, нажал кнопку и опять тут же влетел румяный Иванов.
– Иванов, – сказал полковник драматическим голосом, – выдвори этого нарушителя за пределы объекта. Проследи, чтобы он сел на поезд и больше не шлялся, где не положено. Ну а ваш фотоаппарат, – сказал он обращаясь ко мне, – мы оставим для дальнейшего расследования.
Я был так ошарашен, что в тот момент не подумал – какое там ещё нужно расследование, если я ни в чём не виновен? Иванов взял меня за плечо и повёл вниз к газику, стоявшему у подъезда. Через пять минут мы уже были на платформе. Иванов, вернул мне билет до города, ключи от дома, паспорт и мешок, но без фотоаппарата и бутерброда. Мы ждали когда подойдёт поезд на Свердловск. На платформе стояли ещё человек восемь-десять. Среди них я узнал парня в кепке набекрень, но без козы. Стояла там и молодуха с ребёнком в тёплом одеяле. Были ещё парень с девицей, похожие на влюблённых голубков, да парочка студентов с книжками в руках. Поезд подошёл, все забрались в вагон и через минуту я покинул это негостеприимное место.
* * *
Я сидел у окна вагона и безучастно смотрел на плывущие мимо пустынные поля и редкие избы – устал безумно. Другие пассажиры занимались своими делами – студенты читали, молодуха качала младенца, влюблённые шушукались. Тело у меня затекло после долгого сидения и чтобы размяться я решил немного пройтись. Я встал и пошёл к переходу в другой вагон. И тут к моему изумлению я увидел, что моя невинная прогулка по электричке вызвала большое оживление среди пассажиров. Молодуха с ребёнком вскочила и стала напряжённо смотреть в окно, два студента тоже вдруг решили пройтись по вагонам и пошли вслед за мной. Парень в кепке встал и начал рыться в карманах. Ответ был совершенно ясен – полковник и не думал меня отпускать. Он просто сменил декорации. Я всё ещё был в его полной власти. Все эти пассажиры – и молодуха с ребёнком (вероятно, с куклой), и "студенты", и белобрысый парень в кепке набекрень да и все остальные были людьми Верещагина. Не подавая вида, что я понял ситуацию, я спокойно прошёлся по вагонам, вернулся на своё место и стал думать.
Что же это значило? Скорее всего полковник решил проверить не будет ли у меня в поезде по пути в город какой-то встречи с сообщниками. Для этого он меня окружил своими топтунами или, как их ещё называли – шептунами из-за того что они переговаривались, шепча в микрофоны, спрятанные у них в воротниках. Когда поезд придёт в город, наблюдение за мной будет продолжаться, чтобы выяснить, не ждёт ли меня там кто-то после поездки. А потом меня снова арестуют.
Стоп! Но почему же я всех топтунов в поезде сразу распознал? Как это может быть? Я ведь про эти шпионские штучки знал только из книг и кино. Опыта у меня никакого, однако я их сразу же запросто вычислил. Наблюдение должно быть незаметным, иначе оно теряет смысл. А тут – какой-то дурдом! Объяснение, которое я нашёл было очевидным: эти топтуны не профессионалы. Да и откуда набрать фискальный опыт в почтовом ящике? Вот когда поезд придёт в город, там меня примет уже серьёзная бригада из областного управления КГБ. Этих-то дураков я вижу и они этого не понимают, зато там, в городе, мне вряд ли распознать профессиональных топтунов. Дела всё ещё были невесёлые и что делать дальше я не представлял.
Поезд подходил к городу. На остановках садилось всё больше новых пассажиров и кольцо шептунов вокруг меня становилось всё теснее. Они боялись выпустить меня из поля зрения и я замечал, как они шепчут в воротники, но вида не подавал. Наконец поезд остановился на городском вокзале, толпа вылилась не перрон и далее рассыпалась бисерным веером по привокзальной площади. Я решил не ехать домой и побродить в этом районе, чтобы оценить ситуацию и подумать, что делать дальше.
