– Здорово они побрили нас, у них морда не треснула, ты там не видел этой картины разрывающихся, как – бы благородных лиц?
– Нет, не видел. Я, честно говоря, и этому призу рад, кто откажется от дармовщины, при том что за каких-то, если вкупе всю игру подсчитать, часов восемь выйдет в общей сложности, плюс дорога; туда и обратно и такая сумма – выход достойнейший.
– Это тебе было просто с твоим даром ведения торгов, которого тебе как подкидыша подбросили – задарма получилось, еще и взнос первоначальный вернули на счет, а кто-то свои, может последние вложил, надеясь что-то получить, и пролетел, как фанера над Парижем, с огромными надеждами на выигрыш.
– Ты мне нравоучения читаешь или просто констатируешь сей факт? Это, по идее, их проблемы, не надо влезать, куда собака свой хвост не сует, и все будет хорошо. Надо внимательно в детстве читать таблички на трансформаторных будках: "Не влезай – убьет!"
– А может, у них нет этих электрических будок?
– Ага, нет у них, у таких формалистов. Угрызения совести я не чувствую, это реальность жизни на предмет выживания в этом мире. Если вам дорогу перебежала черная кошка, затем черная Жучка, затем черная внучка, и потом черная мышка, – значит, дед выкопал не репку, а высоковольтный кабель, мораль: надо знать, как и где заработать. И еще я для себя вывел: аксиома первая – дураки учатся на своих ошибках. Аксиома вторая – умные учатся на ошибках других. Следствие – умные учатся у дураков, а дуракам везет. Какой каламбур выдал.
– Давай, Коля, остатки последние в бутылке разливай и поедем домой. Или на посошок, еще закажем граммов триста, возражений нет? Коля, а тебя что мучает?
– Наверное, куда после всевозможных растрат оставшиеся деньги дену. Я, честно, об этом не думал, на наш счет класть резона нет, там и так прилично лежит. Подумаю, может, во дворе площадку детскую оборудую по последнему слову техники, в Англии этому вопросу много уделяют внимания, заботятся о молодом поколении, я много таких игровых мест продвинутых видел там. И правда, хоть какой-то след оставлю, а то ТСЖ в доме не в состоянии это сделать для детей, денег на такое у них нет, все время ходят по квартирам, побираются: то на ремонт домофонов собирают, то на камеры наблюдения, хотят поставить в подъезды, чтобы уличить, кто порядок не соблюдает, грязь разводит и лампочки постоянно выкручивает. В конечном итоге ими окажутся бабушки, божьи одуванчики, на них никто не подумает, как в детективах Дарьи Донцовой: преступник – тот, кого вообще никто никогда не заподозрит. А еще можно на детский фонд по реабилитации больных детей, после онкологии, часть денег бросить, фондов этих много в последнее время образовалось. Пускай наши детишки, наша смена, выздоравливают, храни их Господь. Да мало куда можно деньги деть, главное – чтобы они были и можно использовать их с пользой, для всех нас, вот как я думаю.
– Ну что, допиваем, дорогие мои, и поехали, я за эти дни знаете как по Людмиле соскучился, как будто целый год не видел, а прошло всего-то ничего, несколько дней, совсем домашним становлюсь.
Друзья в такт словам Миши дружно допили остатки водки и доели оставшуюся часть закусок, довольные всем на свете, и чуть не в обнимку втроем вышли из аэровокзала, хотелось громко петь, и даже что-то пытались. Поймали такси, дружно сказали свои адреса и спьяну пытались очень подробно объяснить водителю, как их везти. Таксисту это было привычно – контингент разный встречал, и не таких, как эти, в ответную им разъяснил, чтобы не беспокоились, их развезет как положено. И действительно, от выпитого их немного "развезло". Поехали. Заехали в город, первому выходить Васятке. У дома Васи Миша вышел из такси проводить до подъезда, и, пока шли, обратился к нему чуть заплетающим языком: "Вася, представь такую картину – сидишь ты с Надей своей на диване, обнялись так, и она тебе: "Вот, Васенька, мы живем с тобой не один десяток лет вместе, деток нажили, а все-таки друг друга до конца еще не узнали. Ты уж прости меня, Васенька, открою тебе мою сокровенную тайну – я дальтоник и цвета вообще не различаю, и все это время я от тебя это скрывала. Прости меня, Васятка!" А ты ей в ответ: "Ничего, Надя, такое бывает, вот я, например, негр и даже не парюсь по этому поводу". Я к чему это веду: ты вот пашешь, действительно как негр, хорошего, можно сказать, не видел. Давай начинай жить по-другому, для души. И это не пьяный треп, ты не подумай, что я с какой-то обидой на тебя или учу жить, просто мы друзья с горшка детского, и я тебя люблю. Все, я пошел, бывай. Надюхе, привет огромный передавай.
Вася вообще не понял пламенную речь Миши, до него только дошло: друг, горшок, люблю. Только и мог переплюнуть через губу: "И вам не хворать", зашел нетвердой походкой в свой подъезд. Обернулся, помахал рукой всем на прощание и скрылся в темноте подъезда.