Я вышел на площадь и направился в боковую улицу вдоль трамвайных путей. Июньские дни на Урале долгие и довольно светло почти до 11 вечера. Ужасно хотелось есть – во рту с утра не было ни росинки. Мой бутерброд с сыром полковник конфисковал и на допросе не кормил. Вдали сияла вывеска булочной, я направился к ней, зашёл и стал в застеклённой стойке разглядывать ватрушки и пирожки. Вдруг, к моему изумлению, я увидел в стекле отражение одного из "студентов", прильнувшего к окну и наблюдающего за мной с улицы. Как так? Почему топтуны из почтового ящика всё ещё у меня на хвосте? Почему их не сменила местная бригада? Топтуны Верещагина ведь не могут хорошо знать этот чужой для них город, как же они смогут меня вести? Я решил не спешить, к упил ватрушку и жуя вышел на улицу. Надо всё осмыслить и найти следующий ход.
Думал я так. Сейчас идти домой нельзя – там они меня сразу заберут. Если здесь за мной ходят эти любители из почтового ящика, значит местное КГБ ничего об этом не знает. Стало быть полковник Верещагин своему начальству про меня пока не сообщил. Почему? Либо он не был уверен, что дело стоящее, либо хотел сначала сам собрать как можно больше информации, например, выявить с кем я в контакте, и уж потом преподнести на блюдечке полный компот и тем сорвать максимальный куш. Как бы то ни было, с его стороны это было явное нарушение, а значит у меня был какой-то шанс.
Тут мне в голову пришла спасительная мысль на этом сыграть. Надо сделать так, чтобы лично для него стало опасным дальше раскручивать историю с моим арестом, особенно после того, как он по глупости устроил мне экскурсию по секретной зоне. Терять мне было нечего и я решил пойти ва-банк. Полковник явно подозревает, что я могу быть шпионом, иначе зачем ему за мной следить и выяснять мои контакты? Нужно его в этом заблуждении утвердить, а затем поставить в трудное положение, чтобы он захотел замять это дело. Для этого мне надо быстро и неожиданно исчезнуть, да уйти от топтунов так ловко, чтобы создать у полковника иллюзию опытного конспиратора. Человеческая природа такова, что топтуны ведь не доложат ему, что они лохи и упустили меня по своей неумелости. Скорее всего они будут оправдываться, что не могли тягаться с профессионалом высокого уровня. А значит Верещагину будет опасно докладывать об этом своему начальству. За провал его по головке не погладят и для него будет самое лучшее всё тихо спустить на тормозах. Такой был мой план.
Оторваться от топтунов оказалось не сложной задачей. У меня было явное преимущество. Во-первых, я имел дело с группой совершенно неопытных провинциалов. Во-вторых, они не могли знать город так, как знал я. Моё детство прошло тут, недалеко от вокзала. Я знал здесь каждый угол, каждую подворотню. Но всё же сначала надо проверить, не замешана ли в слежке местная бригада? Если да, то у них где-то поблизости обязательно должен быть автомобиль. Это необходимо выяснить в первую очередь. Я стал петлять, стараясь заходить на улицы с односторонним движением – тогда бы я точно заметил машину, разворачивающуюся на перекрестках. Ходил я так с полчаса, но никаких машин не было видно, только верещагинские топтуны мелькали вдалеке, прикидываясь обычными прохожими. Было заметно, что они стараются держаться ко мне поближе – их явно насторожило моё петляние.
Я шёл по улице параллельной широкой улице им. Свердлова, где ходили трамваи, и автобусы. В просвете между домами я увидел, что по Свердлова от вокзала к центру города идёт автобус. Я знал где остановка, подобрал шаг так, чтобы приблизился к остановке в момент, когда автобус закончит посадку пассажиров. Я делал вид, что меня автобус не интересует, но в последний момент вдруг заскочил в задние двери и автобус пошёл. Я уселся на последнее сидение и видел, как топтуны кинулись бежать вслед (вот для таких ситуаций им бы нужна машина).