Следующая остановка – у дома Николая, тот в хорошем подпитии буркнул: "Остановка "Никольская", конечная, просьба освободить трамвай, и не забывайте свои вещи в вагоне, он следует в парк", как будто он ездит в наших трамваях круглые сутки. Сам на машине рассекает все время, и если бы была возможность, и по нужде ходил бы в машине, без нее и ни туда, и ни сюда. Видно, дошло окончательно до обоих полушарий мозга выпитое. Валя в полном составе с детьми, несмотря на позднее время, уже ждала у подъезда своего милого бухгалтера. Михаил взглянул на детей и сказал: "Коля, а что у тебя каждое последующее дитя все светлей и светлей, может, картридж менять надо было вовремя?" Коля взглянул стеклянным взглядом: "Сам меняй, собака страшная. Когда у тебя будут дети, и какого цвета, тогда на них и посмотрим".
– Валюха, привет! Вот я и дома, как и обещал, совсем не поздно возвратился и почти трезвый. – Обернулся к Михаилу и так трезво выдал:
– Правильно, что не согласился остаться за кордоном, заграница нам никогда не помогала безвозмездно, то есть даром, даже в войну по лизингу наваривались, и я тебя люблю и уважаю за то, что, сколько у тебя сложностей в жизни было, у тебя всегда хватало мозгов выкрутиться из пикантных ситуаций и еще нас прицепом подтянуть и подкормить. Я так не смог бы, я же хохол, сперва под себя матрац подложу и только потом другим дам. Дай я тебя расцелую. Валентина, может, хватит здесь песни петь про Магадан, идем домой.
– Пить надо меньше.
– И правда, Миша, да-а-а-а… Если даже мой участковый врач бросил пить, может быть, это действительно вредно?
Тут же младшенькая Коли подбежала к Михаилу:
– Дядь Миша, вы нас любите и папа слушается вас, ну уговорите папу купить мне чихуахуаеныша.
Миша чуть не поперхнулся от такого заявления. Выручила Валя:
– Маша, ты своим щенком дебильным всех знакомых и друзей папиных достала, сколько можно говорить об этом. Миша, не обращай внимания, езжай, тебя Люся ждет.
Таксист из машины подал голос: "Мы едем или еще разговаривать будем? Деньги прибавьте к ранее оговоренной сумме и говорить продолжайте, сколько угодно, в рамках уплаченной суммы. Вы не одни такси ждете, у меня заказы горят изза Вас".
– Не, командир, едем. Валя, давай не болей, дети, слушайтесь мамку и папку, Коля, держи хвост морковкой, поехал я за орехами.
Глава 16
Сел в такси и продолжил путь один до дома до хаты своей молча, благо, уже совсем близко. "А из нашего окна площадь Красная видна", – стал вроде пытаться напевать, а точнее, бубнить, но услышал голос таксиста: "Все, приехали". Глянул из окна на дом свой. Ночь, и закралась мысль в голову: а не слинять ли, не заплатив? Дом большой – в подъезд забежал, и ищи-свищи! "Что у пьяного на уме, то надо быстро подкрепить действиями?" Выбежал из машины. Сначала ударился дурной башкой об стойку автомобиля. Потом, когда пытался бежать, споткнулся о бордюр и больно навернулся на скамейку. Пока вставал, порезал руку о гвоздь, торчащий из перекладины. Стоя у двери подъезда, полминуты пытался набрать код домофона. Все это время таксист смотрел на Михаила ошалелыми глазами из машины и активных действий не предпринимал. "Он в шоке!" – подумал Миша. Все оказалось проще – потом, уже в подъезде, Михаил вспомнил, что заплатил ему заранее, когда садились всей гурьбой в машину. Тут нечего сказать, идиота кусок. Стал медленно подыматься к себе домой, спокойно так глядя на пораненную руку: "Интересно, что таксист подумает обо мне? Наверное, решит, что явно псих", и как таких за кордон пускают.
Ничего себе, вспомнил детство золотое, у порога перед дверью тщательнейшим образом стал вытирать обувь о коврик, будто первоочередной задачей перед ним стало стереть подошвы ботинок до носков, чтобы лишний раз не мыть их, пока не услышал тихий голос Людмилы: "Проходи, милый, а я-то подумала, что кошка скребется в нашу дверь, а это вон какая кошара заграничная приехала". Посмотрел на Людмилу, пробормотал: "В принципе, женщина может и промолчать, но дело в том, что у женщины нет такого принципа. Родная, вот он я, приехал, как ты здесь без меня?" И ввалился домой, снял кое-как ботинки. Впечатление от проделанного осталось такое, будто вовнутрь обуви клей "Момент" от всех проблем налили. Прошел на кухню попить соку холодненького, если есть, увидел накрытый стол с едой и посередине, как солдат по стойке смирно, стояла бутылка хорошего вина.